Митька-папуас подумал и удовлетворился:
– Это еще более или менее. Чернила у нас никто не пьет… А ты, девочка, что можешь?
Лидка мысленно перебирала свои умения и молчала. Я сказал:
– Нашел, у кого спрашивать! Она может только по восемь часов подряд в зеркало смотреться.
– А что? – сказал Митька. – Мудрое занятие. Это годится.
– Видишь? – обрадовалась Лидка. – Нечего соваться!
… У меня не было никакой своей выдумки. Даже такой пустяковой, как у Петьки с Лидкой. Ничего мудрого в своей короткой жизни я еще не придумал. А пожить в Мурлындии мне хотелось просто отчаянно…
… О Мурлындия, страна, где никто тебе ничего не запрещает, где все можно, можно даже ничего не делать и никому не подчиняться! Про такую страну я мечтал с той поры, как мне впервые сказали одно страшное слово, памосатое и свистящее слово «нельзя».
– Ну, а ты? – спросил Митька. – Лясы точить – этого мало.
И туг меня осенило. Я закричал громким голосом:
– Я такое могу, что никто не умеет! Я могу сыграть на собственной голове «Чижика-пыжика»!
В давние-давние времена я научился выстукивать пальцами по голове этот простенький мотив. Сидишь, бывало, за столом в тягучий зимний вечер, готовишь скучные уроки, в глазах уже рябит от циферок и буковок, которые злые люди рассыпали по книжным страничкам бедным детям на мучение, и так одиноко на душе, тоскливо и жалостно… Отодвинешь учебники в сторону – и давай стучать по голове. Получалось похоже, но негромко.
– Покажи-ка! – потребовал Митька-папуас, странно изменившись в лице.
Я согнул пальцы и начал стучать костяшками по черепу, раскрыв рот и шевеля губами. В тихом лесном воздухе прозвучала мелодия «Чижика-пыжика». Я был счастлив, что меня слушают и хорошо получается…
Митька прыгал на месте и хлопал в ладоши. Звенел бубенчик на его колпаке. Лидка и Петька тоже хлопали – они видели мое искусство впервые.
– Скорее бежим в Мурлындию! – закричал Митькапапуас. – Я немедленно покажу тебя своим знакомым!
– Побежали в Мурлындию! – заорал Петька.
– В Мурлындию! – пискнула Лидка.
Не успел я опомниться, как Митька схватил меня за руку и поволок за собой.
Лидка с Петькой бежали следом.
ТЕТРАДЬ 2
До Мурлындии, страны мудрецов, мы бежали часа полтора, не больше. Оказывается, она совсем рядом, а мы и не знали. Ползком пробрались под какими-то колючими кустами, скатились в яму, вылезли наверх и увидели широкую канаву, где заливались лягушки. В одном месте через канаву переброшена черная кривая доска. По ней мы перебрались на другой берег, и Митька сказал, раскинув руки:
– Мы в Мурлындии!
– Ур-р-р-ра! – завопил Петька и принялся ломать красивую молодую березку.
Лидка перевела дух, огляделась и спросила:
– А где же пограничники?
– Какие такие «пограничники»? – не понял Митькапапуас.
– Такие военные, которые день и ночь стоят на посту и охраняют рубежи от лазутчиков, – пояснила Лидка.
– Нам таких не требуется, – сказал Митька. – Какой лазутчик к нам полезет? Живем мы тихо, ничего не производим, никому не мешаем. Про нас, может, и вообще на свете не знают.
Мы отдышались и двинулись дальше. Мурлындский лес густ, дремуч и пахнет гнилью. Выбравшись из него, мы очутились на пыльной немощеной дороге. На обочине стоял длинный шест. К верхушке его привязаны еловые ветки.
– Железная работа, – похвалил Петька.
– То-то! – сказал Митька и поправил шест, чтоб стоял прямее.
Мы уже снова упарились, когда вдали показалось селение.
Я спросил:
– Это что за деревня?
– Сам ты деревня, – обиделся Митька. – Это город Мудросельск, который есть столица Мурлындии, страны мудрецов!
– А много в Мурпындии городов? – поинтересовалась Лидка.
– Одного хватает, – ответил Митька с бубенчиком.
Улицы в Мудросельске кривые и грязные, ничем не мощенные, без единого деревца и без тротуаров. А дома меня поразили. Очень необыкновенные были дома: треугольные, шестиугольные, круглые, как нефтебаки, дома в форме ведра, маяка, вагона, луковицы, гриба и египетской пирамиды. Один дом напоминал рояль с окошками. Лидка только ахала…
– Нравится? – спрашивал довольный Митька. – Тото. В Мурлындии каждый житель что-нибудь свое выдумывает. Нет такого обычая, чтобы по шаблону… Куда бы вас для начала отвести?
Он почесал под колпаком.
– Куда поинтереснее! – сказали мы не раздумывая.
– Сперва надо показаться королю Муру Семнадцатому, – решил Митька. – Пошли во дворец. Это недалеко.
Мы ожидали увидать что-то поразительное, а королевский дворец оказался простым деревянным домом, покрашенным в три цвета: зеленый, желтый и голубой. Над крышей торчал треугольный желтый шпиль. На нем какаято серая тряпочка. Колья, которыми дворец огорожен, разноцветные, а у калитки притулилась полосатая будка. В ней лежал на лавке пухлый житель в оранжевом мундире с эполетами. Красиво наряженный житель зевал и надраивал ногти тряпочкой. Каждый ноготь был сантиметров пять длиной и сиял.
– Сторож… – тихонько сказала нам Лидка.
Митька-папуас обратился к этому сторожу:
– Здорово, Кирюха. Мы к королю.
Сторож посмотрел сонными глазами на Митьку, потом скользнул взглядом по нашим запыленным фигурам и сказал ленивым голосом:
– Мне-то что.
– Он дома? – спросил Митька.
– Куда он денется, – зевнул сторож. – Третий день не выходит. Посадил в горшке цветок георгин. Наблюдает, как он там растет…
– А сорок не стреляет?
– Бросил, – сказал сторож Кирюха. – Ступай, Митька, не отвлекай отдела. Видишь, я занят.
Мы миновали двор, поднялись на крыльцо и зашли в темный коридор. Митька уверенно толкнул одну из дверей, и мы очутились в комнате. На кресле с прямой высокой спинкой сидел тощий житель с печальным лицом, одетый в темно-красный плащ, черные брюки и туфли с пряжками. Голову печального жителя украшала золотая корона. Большие внимательные глаза смотрели в одну точку – на глиняный горшок, из которого торчала травинка. На нас он не обратил внимания.
– Здорово, ваше величество, – почтительно произнес Митька. – Здорово, а?
Его величество неохотно отвел взгляд от травинки, приподнял голову и сказал тихим, глубоким голосом:
– Здорово, любезный Митька. Давненько не заходил ты в гости к своему единственному королю. И сними этот скомороший колпак.
– Извиняюсь, ваше величество, – рявкнул Митька и сдернул колпак с головы. – А не заходил я в гости потому, что пропитание себе зарабатывал.
– И тут работают… – шепотом огорчился Петька.
Его величество склонил голову к левому плечу и спросил:
– Чем же ты теперь занят, любезный оригинал? Что делаешь?
– Делаю жидкость, ваше величество! – отрапортовал Митька.
– Оригинально, – сказал король. – Только стоит ли?
Собирал бы муравьев, как все жители.
Митька развел руками:
– Не могу, ваше величество. Душа не лежит.
– Душа… – произнес король и задумался. – Ну, ладно. Делай жидкость. Кстати, что это за жидкость и для какой надобности?
– Жидкость от клопов и паразитов, – сказал Митька.
– Как же ты ее делаешь?
– Набираю в лесу грибов-поганок и варю. Два часа варю, три часа варю, потом сливаю, – разъяснил Милька. – И очень хорошо помогает. Польешь тюфяк – ни одного паразита не останется, ни жука, ни комарика. Которые дохнут, а остальные разбегаются.
– Фу, фу, фу, – сказал его величество и заткнул уши указательными пальцами.
Петька повеселел и шепнул мне:
– Так-то работать можно.
Король вынул из левого уха указательный палец и спросил:
– А кому ты эту жидкость сбываешь и за какой барыш?
– Доктор берет, – сказал Митька. – За банку жидкости дает лепешку, мерку картофеля и полгорсти соли.
Новые штаны посулит!
– Кучеряво! – оживился король, но тут же его лицо снова опечалилось. – Но собирать муравьев было бы выгоднее.
– Душа! – развел руками Митька-папуас.