— Вероятно, вам известно, — сказал в заключение Дориан, — о неприятном случае, происшедшем вчерашним вечером. Госпожа Костин с трудом, буквально из последних сил отбилась от совершенно отвратительного нападения одного из ваших друзей.

У меня закружилась голова. Словно сквозь туман я видел находившегося поблизости господина Марино, архитектор, казалось, распался на тысячи кусочков, а надо мной плавало пятно света, в котором я начал растворяться. Однако я быстро пришел в себя. Дориан все еще торчал передо мной и ошеломленно разглядывал меня, Марино дремал в кресле, пятно света исчезло.

— Вы не настроены сыграть в бридж? — земным и чуть неуверенным тоном спросил архитектор.

— А где найти четвертого? — кто-то ответил вместо меня.

Это был безжизненный голос Марино.

— Может быть, госпожа Сильвия согласится, — чуть слышно произнес Дориан.

Партия в бридж затянулась до полуночи. Возможно, я хорошо играл, право, судить не могу, хотя Марино меня несколько раз похвалил. Я был словно во сне и все время чувствовал над головой световое пятно. Мы с ней почти не поднимали друг на друга глаз, ведь у нас все было впереди.

В полночь появился дон Петрини с бутылкой «Наполеона». Мы незаметно поменялись рюмками. Я и она. При расставании наши руки ненароком встретились.

Только теперь, заканчивая записи, я чувствую действие алкоголя. Скорее в постель, в объятия спасительного сна.

Воскресенье, 6 июля.

Первым человеком, заговорившим в это утро со мной, вновь оказался Дориан. Он пристал ко мне в холле:

— Господин Энеску, пожалуйста, забудьте наш вчерашний разговор. Это моя личная, очень личная просьба. Прошу считать, что ничего не было, потому что уже все миновало. Заранее благодарен за понимание.

«Все уже миновало…» Что он хотел этим сказать?.. Насколько помню, во время игры в бридж они с Сильвией общались между собой со сдержанной любезностью, не проявляя ни подчеркнутой холодности, ни особого расположения, как люди, случайно встретившиеся в обществе… Что же хотел сказать архитектор? Все кончено или наоборот?..

Беспокойство, смятение, нетерпение, охватившие меня, были слишком велики, чтобы слушать еще и отчет портье, как я это делал каждое утро. Все же я бесшумно приблизился к его стойке. Он стоял спиной ко мне в дверях бюро обслуживания, загораживая проход, и с кем-то вел доверительную, беседу. Именно это обстоятельство подтолкнуло меня на неблагоразумный шаг. Я подкрался ближе и услышал шепот:

— Не беспокойтесь, господин директор, — говорил портье. — Здесь среди жильцов никто не узнает, что он из полиции. Раз вы говорите, у него официальное задание…

Я отошел на цыпочках. Значит, один из жильцов гостиницы — полицейский. С официальным заданием. Ничего себе: кто же это может быть?.. Вычислить не слишком сложно. Методом исключения. Если отбросить ребят из пансионата, остается всего несколько человек. Но мне-то какое дело до того, что в гостинице полицейский. Я в отпуске… А сыщик явно прибыл сюда по пустяковому делу. Ну и на здоровье, а я лучше позабочусь о своем…

Сильвия как раз спускалась по лестнице. Я приветствовал ее легким поклоном и кротко заглянул в глаза. В ответ она медленно склонила голову, окинув меня бездонным взглядом. В ту же секунду для меня наступило тяжелое и окончательное прозрение, и я не побежал ей навстречу, не попытался сопровождать, я лишь молча повернул голову и смотрел ей вслед. Прячась между колоннами, за ней следил и архитектор Дориан. Он сделал несколько шагов навстречу учительнице, но, заметив меня, остановился и, почему-то пожав плечами, направился к стойке портье.

— Новые гости не появились? — спросил он суровым голосом, призванным, очевидно, придать значимость его банальному вопросу.

— Один-единственный, — ответил портье. — Господин из Бухареста, эксперт-счетовод.

— Господин Даниэл И. Даниэл?

Портье пожал плечами:

— Я не дежурил, когда он прибыл. Но если хотите, посмотрю в журнале…

Это было лишним. Эксперт-счетовод, точь-в-точь соответствующий распространенному прототипу — лысоватый, среднего роста, с лицом, утомленным точными расчетами, но с живым блеском в глазах, как раз спускался по лестнице. Он был одет в летний, светлый, почти белый костюм, в одной руке держал соломенную шляпу, в другой — бамбуковую трость. Его походка, движения рук, подозрительный острый взгляд указывали на принадлежность к определенному типу чиновников, свыкшихся со всем, что можно назвать блеском и нищетой их профессии и создавших себе несокрушимую броню — невозмутимость, разумеется, чисто внешнюю.

Он поздоровался, приподняв шляпу так, будто собирался снять ее вовсе, затем опустил руку и задумчиво уселся в одно из кресел гостиной. Через несколько минут спустился господин Марино.

Я вышел из отеля вслед за архитектором Дорианом, но сразу на пляж отправиться не смог, поскольку был вынужден задержаться у дверей пансионата. Пауль возился с мотоциклом, менял переднее колесо.

— Здорово, — приветствовал он меня слегка приглушенным голосом. — Сегодня, кажется, нам придется идти пешком. Как нога? Получше?

— Гораздо лучше, — ответил я. — Ты один?

— Остальные бездельники увязались за Сильвией. Увидели, что она одна, без этой бледной тени, и в их воображении сразу же возник долгожданный для них конфликт между Сильвией и архитектором. Думаешь, это лишь фантазии?

— Нет, не думаю… Хотя этой ночью…

По дороге на пляж я посвятил Пауля в некоторые подробности партии в бридж, сообщив ему и о холодной вежливости в отношениях учительницы и архитектора. Конечно, я ни словом не обмолвился о нашей с Сильвией встрече. Чтобы скрыть эмоции, я притворился, что мучаюсь с похмелья.

— Меня не проведешь, — погрозил пальцем Пауль. — Я тебя вижу насквозь. Спорю на что угодно, что ты считаешь себя навек ее рабом.

Я вяло, почти равнодушно опроверг его слова. Пауль посмотрел на меня и уверенно произнес:

— Поостерегись, хороший мой. Ваша королева, когда захочет, — самое жестокое существо в мире — бессердечная, бесстрастная, холодная, как каррарский мрамор, хотя под ним и клокочет Везувий… Знаешь, сколько времени за ней ухлестывает господин миллионер Дориан? Целых шесть лет. И думаю, что до сих пор даже руку ей не смог поцеловать.

— Ты ее так хорошо знаешь? — удивился я, терзаемый неприятными предчувствиями.

— К сожалению! — с дрожью в голосе ответил он. — Мы вместе держали экзамены в консерваторию. Она свела с ума членов комиссии. Они плакали и на коленях молили, чтобы она училась в консерватории. Но ей не разрешили родители. Потом, я вновь ее увидел или, чего скрывать, узнал через несколько лет…

— И дело дошло до целования рук.

— Да… — горько прошептал он. — Дошло, и думаю, что она могла стать моей, но у меня не хватило сил бороться с Дорианом… Сейчас я бы разнес его в пух и прах… А тогда я отступился и не знаю, что со мной происходило целый год. Не знаю, где я жил, не знаю, был ли я человеком, или зверем, или духом. Ничего не помню. Быть может, висел распятым на кресте. Но потом все прошло бесследно. По праву меня считают женоненавистником. После того, как Сильвия была рядом со мной, другие женщины разбередить мне душу уже не могут… Однако жив я потому, что обнаружил иные истины. Желания, чувства, страсти мужчины не могут, сосредоточиваться лишь на одном предмете — женщине. Есть и иные влечения, иные высоты… иные пропасти.

— Искусство… — сказал я, охваченный потоком теплых чувств к Паулю…

— Искусство… в том числе… Я убежден, что, если человек мечтает попасть на звезду и если подчинит этому всю свою жизнь, все на свете, он в конце концов там окажется. Но эта истина открылась мне много позже, уже после того, как я потерял Сильвию. Образ моей звезды изменился. Признайся, ты испытал на себе чары Сильвии?

— Думаю, да… хотя некоторые отдают предпочтение Елене…

— Милый мой, Елена просто пустышка. Сильвия — мрамор. Благородный камень, который требует опытного резчика.