– Сильно болит?

– Терпимо, браток, – попытался улыбнуться Серега. – Сам-то ты как? Тебе ведь тоже досталось…

– Я хорошо, – ответил Ашот.

Он хотел сказать что-нибудь еще, что ободрило бы его нового друга, но позади обоза вдруг раздались частые выстрелы. Люди на повозках – и те, кто управлял лошадьми, и те, кто сидел, и даже те, кто лежал, – зашевелились, повернулись в сторону стрельбы, стараясь понять, что там стряслось. Но за обозом тянулось густое облако пыли, и за ним, как за занавесом, ничего нельзя было разглядеть. А стрельба между тем становилась все интенсивней. Потом из облака пыли вырвался боец на коне и во весь дух проскакал в голову обоза. Его пытались окликнуть:

– Эй! Что там?

– Кто стреляет?

– Да расскажи, куда тебя несет?

Но боец в ответ только энергичней настегивал своего скакуна. Навстречу ему уже мчался с группой всадников Пашков. Неподалеку от повозки, на которой сидел Ашот, они встретились. И тот, который прискакал из пыли, доложил:

– Казаки нас догнали, командир!

– Откуда они тут взялись? – так и опешил Пашков.

– Пролезли где-нибудь по ущелью. И гуляют по тылам…

– Сколько их?

– Десятка три, сам видел. Похоже, разъезд!

– Холера им в бок! – выругался Пашков и, привстав на стременах, скомандовал громко и повелительно, так, чтобы слышали все – и те, кто был в голове колонны, и те, кто замыкал ее, и те, кто вез раненых: – Второй взвод – отразить атаку! Обозу – прибавить шаг! Гони, хлопцы, коней!

И тотчас неторопливо двигавшийся обоз и сопровождавший его эскадрон словно очнулись. Все отлично поняли, что за опасность неожиданно навалилась на них. Понимали они и то, что помощи ждать совершенно неоткуда. И что все их спасение сейчас зависит исключительно от их командира и от того, насколько они будут проворно и четко выполнять его приказания.

Повозочный погнал коней, а Серега взял винтовку, зарядил ее на полную обойму, загнал патрон в патронник:

– Рано, значит, мы в лазарет собрались…

– Будем отстреливаться? – спросил Ашот.

– Да уж, известно, живыми не дадимся, – ответил Серега.

Повозку бросало на каждом ухабе, на каждой выбоине. Тяжелораненого растрясло. Он застонал. Но помочь ему ничем было нельзя. Стрельба позади обоза уже слилась в сплошной гул. Ашот не знал, какой маневр решил предпринять командир эскадрона. Но одно он понял ясно: уйти от преследования, надеясь на коней, обозу не удастся. Ашот не раз бывал в этих местах, хорошо их знал. И знал, что дорога, уже давно петлявшая между гор, дальше пойдет все круче и круче. Через полчаса такой гонки лошади, запряженные в тяжелые повозки, выдохнутся. Бока у них уже сейчас в мыле, а до перевала оставалось еще добрых часа полтора самой быстрой скачки.

– Не уйдем мы так! – прокричал Ашот Сереге.

Тот не сразу разобрал, что хочет сказать парнишка. А когда, наконец, понял, почти безразлично поморщился и пожал плечами.

– Значит, другого выхода нет. Держись! – крикнул он в ответ.

Но командир эскадрона, очевидно, нашел выход. На первой же поляне, пятачком обозначившейся среда гор, обоз начал останавливаться. Повозочные с трудом сдерживали разгоряченных коней. Кони хрипели, ржали, косили налитыми кровью глазами. Их выстраивали в линию так, чтобы плотно перегородить повозками дорогу через поляну.

– Баррикаду будем робить, – сказал повозочный и, осадив за узду коней, поставил повозку в общий ряд.

– Толку-то что? – ответил ему кто-то из бойцов. – Сколько нас тут? Да и патронов не густо…

– А ты целься лучше! – посоветовал Серега.

– Я не об себе пекусь. С ними вот что делать? – кивнул боец на тяжелораненого.

Подъехал Пашков. К нему сразу же подбежали бойцы.

– Куда раненых девать?

– Снимайте с повозок, перекладывайте на коней, увозите в лес!

– А там куда? – хотели знать бойцы.

– А я почем знаю, куда! – вскипел вдруг Пашков. – Сам думай, как его к своим доставить. А я тут останусь. Понял?

– Та хоть бы место это кто знал, – понурились бойцы. – Хоть бы рассказал, какие куда дороги.

– А хлопец! – вспомнил кто-то.

– Какой хлопец?

– А что с колодца вытащили. Он же местный. Может, он чего знает…

– А ну, давайте его сюда! – обрадовался Пашков.

Ашота тотчас нашли. И пока он бежал к командиру эскадрона, рассказали, зачем его вызывают.

Пашков положил руку на плечо Ашота и сказал спокойно, будто встретились они где-нибудь на прогулке:

– И ты, сынок, потребовался.

– Скорей говорите, что надо!

– Немного, сынок. Бывал ты в этих горах?

– Бывал.

– Припомни, где можно укрыть раненых.

– В пещере можно, – сразу решил Ашот.

– В какой пещере?

– Есть тут, впереди.

– Далеко?

– За поворотом. Там тоже поляна будет, а за ней пещера. Большая. Весь обоз спрятать можно!

– Ты не шутишь, сынок? – насторожился Пашков. – Целый обоз…

– Клянусь прахом своих предков! Пещера большая. На ту сторону горы выходит…

Пашков схватил Ашота своими железными ручищами и как кутенка легко поднял над землей. И хотя момент для проявления такого бурного восторга был явно неудачный – стрельба слышалась совсем рядом, – бойцы, видевшие эту сцену, заулыбались. Пашков осторожно опустил Ашота на свое седло и сам легко и ловко сел сзади.

– Показывай, где твоя пещера, – сказал он и пришпорил коня.

Вороной жеребец с коротко подстриженной гривой, почувствовав на себе, кроме хозяина, еще и незнакомого седока, попытался укусить Ашота за колено. Но, увидев предостерегающий жест хозяина, закусил удила и как птица понесся вперед. За командиром помчались бойцы. За бойцами, с каждым шагом набирая скорость, двинулся обоз.

Через полчаса вся группа остановилась на поляне перед пещерой. Ашот говорил правду: пещера поражала своими размерами. Она зияла чернотой, как разверзшаяся пропасть. Бойцы быстро собрали с елей смолу, соорудили что-то наподобие факелов и вошли под каменные своды. В пещере оказалось сухо и даже не очень грязно.

– Вот здесь другое дело. Здесь и двое и трое суток можно продержаться, – сказал Пашков.

Дальше он уже только командовал:

– Заносите раненых в пещеру!

– Распрягайте коней! Заводите их тоже сюда!

– Брички! Повозки! Фуры! Все в кучу! Забить ими в пещеру вход и забаррикадироваться! – гремел его голос в такт перестрелке.

Как только раненых занесли в глубь пещеры, заслон, прикрывавший путь белым, начал потихоньку отходить. Дорога была узкой. Казаки не могли обойти бойцов ни справа, ни слева и, волей-неволей подставляя себя под выстрелы красных, лишь теснили заслон все выше и выше в горы.

Пока бой шел за поворотом, Ашот вместе со всеми помогал переносить в пещеру раненых, таскал с повозок сено и солому им для подстилки, бегал к ручью под отвесной скалой на поляне с котелками и ведрами – за водой. Когда заслон отступил за поворот, бойцы закончили баррикадировать вход. Они перевернули несколько повозок, завалили их камнями, оборудовали для стрельбы удобные бойницы. Когда казаки, преследуя заслон, выбежали на поляну, защитники пещерного гарнизона встретили их дружным залпом. Белые также ответили огнем. По камням защелкали пули. Но, очевидно, казаки опешили, напоровшись на такую оборону, потому что на какое-то время даже перестали стрелять. Пашков воспользовался затишьем и собрал командиров.

– Спас нас хлопец, одним словом. Спасибо ему. А то казачня уже всех бы порубала! – сказал он.

– Надо, значит, его наградить, – подсказал кто-то.

– И наградим! – согласился Пашков. – Ежели, конечно, выберемся отсюда.

Наступила пауза. Пашков обвел всех взглядом и продолжал:

– Я, в общем-то, об этом и хотел потолковать. Конечно, дня два-три мы тут продержимся, если казачня не подвезет орудие. А подвезет, тогда эту баррикаду в минуту словно ветром сдует. А ежели без орудия – то продержимся. Но потом без воды подохнем. И коней поить надо, и самим пить, а пуще раненых поить нечем будет.