Этот обед ничем не отличался от предыдущих — Слава с Корнеевым увлеченно играли в шахматы, тщательно записывая все свои победы и поражения, Володя Почкин меланхолично курил, сидя на подоконнике, Роман Ойра-Ойра в дальнем углу разминался в магии, превращая табуретку в букет цветов и обратно, Эдик Амперян проникновенным голосом разговаривал по телефону с хорошенькой девушкой Майей, а художник нашей газеты Саня Дрозд учил всеобщего любимца попугая Фотончика говорить «каррамба!». Я же вместе с очаровательной практиканткой Стеллочкой занимал второй в этой комнате подоконник, вдвоем сочиняя новую острую статью для нашей стенгазеты. Короче говоря, кругом были приятные дружные люди, увлеченные интересным делом. Все были счастливы, веселы и жизнерадостны, и ничего не предвещало начала тех невероятных событий, которые в скором времени перевернут размеренную жизнь нашего института.

В комнату осторожно заглянул Янус Полуэктович. Близоруко оглядев притихший зал, он задержал свой взгляд на нашей паре.

— Э-э, Александр Иванович, — обратился он ко мне, сразу выдав в себе У-Януса. — Мы с вами вчера не разговаривали?

— Нет, — привычно ответил я, на всякий случай слезая с подоконника.

— Тогда, если вас не затруднит, как только вы освободитесь, зайдите ко мне, — виновато, словно извиняясь, сказал шеф и аккуратно прикрыл за собой дверь.

— Хорошо, — успел кивнуть я, даже и не подозревая о дальнейшем.

— Александр Иванович. У меня к вам будет небольшая просьба, — осторожно начал У-Янус, когда я вошел в кабинет директора.

— Слушаю вас, — с готовностью отозвался я, приняв умный и внимательный вид, подобающий данной ситуации.

— В настоящее время профессор Выбегалло запланировал новый эксперимент.

Я на всякий случай кивнул.

— Не сочтите за труд, проконтролируйте, пожалуйста, его ход. Я боюсь, как бы не было новых эксцессов.

Я недоуменно поднял глаза.

— Эксперимент, как мне кажется, обещает быть интересным. Не хотелось бы, чтобы он сорвался.

— Хорошо, Янус Полуэктович. Вот только не совсем понятно, что я буду должен делать?

— Если вас не затруднит, предложите свои услуги профессору. Он тщеславен и, как мне кажется, не откажет.

— Ну и что тебе сказал наш директор? — спросил грубый Корнеев, поймав меня в коридоре.

— Представляешь, он мне предложил принять участие в новом эксперименте Выбегалло, — удивленно проговорил я, еще не успев отойти от услышанного и совершенно, поэтому, не обижаясь на Витьку.

— Ого!? — протянул Корнеев, засунув руки в карманы и покачиваясь с пятки на носок. — У-Янус зря говорить не будет — все-таки ему ведомо будущее… Интересно, что за всем этим скрывается? Кстати, ты не знаешь, что на этот раз задумал наш гениальный умник?

Я пожал плечами.

— Ну ладно, иди, ищи своего светилу.

Я поднялся на шестой этаж и заглянул в лабораторию Выбегаллы, которого, впрочем, там не оказалось. Но зато в дальнем углу я заметил Эдика, о чем-то весело беседующего со Стеллочкой.

— Молодые люди, — строгим тоном проговорил я. — Выбегалло не пробегалло?

Стеллочка прыснула, а Эдик шутливо нахмурил брови, мол, мешаешь, старик.

Я им весело улыбнулся и неторопливо пошел в бухгалтерию, справедливо решив, что если профессор в институте и не у себя в лаборатории, то значит только там.

Так оно и оказалось, и я мысленно поздравил себя с победой логического мышления, основанного на знаниях некоторых слабостей данного индивидуума.

Выбегалло, как обычно в тулупе и валенках, стоял у кассы и слюнявил пальцами только что полученные деньги.

— Амвросий Амбруазович, извините, что отвлекаю, — вкрадчиво начал я. — Но я слышал, вы начали подготовку к новому грандиозному эксперименту?

Выбегалло аккуратно спрятал деньги за пазуху и внимательно посмотрел на меня белесыми, ничего не выражающими глазами.

— Не просто грандиозному, величайшему — мон шер, — сказал он.

— А можно поинтересоваться, в чем будет его суть?

— А вы не знаете?

— Нет, — покачал я головой, как можно удрученнее.

— Странно, странно, — с сомнением покачал головой Выбегалло. — Впрочем, ладно, отчего бы и не поделиться с молодежью…

Он засунул правую руку за подкладку и принял подобающую позу.

— Есть мнение, — начал он снисходительным тоном, — что для дальнейшей работы на тернистом пути определения — что же такое счастливый человек, в дополнение к трем предыдущим моделям необходимо создать четвертую модель — самого идеального, с точки зрения человечества, человека. Поясняю, если вы не до конца уяснили мою мысль — собрать из богатой истории все положительные черты, которые приписывались тем или иным положительным персонажам, и сделать такого индивидуума. Тем самым мы получим богатый материал для последующего изучения. Компрене ву?

Я пожал плечами.

— Но ведь мужчинам приписывают одни качества, а женщинам — другие. Мне кажется, нельзя их так просто скрещивать между собой.

— Вы, как я вижу, недопоняли, — сказал профессор надменно. — В этом и состоит суть эксперимента — создать универсального идеального человека.

Я представил себе это существо и мне стало не по себе. Я решительно не понимал, чем я-то могу быть полезен в этой очередной авантюре Выбегаллы, но тут меня осенила одна идея.

— А давайте я пропущу все это через машину. Обработаю, так сказать, по последнему слову техники.

— А что, идея хорошая, — неожиданно с легкостью согласился Выбегалло и как-то по-отечески посмотрел на меня. — Надо и последние достижения техники привлекать, не все же по старинке работать.

Идея на самом деле оказалась интересной и, как ни странно, сильно меня увлекла.

Естественно, ни о каком скрещивании мужчин и женщин я и не помышлял. А заинтересовала меня возможность создать этакого со всех сторон положительного человека, естественно — женщину (как-никак я все-таки мужчина!). И поначалу все казалось таким простым и понятным. Но когда я стал заносить в базу данных черты женского характера, которые, как я считал, соответствуют ее положительному образу, я вдруг заметил, что не такое это на самом деле простое дело, как казалось на первый взгляд.

Во-первых, черт на самом деле оказалось много. Я считал, что положительной женщине должны быть присущи одни качества, Витька думал про другие, а Эдик — про третьи. Зачастую они не совпадали. А во-вторых — здесь было два разных направления — внешность и физические данные (походка, гибкость, движения рук и головы) и ее внутренний мир.

Витька, просмотрев мои записи, обозвал меня дураком и сказал, что такой объем описаний красивых женщин, который заключен в мировой истории, обработать просто физически невозможно. А если и получиться сделать это, скажем, к старости, то ответа все равно не будет — не может одна единственная женщина удовлетворить всем вкусам и условиям. Да и сам знаешь, хлопнул он меня по плечу напоследок, в разные эпохи были разные критерии красоты — вот, например, первобытные люди очень любили толстых женщин, чтобы в голодное время было чем питаться. Дурак ты, Витька, сказал я, обидившись, и ушел искать Эдика Амперяна.

Эдику моя идея поначалу понравилась и он тут же на листочке бумаги стал составлять список критериев, по которым должен, по его мнению, проходить отбор, но скоро сдался и сочувственно посмотрел на меня.

— Может, зря все это? — спросил он чуть виновато. — Не связывайся с этим. Все равно у Выбегаллы ничего путного никогда не выходило.