– Мой брат сейчас занят в лабораторий, поэтому мы не будем ждать его, – сказала Нарсэл. – Бывает, что он вообще не приходит обедать. Мюрат изучает болезни Среднего Востока и сейчас работает над новым лекарством, которое сможет вылечить сильную болезнь глаз.

– А мистер Рэдберн будет обедать с нами? – поинтересовалась Трейси.

– Этого никто не знает, – ответила Нарсэл. – Наш гость поступает обычно так, как ему заблагорассудится.

Девушки сели за стол, накрытый на четверых. Слуга внес горячий светлый суп, в котором плавали нарезанные полумесяцем овощи.

– Должна вас предупредить, что у нас в доме сложилась конфликтная ситуация, – сообщила Нарсэл, когда они начали есть. – Мой брат редко выходит из себя. По правде говоря, он не всегда ведет себя рассудительно и мудро, но только когда сердится, а вообще у него хороший и добрый характер. Сегодня же Мюрат очень зол на мистера Рэдберна.

Нарсэл замолчала, не собираясь вдаваться в подробности, но Трейси, которой хотелось как можно больше узнать о Майлсе Рэдберне, спросила напрямик:

– А чем Майлс Рэдберн так рассердил вашего брата? И вновь проявилась неприязнь Нарсэл к художнику.

– Вчера у Мюрата должна была состояться на другом берегу Босфора важная деловая встреча, и он хотел переплыть пролив на каике, но лодку забрал мистер Рэдберн. У моего брата возникли серьезные трудности. У нас есть еще и небольшая моторная лодка, но Ахмет-эффенди отправился на ней на другой берег выполнять какое-то поручение Сильваны. Мюрат до сих пор сердится. – В темных глазах Нарсэл заплясали искорки лукавства. – Должна вас предупредить, что женщинам лучше опускать глаза и помалкивать, когда мой брат сердится. Пусть он и вполне современный человек и почитатель Мустафы Кемаля, однако Мюрат полностью разделяет допотопные представления стариков о том, как должны вести себя турецкие женщины. Я, в общем-то, эмансипированная девушка, но… Увидите сами.

Эти слова и тон, которым они были произнесены, доказывали, что Нарсэл лишь производит впечатление робкой и покорной девушки, не имеющей собственного мнения, но на самом деле она достаточно независима и даже, пожалуй, смела.

Когда они заканчивали есть суп, в столовой появился доктор Эрим, смуглый, красивый, среднего роста. Хотя он был значительно старше Нарсэл, в глаза сразу бросалось их сходство. У него были огромные и такие же блестящие, как у нее, типично турецкие глаза. Густые черные волосы были зачесаны назад, они открывали прекрасный лоб, а нос с горбинкой придавал лицу несколько суровый вид.

Мюрат Эрим галантно нагнулся над рукой Трейси и поцеловал ее. Он был, несомненно, человеком, который ценил женское общество, и сразу дал понять, что готов вести себя по отношению к гостье более дружелюбно, чем остальные обитатели этого дома. Доктор Эрим, пожалуй, не обладал сдержанностью и скрытностью Нарсэл. Он расспрашивал Трейси о работе, о причине ее приезда в Турцию, но в его вопросах не чувствовалось никакой подозрительности, никакого подвоха. Хотя он, как ей казалось, и не отнесся серьезно к ее работе во «Взгляде», но дело было в том, что доктор Мюрат Эрим видел в ней просто женщину. Это было неожиданно и уже потому очень приятно по контрасту с холодным приемом, оказанным Трейси Майлсом Рэдберном. В то же время она нашла внимание доктора Эрима слегка назойливым. Трейси редко играла в такие игры. Анабель это нравилось, но Трейси не была кокеткой и менять свои привычки не собиралась.

– Я рад, что вы приехали к нам в Стамбул, мисс Хаббард, – сказал доктор Эрим. – Хотя боюсь, что вы напрасно потеряете свое время.

– Я уже начала работать над рукописью мистера Рэдберна, – сообщила ему Трейси. – Почему вы считаете, что я напрасно потрачу время, если помогу ему подготовить и систематизировать материал для книги?

Мюрат Эрим пожал плечами.

– Такую книгу должен написать турок, а не иностранец. Он просто не сможет понять наши древние мозаики так глубоко, как их понял бы турок.

Трейси, к собственному удивлению, вдруг заняла сторону Майлса Рэдберна.

– Мистер Рэдберн проделал огромную исследовательскую работу. Редакторы «Взгляда» считают, что эта книга оставит в истории искусства большой след.

– Не сомневаюсь, не сомневаюсь… – согласился Мюрат, но явно только из вежливости и не стал больше говорить о книге.

Во время обеда за столом разговаривал в основном доктор Эрим. Он объяснил, как из виноградных листьев делается долма, как в них заворачивают наперченный рис, орехи, коринку, и превозносил турецкий обычай есть все, поливая лимонным соком. Трейси тоже взяла тарелку с ломтиками свеженарезанных лимонов и обнаружила, что несколько капель сока придают баранине особый вкус.

Пока они ели, доктор Эрим говорил и о своей сестре. Правда, в такой манере, будто Нарсэл не могла его слышать и была чем-то вроде овоща на его тарелке.

– Нарсэл являет особый прекрасный пример того, что Турция делает со своими женщинами, – с гордостью заявил он. – Сегодня все не так, как было в старину. Для женщины сейчас все возможно. Вы знаете, что моя сестра училась на врача?

Трейси удивленно посмотрела на турчанку, но Нарсэл покачала головой, как бы возражая брату.

– Ну, пожалуйста… Мюрат знает, что я не стану продолжать учебу. Отец с братьями переоценили мои способности. Я так и не закончила университет.

– И тем не менее, она сейчас очень помогает мне в лаборатории, – заметил доктор Эрим. – Я хочу сказать, помогает, когда мне удается уговорить ее помочь. Нарсэл часто или занята общественными мероприятиями, или сооружает у себя на голове замысловатые прически, или помогает миссис Эрим делать духи. – Он повел носом, принюхиваясь, и слегка поморщился. – Даже моя лаборатория пропахла розовым маслом!

– Твоей лаборатории это только на пользу, – весело парировала Нарсэл. – А то твои морские свинки и мыши создают не очень-то приятную атмосферу. Кстати, если хочешь, сегодня после обеда я тебе помогу.

В самый разгар обеда в столовую вошел Майлс Рэдберн, и за столом мгновенно воцарилось молчание. Художник уселся на свой стул, не извинившись за опоздание, но сразу же пустился в объяснения по поводу вчерашнего инцидента с лодкой.

– Сильвана рассказала мне вчера, что я доставил вам неудобства, – обратился он к доктору Эриму. – Извините, но я думал, что лодка свободна после обеда. К тому же у меня было очень срочное дело.

Темные глаза Мюрата Эрима изнутри озарила вспышка гнева. Трейси показалось, что он с трудом сдержался, хотя дело, как посчитала она, не стоило и выеденного яйца.

– Было бы лучше, если бы вы сначала попросили разрешения взять лодку, – сказал он, слегка учащенно дыша.

– Естественно, я попросил разрешения, – буркнул Майлс Рэдберн и принялся за суп. – Сильвана разрешила мне взять ее. Я уже извинился за то, что причинил вам неудобства.

Доктор Эрим пристально посмотрел на англичанина, и Трейси с беспокойством подумала, что вот так, наверное, и выглядит ненависть в ее крайнем выражении. Ей показалось, что она еще в жизни не видела такой ярости в глазах человека.

– Порой я теряю ощущение, что хозяин в доме моего отца – я, и никто другой, – сказал доктор Эрим.

Нарсэл бросила взгляд искоса на брата и тут же уставилась в свою тарелку. Майлс промолчал. У Трейси создалось впечатление, что, извинившись, он счел, что таким образом отгородился от них, и она вспомнила слова мистера Хорнрайта о стене. Да, Майлс Рэдберн спрятался именно за такой стеной и теперь с полнейшим безразличием поглядывал из-за нее на сидящих за столом.

Доктор Эрим тоже впал в тяжелое от распирающего его раздражения молчание. Трейси Хаббард сидела рядом с ним. Она заметила, как он достал из кармана короткую нить желтых бус из слоновой кости – четки – и начал ее перебирать. Перебрав бусинки одну за другой до тех пор, пока не добрался до последней, которая была побольше и за которой оба конца нити соединялись в кисточку, он несколько секунд играл с большой бусинкой, потом вновь принялся перебирать четки. Казалось, эти размеренные, неторопливые движения пальцев успокаивают его.