ТРОЩЕЙКИН:
Значит, он был угрюм?
РЕВШИН:
Адски угрюм.
ТРОЩЕЙКИН:
Ну, кабы я был законодателем, я бы за выражение лица тащил бы всякого в участок - сразу. Это все?
РЕВШИН:
Терпение. Не успел я отойти на пять шагов, как меня догоняет ресторанный лакей с запиской. От него. Вот она. Видите, сложено и сверху его почерком: "Господину Ревшину, в руки". Попробуйте угадать, что в ней сказано?
ТРОЩЕЙКИН:
Давайте скорей, некогда гадать.
РЕВШИН:
А все-таки.
ТРОЩЕЙКИН:
Давайте, вам говорят.
РЕВШИН:
Вы бы, впрочем, все равно не угадали. Нате.
ТРОЩЕЙКИН:
Не понимаю… Тут ничего не написано… Пустая бумажка.
РЕВШИН:
Вот это-то и жутко. Такая белизна страшнее всяких угроз. Меня прямо ослепило.
ТРОЩЕЙКИН:
А он талантлив, этот гнус. Во всяком случае, нужно сохранить. Может пригодиться как вещественное доказательство. Нет, я больше не могу жить… Который час?
РЕВШИН:
Двадцать пять минут четвертого.
ТРОЩЕЙКИН:
Через полчаса придет мерзейшая Вагабундова: представляете себе, как мне весело сегодня писать портреты? И это ожидание… Вечером мне должны позвонить… Если денег не будет, то придется вас послать за горячечной рубашкой для меня. Каково положение! Я кругом в авансе, а в доме шиш. Неужели вы ничего не можете придумать?
РЕВШИН:
Да что ж, пожалуй… Видите ли, у меня лично свободных денег сейчас нет, но в крайнем случае я достану вам на билет, - недалеко, конечно, - и, скажем, на две недели жизни там, с условием, однако, что Любовь Ивановну вы отпустите к моей сестре в деревню. А дальше будет видно.
ТРОЩЕЙКИН:
Ну, извините: я без нее не могу. Вы это отлично знаете. Я ведь как малый ребенок. Ничего не умею, все путаю.
РЕВШИН:
Что ж, придется вам все путать. Ей будет там отлично, сестра у меня первый сорт, я сам буду наезжать. Имейте в виду, Алексей Максимович, что когда мишень разделена на две части и эти части в разных местах, то стрелять не во что.
ТРОЩЕЙКИН:
Да я ничего не говорю… Это вообще разумно… Но ведь Люба заартачится.
РЕВШИН:
Как-нибудь можно уговорить. Вы только подайте так, что, дескать, это ваша мысль, а не моя. Так будет приличней. Мы с вами сейчас говорим как джентльмен с джентльменом, и, смею думать, вы отлично понимаете положение.
ТРОЩЕЙКИН:
Ну, посмотрим. А как вы считаете, сэр, - если действительно я завтра отправлюсь, может быть, мне загримироваться? У меня как раз остались от нашего театра борода и парик. А?
РЕВШИН:
Почему же? Можно. Только смотрите, не испугайте пассажиров.
ТРОЩЕЙКИН:
Да, это все как будто… Но, с другой стороны, я думаю, что если он обещал, то он мне достанет. Что?
РЕВШИН:
Алексей Максимович, я не в курсе ваших кредитных возможностей.
Входят Любовь и Вера.
ВЕРА: (Ревшину).
Здравствуйте, конфидант.
ТРОЩЕЙКИН:
Вот, послушай, Люба, что он рассказывает. (Лезет в карман за запиской.)
РЕВШИН:
Дорогой мой, вы согласились этого рискованного анекдота дамам не сообщать.
ЛЮБОВЬ:
Нет, сообщите немедленно.
ТРОЩЕЙКИН:
Ах, отстаньте вы все от меня! (Уходит.)
ЛЮБОВЬ: (Ревшину).
Хороши!
РЕВШИН:
Клянусь, Любовь Ивановна…
ЛЮБОВЬ:
Вот о чем я вас попрошу. Там, в передней, бог знает какой разгром. Я, например, палец порезала. Пойдите-ка -- нужно перенести из спальни другое зеркало. Марфа не может.
РЕВШИН:
С удовольствием.
ЛЮБОВЬ:
И вообще вы будете следить, чтоб она не шуганула какого-нибудь невинного гостя, приняв его за вашего сегодняшнего собеседника.
РЕВШИН:
Любовь Ивановна, я с ним не беседовал - вот вам крест.
ЛЮБОВЬ:
И заодно скажите ей, чтоб она пришла мне помочь накрыть к чаю. Сейчас начнут собираться.
ВЕРА:
Любочка, позволь мне накрыть, я это обожаю.
РЕВШИН:
Увидите, буду как цербер. (Уходит.)
ЛЮБОВЬ:
Всякий раз, когда ожидаю гостей, я почему-то думаю о том, что жизнь свою я профукала. Нет, лучше маленькие… Так что ж ты говоришь? Значит, у него все та же экономка?
ВЕРА:
Да, все та же. Эти?
ЛЮБОВЬ:
Хотя бы. А откуда Лиза ее знает?
ВЕРА:
Она как-то рекомендовала Лизу Станиславским, а я ее от них получила. Я как сегодня пришла от тебя, застала ее за оживленной беседой с дворником. Барбашин да Барбашин -- сплошное бормотание. Словом, оказывается, что он приехал без предупреждения, вчера около семи вечера, но все было в полном порядке, так как экономка там все время жила.
ЛЮБОВЬ:
Да, я хорошо помню эту квартиру.
ВЕРА:
Нынче ночью он выходил куда-то, а потом чуть ли не с утра писал на машинке письма.
ЛЮБОВЬ:
Ах, Вера, как это все, в общем, плоско. Почему я должна интересоваться сплетнями двух старых баб.
ВЕРА:
А все-таки интересно, сознайся! И немножко страшно.
ЛЮБОВЬ:
Да - и немножко страшно…
Входят Марфа с тортом и Антонина Павловна с фруктами.
ВЕРА:
Вдруг он правда замышляет что-нибудь зловещее? Да, вот еще: будто бы очень отощал в тюрьме и первым делом заказал котлет и бутылку шампанского. Вообще Лиза тебя очень жалела… Сколько будет человек приблизительно? Я правильно сосчитала?
ЛЮБОВЬ:
Писатель… Тетя Женя, дядя Поль… Старушка Николадзе… Мешаев… Ревшин… Мы четверо… кажется, все. На всякий случай, еще один бокал поставим.
ВЕРА:
Для кого это? Или?..
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
Мешаев говорил, что, может быть, будет его брат. А знаешь, Любуша…
ЛЮБОВЬ:
Что?
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
Нет, ничего, я думала, что это из старых вилочек.
Входит Трощейкин.
ТРОЩЕЙКИН:
Ну вот, слава богу. Люди начинают просыпаться. Люба, сейчас звонил Куприков и умолял нас не выходить на улицу. Он сейчас у меня будет. Очевидно, есть что-то новое. Не хотел по телефону.
ЛЮБОВЬ:
Очень жаль, что придет. Я совершенно не выношу твоих коллег. Видишь, Вера, бокал пригодится. Ставь-ка еще лишний.
ТРОЩЕЙКИН:
Да, кажется, люди начинают понимать, в каком мы находимся положении. Ну, я, знаешь, подкреплюсь.
ЛЮБОВЬ:
Оставь торт, не будь хамом. Подожди, пока соберутся гости, тогда будешь под шумок нажираться.
ТРОЩЕЙКИН:
Когда придут гости, то я буду у себя. Это уж извините. Хорошо, я возьму просто конфету.
ВЕРА:
Алеша, не порти. Я так чудно устроила. Слушай, я тебя сейчас шлепну по пальцам.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
Вот тебе кусочек кекса.
Звонок.
ТРОЩЕЙКИН:
А, это старуха Вагабундова. Попробую сегодня дописать. У меня руки трясутся, не могу держать кисть, а все-таки допишу ее, черт бы ее взял! Церемониться особенно не буду.
ВЕРА:
Это у тебя от жадности руки трясутся.
Входит Ревшин.
РЕВШИН:
Господа, там пришла какая-то особа: судя по некоторым признакам, она не входит в сегодняшнюю программу. Какая-то Элеонора Шнап. Принимать?
ТРОЩЕЙКИН:
Что это такое, Антонина Павловна? Кого вы зазываете? В шею!
АНТОНИНА ПАВЛОВНА: