Тут же Джеймс Хауден поймал себя на том, что пытается прикинуть, сколько еще продержится в Канаде культ королей, королев и королевского наместника. В конце концов страна, конечно, вырвется из объятий британской монархии — подобно тому, как она сбросила с себя бремя правления британского парламента. Сама атмосфера королевского двора — вычурный протокол, раззолоченные кареты, придворные лакеи, золотые обеденные сервизы — давно отстала от времени, особенно в Северной Америке. Уже сейчас добрая часть связанных с троном церемоний казалась довольно смешной и забавной, словно остроумная головоломка. Но настанет день, а он непременно придет, когда люди станут потешаться открыто, и вот тогда начнется подлинный распад. А возможно, разразится какой-нибудь внутридворцовый королевский скандал, и крушение произойдет стремительно как в Британии, так и в Канаде.

Эти мысли о королях, королевах и монархии напомнили ему о вопросе, который он должен сегодня обязательно поднять. Их группка приостановилась, и, уводя генерал-губернатора от остальных, Хауден спросил:

— Насколько известно, сэр, вы ведь в следующем месяце отбываете в Англию?

Официальное “сэр” было лишь данью приличиям. Между собой они уже давно были на ты.

— Восьмого числа, — уточнил генерал-губернатор. — Натали уговорила меня отправиться морем из Нью-Йорка. Каково, бывший начальник штаба ВВС — и путешествует морем?!

— Вы, конечно, будете встречаться в Лондоне с ее величеством, — продолжал премьер-министр. — Мне подумалось, что во время встречи вы могли бы поднять вопрос о ее государственном визите к нам, который мы планировали на март. Считаю, что, если вы замолвите словечко, это содействовало бы положительному решению.

Приглашение королеве было направлено несколько недель назад через верховного комиссара[3] в Лондоне. Шаг этот был предпринят — во всяком случае, так рассчитывали Джеймс Хауден и его ближайшие соратники по партии — в качестве эффектного маневра перед выборами, намеченными на конец весны или начало лета, поскольку королевский визит обычно без осечки добавлял голосов находящейся у власти партии. Сейчас, учитывая события последних нескольких дней и новые жизненно важные проблемы, о которых стране предстоит вскоре узнать, такой визит становился вдвойне важным.

— Да, я слышал, что приглашение уже ушло, — в тоне генерал-губернатора проскользнуло определенное сомнение. — Поздновато, я бы сказал. Похоже, они там, во дворце, предпочитают знать об этом как минимум за год.

— Мне это известно, — на миг Хауден почувствовал себя задетым тем, что Гриффитс счел необходимым поучать его в делах, о которых он сам прекрасно осведомлен. — Однако такие вещи можно уладить. Уверен, что визит сослужил бы стране добрую службу, сэр.

Несмотря на еще одно почтительное “сэр”, Хауден непререкаемым тоном дал понять, что он отдает приказ. “Примерно так же, — мелькнула у него мысль, — это будет воспринято и в Лондоне. Королевский двор прекрасно знал, какую позицию занимает в шатком Британском Содружестве Канада, его самый богатый и наиболее влиятельный член, и, если только будет возможно перетасовать прочие обязательства, королева и ее супруг прибудут непременно”. На самом деле, подозревал он, нынешняя задержка с принятием приглашения была лишь показной и формальной, но даже и в этом случае не помешает оказать все давление, какое он только может.

— Я передам ваше мнение, премьер-министр.

— Благодарю.

Короткий диалог напомнил Хаудену, что ему пора начинать думать о преемнике Шелдона Гриффитса, срок пребывания которого в должности, уже дважды продлевавшийся, истекал в будущем году.

В смежной с Продолговатой гостиной столовой образовалась очередь к буфетной стойке. Что было совсем неудивительно: шеф-повар государственной резиденции Альфонс Губо славился своим кулинарным искусством. Одно время ходили упорные слухи, что супруга президента США пыталась переманить Губо из Оттавы в Вашингтон. И до тех пор пока это сообщение не было решительно опровергнуто, ситуация носила все признаки назревающего международного конфликта.

Маргарет дотронулась до руки мужа, и они вместе с остальными направились в столовую.

— Натали вовсю хвастает заливным из омаров. Утверждает, что его надо обязательно попробовать.

— Предупреди, когда оно мне попадется, дорогая, — попросил ее Хауден и не смог сдержать улыбки.

Это была их обычная шутка. Джеймс Хауден никогда не проявлял ни малейшего интереса к пище и порой, если ему не напоминали, вообще забывал поесть. Обычно он садился за стол, целиком погруженный в свои мысли, и бывали случаи, когда Маргарет готовила для него особые деликатесы, а муж, рассеянно управившись с ними, не мог сказать, что именно ел. В первые годы их супружеской жизни безразличие мужа к ее стряпне, заниматься которой она очень любила, доводило Маргарет до слез, но теперь эти вспышки обиды давно уступили место несколько даже забавлявшему ее смирению.

Обозревая богато уставленную яствами буфетную стойку, за которой заботливый официант держал наготове две тарелки, Хауден заметил:

— Выглядит впечатляюще. Как тут во всем разобраться?

Обрадованный почетной возможностью обслуживать самого премьер-министра, официант скороговоркой выпалил названия блюд: малосольная белужья икра, мальпекские устрицы, паштет по-домашнему, заливное из омаров, миньон из гусиной печени, холодная грудинка, галантир из каплуна, копченая индейка, виргинская ветчина…

— Спасибо, — прервал его Хауден. — Будьте добры, ломтик говядины, хорошо прожаренной, пожалуйста, и чуточку салата.

Увидев, как разочарованно вытянулось лицо официанта, Маргарет умоляюще шепнула:

— Джейми!

И Хауден, спохватившись, торопливо добавил:

— И еще, пожалуйста, что-нибудь по рекомендации моей жены.

Когда они отходили от стойки, вновь появился адъютант.

— Извините меня, сэр. Вам звонит мисс Фридмэн.

Хауден отставил нетронутую тарелку.

— Хорошо, спасибо.

— Ты действительно должен идти, Джейми? — в голосе Маргарет зазвучала досада. Он кивнул:

— Милли не стала бы звонить без неотложной надобности.

— Вы можете поговорить из библиотеки, сэр. — Поклонившись Маргарет, адъютант пошел впереди премьер-министра, указывая путь.

Несколько минут спустя Хауден взял телефонную трубку:

— Милли, я пообещал, что это важно.

— Так оно и есть, по-моему, — ответила на другом конце провода нежным контральто его личная секретарша.

Порой ему нравилось говорить с Милли лишь ради того, чтобы вслушиваться в тембр и интонации ее голоса.

— Где вы находитесь? — спросил он.

— В конторе. Пришлось вернуться. Со мной здесь Брайан. Поэтому и звоню.

Он ощутил прилив безотчетной ревности при мысли, что Милли Фридмэн осталась наедине с кем-то другим… Милли когда-то была героиней его романа, о котором он с привкусом вины вспоминал сегодня вечером. В те времена их связь была страстной и всепоглощающей, но, когда все прекратилось, как он и предвидел с самого начала, они вновь стали жить каждый своей жизнью — словно заперли на замок дверь между двумя смежными комнатами. Никто из них никогда не заговаривал о том неповторимом, особом времени. Но порой — как вот сейчас, в эту минуту — один только звук ее голоса или брошенный на нее взгляд мог снова взволновать его так, будто он опять молод и полон желаний, будто и нет стольких прожитых лет… Но потом, потом всегда побеждала робость человека, который не мог допустить — в глазах общественности — ни малейшей трещинки в своем непроницаемом панцире.

— Ладно, Милли, дайте-ка мне Брайана, — распорядился он.

Наступила пауза, он слышал шорох передаваемой из рук в руки трубки. Затем сильный мужской голос решительно и лаконично объявил:

— В Вашингтоне утечка информации, шеф. Один из канадских репортеров раскопал там, что вас ожидают для встречи с самым главным. Необходимо заявление из Оттавы. Если новость сообщат из Вашингтона, создастся впечатление, будто вас туда вызывают.