Сопротивлялся недолго.
Спустил всех "бешеных псов" с поводка, решившись последовать совету Ирины.
Только мелькнуло разок удивление: её знакомый - упырь? Или?..
И - погружение в письмо, которое словно проходит мимо него. Почти. Похоже на безумное стремление рисовать, будучи страшно больным. Все линии будто чужой рукой и сквозь болезненную муть. Рисунок в целом не воспринимается, потому что линии его сознанием не контролируются. Но он видел. Как и обещала Ирина.
Взгляд прочистился, а последний мелковый огрызок выпал из дрожащих от напряжения пальцев, не сумевших его удержать. Но Женя мгновенно забыл об упавшем предмете, недоверчиво застыв перед листом, с которого на него зубасто ощерилась змеиная морда с прозрачными синими глазами, полными хрустального холода. Змеиная шкура переливалась поблёскивающими чёрными чешуйками и была выписана так тщательно, что внезапный зверь был готов вот-вот скользнуть с листа.
Зверь. Пресмыкающимся как-то не хотелось называть... это.
Хм... А он думал - рыцарь-пилигрим...
И что?
Женя озадаченно прикусил нижнюю губу.
Новый прорыв? Он может писать человеческую суть?
Так легко?
Ведь, насколько он понимал, он выписал суть неизвестного, который так властно обращался с Ириной... Змей. Искуситель? Или убийца?
Знает ли об этом его истинном лике девушка?
Ну... Небось, картишки раскинула - знает. Впрочем, ему-то какое дело до того, знает она, нет ли... Главное - он теперь, кажется, может отличить человека от упыря. Ну, когда карандаш в руке.
Он резко отдёрнул руку от стола. Зазвонил мобильник, переключая мысли. Мать.
- Мама, добрый вечер.
- Добрый вечер, Женя. Ты не занят?
- Нет.
- Поговорим?
- Отца опять нет?
- Нет.
- А Ольга? У бабушки?
Сестрёнка любила время от времени умотать к бабушке, которая обожала её и пестовала, как младшую дочь. Мать помолчала и вздохнула.
- Если не хочешь говорить, так и скажи. Настаивать не буду. Устала я. Дома пусто. И тяжело что-то, вроде и хочется чем-то заняться, а из рук всё падает. Ладно, не буду тебя загружать.
Мать, как всегда, говорит за двоих, сразу просчитывая ситуацию и приходя к горестному для себя выводу. Чаще всего реальному.
Женя медленно опустился на корточки достать маленький кусочек мелка. "Из рук всё падает". А ему дали шикарный совет, как продолжить нормальную жизнь.
- Мама... - медленно сказал он. - Как насчёт того, чтобы сходить куда-нибудь? Вечер уже.
Она молчала так долго, что он понял её и ухмыльнулся.
- Даже, скорее, так... - медленно же продолжил он. - Куда бы ты хотела сходить? Ресторан? Театр? Выставка?
Он терпеливо ждал, в воображении видя, как высокая женщина, всегда, даже дома, одетая в строгое платье, всегда с собственноручной стильной укладкой коротких русых волос, беспомощно открывает и закрывает рот, не зная, как отозваться на эту провокацию. И тут же подумал, что отец, сам замотавшийся в своём бизнесе, лишил мать возможности работать, а тем самым - бывать в компании, на людях. Именно этого ей часто не хватает. Единственная отдушина - младшая сестра, но та часто бегает к бабушке, где собирается куча кузенов и кузин. А мать боится ходить с нею, чтобы не стеснять ровесников дочери.
- Хочешь, закажу билеты на оперу? - спокойно предложил он. - Потом приеду за тобой на такси? Что сегодня дают?
- "Спящую красавицу", - машинально откликнулась она, а он снова ухмыльнулся. И об этом догадался - о том, что она сегодня просматривала любимые газеты с объявлениями, тоскливо примериваясь к ним. А потом чуть не со страхом спросила: - Но ведь ты... Ты и правда хочешь погулять со мной? Ты правда заедешь за мной?
- Правда.
- Тогда билеты закажу я, - заметно обрадовалась она. - И отцу позвоню, чтобы не искал нас.
- А может, не стоит ему звонить? - усмехнулся он. - Пусть поищет, понервничает.
- Женя, - укоризненно сказала мать. - У него важные переговоры.
Он хотел схохмить: "А у отца не важные бывают?" Вовремя сообразил, что начнёт спорить - сам обозлится и матери вечер испортит. А он сегодня - свободный. Во многих смыслах. И хочется отпраздновать. Поэтому сжал кулак и спокойно сказал:
- Замнём для ясности. Собирайся. Я сейчас буду.
И с этого мгновения время полетело. Но полетело так, что он с насмешкой над собой думал о себе, как о благотворителе. Это и приятно, и немного глупо...
Но вводить в просторное театральное фойе, празднично сияющее вечерними люстрами, красивую женщину, одетую стильно и аристократично, - это ему всегда нравилось. Тем более женщину, которая сейчас считает тебя своим спасителем от одиночества и которая гордится, что ты её сын. Ему нравилось, что мать часто дышит от волнения, что её пальцы на его руке то и дело сжимаются, когда она радостно оглядывает и само фойе, и будущих зрителей, приглядываясь, нет ли знакомых и уже машинально вслушиваясь в звуки, доносящиеся из зрительного зала.
... А ещё он рад, что она рядом - его мать, которая всё знает и всё чувствует.
Сначала он резко поднял руку к нагрудному карману - и стиснул губы, вспомнив, что очки остались дома. На его короткий вдох сквозь зубы мать испуганно взглянула в его глаза, но он успел справиться с собственным раздражением и болью в скрюченных пальцах, которые пытались ухватить воображаемый карандаш.
- Опять? - с ужасом прошептала она, знавшая о его проблеме.
- Нет, всё хорошо. Показалось. - Только улыбнувшись, удалось успокоить её.
Как будто в этом фойе собрались только упыри, и он идёт, опустив глаза, с трудом заставляя себя не вздрагивать. И только рад, что мать без паники ведёт его, зная, что с ним произошло, и дожидаясь, когда приступ автописьма пройдёт...
Когда муть перед глазами рассеялась, а пальцы расслабились, он заметил знакомое лицо.
У ближайшей к ним колонны под руку с двумя кавалерами стояла Ирина. Один из них - тот самый "змей", пышущий энергией. И сейчас он был явно недоволен, что с другой стороны девушка держалась ещё и за руку второго - невысокого темноволосого крепыша, который смотрел на всех насупленно, поблёскивая небольшими тёмными глазами из-под сдвинутых бровей.
Все трое помалкивали, будто выжидая кого-то ещё или успев перессориться. Даже друг на друга не смотрели.
Ирина не выглядела счастливой с двумя кавалерами. Больше смирившейся, как будто собиралась идти в театр одна, а тут - вдруг навязались, - и Женя чутьём чуял: будь возможность, она бы немедленно сбежала от обоих. И внезапно он усмехнулся. Как же он сразу понял, что это Ирина? Девушка была в длинном чёрном платье из лёгкой ткани, неожиданно сильно декольтированном. Волосы собрала странными пучками в единое нечто, что выглядело довольно привлекательным. Длинные серьги, тонкий браслет на кисти, цепочка на шее... Хм. Это ей он вынес вердикт - простушка?
- Какая интересная девушка, - прошептала мать.
- Моя знакомая, - перехватив её взгляд на Ирину, неожиданно для себя ответил он. - Вас познакомить?
- Хочешь позлить их? - улыбнулась мать.
- Угадала.
- Давай.
Иногда мать дышала с ним в унисон - предлагая какие-нибудь игры, которые можно было сыграть лишь на публике. И сейчас он с невольной надменностью вёл её напрямик к Ирине, которая нечаянно заметила сначала яркую женщину, идущую под руку с невысоким молодым человеком, несколько незаметным, и лишь затем узнала Женю. Тот легко считал с её лица это постепенное узнавание.
Её кавалеры не сразу поняли, что пара направляется к ним. Но, когда поняли, как-то подобрались и вытянулись. Особенно насторожился Змей, узнавший Женю.
Остановившись, Женя кивнул, приветствуя всех сразу. Как знакомый обеих групп, он приступил к церемонии знакомства.
- Добрый вечер. Мама, позволь представить тебе Ирину. Мы учились вместе, правда, на разных курсах.
- Очень рада, - удивлённо сказала девушка, почти незаметно приседая.