Последний листок календаря... Подводятся итоги сделанного, пережитого, передуманного... В минувшем году возникла тема романа. Рождение темы свершилось на пароходе, где я отдыхал летом. Вообразите бескрайние волжские просторы, синеву неба, рябь воды... Полулежа в шезлонге, я наблюдал в мощный бинокль кипучую жизнь берегов. Можно было различить загорелые лица представителей трудового народа, расслышать их звонкие песни. В размышлении над прошлым и будущим этих берегов и родилась тема... Кстати, трогательно доверие народа к нам, писателям. Узнав о моей профессии, двое колхозников, случайные и кратковременные попутчики, просили меня посетить их село и разобраться в каком-то давнем споре с председателем колхоза. Или с агрономом. Не помню точно. Я был тронут, польщен, но попытался объяснить этим добрым людям, что я не газетчик, не очеркист. Ничто постороннее не должно нарушать плавное течение мыслей художника. Ведь уже тогда план романа, посвященный этим же скромным героям, складывался в моей голове. Сейчас я уточняю свой план и набрасываю проект его выполнения.

В минувшем году провел 68 групповых встреч с начинающими прозаиками и поэтами, 112 индивидуальных собеседований и дал свыше 200 кратких советов по телефону. Зарегистрировано 54 моих выступления на заседаниях комиссий и обсуждениях. В целях упорядочения работы завел особую тетрадь для регистрации бесед и учета лиц, охваченных консультациями, как письменными, так и устными. Относительно моих творческих замыслов... В наступающем году предполагаю расширить тетрадь путем введения дополнительных граф. Назрела необходимость ввести последние для регистрации моего рабочего времени, потраченного впустую на ожидание неявившихся. Намерен просить бухгалтерию рассматривать мои заметки на полях рукописи как частичную письменную консультацию (из расчета: три заметки равны одной четверти нормальной двухстраничной рецензии). И впредь все силы и писательское дарование буду отдавать делу роста нашей прекрасной, талантливой литературной молодежи.

Вчерне закончил роман "Хлопкоробы" (колхозная тема). В планах и набросках готов роман "Ошибка Елены Ивановны" (морально-этическая тема). Учтя справедливую критику читателей, переработал мою повесть "Зарево" в пьесу "Марево". Центральный образ повести тракторист Миша переработан коренным образом, превратившись в новом варианте в доярку Машу. Сатирическую пьесу "Гибель Хлюстикова" после моего разрыва с театром переработал в острую клоунаду для госцирка. Не забывал я и любимого дела: киноискусства. В новом году сдам на киностудию сценарий: "И так бывает..." Тема: воспитательная сила демократической критики снизу. Простые люди помогают зарвавшемуся деспоту и бюрократу найти себя, вновь стать полезным членом общества. Жена и взрослые дети, в начале фильма покинувшие деспота, в конце фильма к нему возвращаются, довершая начатое простыми людьми. Обдумываю словесный комментарий для балета, название которого еще неизвестно. Готовлю серию зарисовок о подмосковных детских садах. В голове роятся планы... (Остальное пришлось вычеркнуть за недостатком места.)

Увлеченно и самозабвенно работаю над лирической поэмой "Письмо к сыну Васе". Это рассказ о моей юности, освещенной белыми вспышками электросварок, наполненной пением проводов, пахнущей соленым трудовым потом. Да, был я молод, горяч сердцем... Услыхав о подвиге моих сверстников, строивших Комсомольск-на-Амуре, я заплакал и тут же послал строителям стихотворное приветствие. Есть мой труд и в строительстве метро. Я спустился однажды в шахту, участвовал в перекуре строителей и отозвался на это событие поэмой "Мы метростроевцы"... Да, о чем это я? О сыне. Недавно я рассказывал Васе, которого навещаю регулярно раз в месяц, о том, как изумительно вкусна своими руками испеченная картофелина. Рассказывая, вспоминал дымок костра, запах хвои, вспоминал юность и прослезился. Но в глазах моего сына я не увидел ответного энтузиазма. Сын смотрел на меня строго и осуждающе. Черствость мальчика меня испугала. Нет, что ни говорите, а некоторая часть нашей молодежи растет какой-то бескрылой... Замысел поэмы родился в тот же вечер. Тогда же, за рюмкой нарзана, я кое-что набросал. В поэме наряду с чеканными строками воспоминаний будет задушевная беседа с сыном, в которой сквозит горький вопрос: кто же, кто виноват в неудавшейся личной жизни папы и мамы? Есть и теплые лирические строки:

Наша юность пролетела,

Юность, полная огня.

Наша мама поседела,

Поседела от меня.

Вот... Пишу и плачу. Я сейчас, как в юности, легко плачу...

О старой Москве много написано. И все же некоторые драгоценные, неповторимые черты прошлого все дальше уходят от нас, теряют запахи... Эти горькие думы и вынудили меня приняться за новый том воспоминаний. Сюда войдут мои встречи с великим физиологом И. Павловым, с которым мне довелось дважды лично столкнуться в подъезде дома, где жили радушные, известные всей старой Москве хлебосолы Энские, уже тогда приветившие меня, никому еще не известного молодого поэта. В этот же том войдут воспоминания о моих беседах с известной исполнительницей цыганских романсов Варей Паниной. Помню круглые столики, красные спинки кресел, обнаженные плечи женщин, брильянты, соболя, игру шампанского в тонких с позолотой бокалах... Помню... (Остальное пришлось вычеркнуть за недостатком места.)

1956