Всё более и более разочаровываясь, путешественники перескакивали через большие периоды, в которых тоже были пустые промежутки, а это значило, что целый континент мог оказаться неучтенным, — такое случалось в эпохи, когда культура умирала. Друзей угнетало, что какая бы сила ни вызывала видения прошедших веков в сознании современного человека, эти видения зависели не от самого человека, а от сохранности в настоящее время ствола, относящегося к данной эпохе. Поэтому можно было допустить, что целые общества оказались скрытыми от исследователей.

Но утешало то, что предмет их поисков скорее всего находился в технически оснащенной культуре, а поскольку именно таковые и распространялись на земле, можно было надеяться, что они не ускользнули от их взгляда.

Однажды путешественники наткнулись на эпоху Мув, жители которой пятьдесят тысячелетий назад предприняли попытку изменить движение планеты Меркурии, чтобы спасти своего деспота-правителя от неприятного предсказания. Это было уже похоже на то, что они искали, однако Мув с поистине грандиозной задачей не справились. Это привело их в состояние такого уныния, что все они погибли в ужасной войне, которая сравняла горы и вызвала погружение в пучину многих островов. Вконец расстроенные, друзья двинулись дальше.

Воспоминания становились все туманнее, поскольку на них накладывалось множество отражений. Очевидно, приближался предел разнообразия, на которое было способно человечество. Случалось, что событие, дающее, наконец, им надежду, оказывалось лишь отблеском культуры, находившейся в тысяче, пяти тысячах, двадцати тысячах лет от него, и уже было невозможно выделить незатуманенную группу истинных фактов. Но все же несколько великих культур ярко выделялись из общего ряда: Куреилы, Ломрилы, Слаффы — все они пытались лететь к звездам, хотя по-настоящему это никому из них так и не удалось.

Прошел год, и однажды во время вечерней еды, когда они, как обычно, обменивались информацией, полученной за день, Паро-Мни сказал:

— Похоже, что перед нами непроходимый участок. Плотность данных на нем такова, что все наши ученые вместе взятые вряд ли смогут ее преодолеть, если, конечно, когда-нибудь заберутся так далеко. Смешение событий многих тысячелетий — это проблема, о существовании которой мы и не подозревали.

— Но как можно было это предвидеть? — сказала Кионг-Ла. — За тысячу лет историки дошли лишь до Лимерианской Империи. А мы сейчас углубились в прошлое на семьдесят — восемьдесят тысяч лет.

— Допустим. Но теперь мы приблизились к цивилизациям, которые, возможно, имели ключ к тому, что мы ищем. Было бы обидно, если бы они так и остались в тумане.

— Почему они, а не кто-нибудь еще до них? — поинтересовался Ху. — Можно предположить, что когда-то была… порода людей, если можно так выразиться, которые слышали зов звезд и откликались на него! А потом они вымерли…

— Такие люди не могли вымереть, — сказал Креоан. — Об этом говорит даже то, что ты бросил привычную жизнь и пошел вместе с нами.

— Мне кажется, — проговорила Кионг-Ла, — что ученые постепенно теряли интерес к изучению неорганических веществ. Противоположное направление, занимающееся изучением самого человека, оказалось более перспективным. Оно представлено и в нашем обществе с его тысячелетним проектом.

— Нельзя разделять эти два направления, — возразил Паро-Мни. — Я всегда так считал, а падающая на Землю звезда лишний раз это подтверждает. Какой смысл пытаться постичь человечество, если не останется ни одного человека, чтобы объективно все оценить?

— По-моему, полный провал, — устало сказала Чалит. — В доступном нам участке исторической памяти нет даже намека на то, как спасти Землю. Но даже если бы такая возможность и существовала, на свете нет никого, кто бы мог ею воспользоваться.

— С этим я не могу согласиться, — прервал ее Креоан. — Не кажется ли тебе странным, что повторяющийся цикл, который явно существует, оставался на одном и том же уровне вплоть до периода Усовершенствования Человека? Значит, было целое тысячелетие неподвижности и окостенения. Похоже, дольше оставаться в таком состоянии человек просто не может. Если цикл не нарушен, то я утверждаю, что где-то на Земле есть люди, которые строят с помощью механизмов и изобретают машины. Не могут все быть помешаны на прошлом или деградировать, как темнокожие человечки.

— Как долго живут Древа Истории? — неожиданно спросил Ху. Паро-Мни непонимающе уставился на него.

— Ну… Точно мы не знаем. Эти деревья Умфтити сеяли в своих рощах двадцать девять тысяч лет назад, но не было никого, кто бы это описал.

— Все же давайте вернемся во времена Умфтити, — сказал Ху.

— В какой-то момент этого периода какой-то человек, вероятно, вошел в Древо и заглянул в прошлое, которое теперь загромождено воспоминаниями тридцати тысяч лет, — предположил Ху, и все с облегчением захохотали, словно кто-то отменил висевший над ними приговор.

Такой человек, действительно, существовал, но произнести его имя они не могли, поскольку оно обозначалось щелканьем языка и мимикой. Образ жизни этого человека, его поведение, манера говорить тоже казались странными. Он был жрецом культа, поклонявшегося давно исчезнувшему животному, и носил звериную шкуру, а волосы его прилеплены к черепу глиной. Но он был убежден, что воспоминания — это видения, вызываемые дьявольскими духами, и, войдя в Древо, рассмотрел прошлое до последнего предела.

Он видел Куреилов, Ломрилов и Слаффов, но они были последние из цивилизаций, отправлявшихся к звездам. Только Слаффы достигли успеха, в том смысле как они это понимали, поскольку их целью было просто убедиться, что звезды — это, действительно, звезды, такие же, как земное солнце. Они совершили единственное путешествие, которое стоило одному человеку здоровья и жизни. Когда их предположение относительно звезд подтвердилось, Слаффы потеряли к ним интерес и переключились на что-то другое.

Это была странная культура. В ней существовали не только научные догмы, такие, как утверждение, что звезды — те же солнца, но и чрезвычайно развитая техника. Подмастерье в деревенской кузнице мог за один день выплавить, отлить и собрать двигатель, который согревал и освещал его дом. Но в то же время он мог не иметь представления о географии собственной страны. Беднейший из бедных жил в невероятном комфорте: он спал на мениске между двумя слоями воздуха, теплыми и сухими даже тогда, когда дождь стучал по крыше. Юноша, разлученный с возлюбленной, мог оставить ей на память движущуюся куклу, произносящую слова любви его голосом.

Не останавливая внимания на людях, творящих чудеса, искатели всё дальше и дальше проникали в прошлое, желая узнать, какая уникальная культура продвинулась так далеко, что чудеса остались после нее просто как осколки. Так как наследство этой культуры полностью исчезло еще до расцвета Мув, можно было предположить: во времена Куреилов существовала лишь часть первичной массы знания. Тогда считалось само собой разумеющимся, что люди небольшого городка могут строить космические корабли и посылать их к Луне для удовлетворения своих потребностей в руде.

Но, углубляясь все дальше в прошлое, искатели больше не встречали этих чудес. Существовал лишь один ряд, состоящий из семи культур, в которых умение управлять космическим кораблем было всеобщим, и многие люди свободно этим пользовались. В конце концов друзьям пришлось согласиться с тем, что говорил Ху: очевидно, когда-то существовала категория людей, которые были очарованы пустотой, безгранично простиравшейся вглубь Вселенной, — и они с радостью приняли ее вызов. Что случилось потом? Почему это очарование исчезло? Может быть, просто потому, что полеты в космос стали обычным делом и уже не могли действовать на воображение? Это казалось невозможным! Галактика была слишком велика, и не верилось, что все эти семь культур ограничились изучением лишь небольшого, доступного им участка Вселенной.

Видения вновь стали туманными. Воспоминания Древа были замутнены непониманием того, что происходило во времена Умфтити. Не прошло и месяца, как они снова оказались перед непроходимым участком — таким же смутным, как предыдущий.