Император восседает на скамейке из черного мрамора у оперного театра. На душе у него кошки скребут. Мучает совесть.

Появляется рыжая красавица в джинсах. Ханыга заходится лаем. Император берет бостонского терьера за шкирку и прячет в необъятный карман пальто. Авось успокоится.

- Храбрая собачка, - бормочет августейшая особа.

- Мне бы твой задор. Тебе и страх нипочем. А у меня, случись что, коленки дрожат. Неважный из меня герой.

Император впал в тоску с тех пор, как повстречал Джоди у лавки подержанных вещей и та предупредила его насчет хозяина.

Конечно, красотка - нежить, кровопийца. Ну и пусть ее. При Императоре она и мухи не обидела, да и лично ему не сделала ничего плохого, только хорошее. А он выдал Томми Зверью. Ой; как стыдно. Перед всем городом совестно. Весь Сан-Франциско глядит сейчас на Императора с укоризной и заворачивается в туман, до того ему неловко. Что за мужик, если у него нет характера? Что о нем скажут друзья и враги?

Перед взором Императора всплывает некий дом и черноволосая женщина, на лице у нее такое же презрение. К счастью, воспоминание моментально улетучивается. Джоди-то уже совсем рядом, она наклоняется и гладит по голове невозмутимого Нищеброда. Ретривер, в отличие от своего пучеглазого собрата, и ухом не ведет. А Ханыга в кармане пальто все никак не может успокоиться.

- Как здоровье, ваше величество?

- Слаб и низок, - гудит Император.

Какая все-таки милая и славная девушка. А он перед ней - подлец и негодяй.

- Прискорбно. Вы хорошо поели? Вам не холодно?

- Я и моя свита только что одолели сэндвич с ветчиной размером с упитанного младенца, благодарю за участие.

- «Заведение Томми»? - улыбается Джоди.

- Оно самое. Недостоин, но пользуюсь.

- Перестаньте, Император. Вы достойнейший человек. Вы Уильяма случайно не встречали?

- Владельца огромного свежевыбритого кота?

- Да.

- Ну как же. Наши пути недавно пересеклись у винного магазина «Джири и Тейлор». На лице у него была радость - он покупал виски. Впервые за много лет видел его таким довольным.

- Давно? - Джоди перестает гладить собаку и выпрямляется.

- Чуть более часа тому назад.

- Благодарю, ваше величество. А вы случайно не знаете, куда он направил свои стопы?

- Надо полагать, в тихое местечко, дабы спокойно выпить свой ужин. Хоть я и не претендую на близкую с ним дружбу, мне представляется, он не преминет провести вечер в злачном квартале.

Джоди хлопает Императора по плечу, и он берет ее за руку.

- Прости меня, милая.

- Простить? За что?

- Я кое-что подметил, когда как-то вечером увидел тебя и Томаса вместе. Ведь это правда? Томас изменился.

- Как был балбесом, так и остался.

- Он ведь теперь такой, как ты?

- Да. - Джоди озирается.

- Мне было так одиноко.

Император прекрасно ее понимает.

- Я рассказал об этом одному типу из его ночной смены в универсаме. Прости меня, Джоди, я перетрусил.

- Вы все рассказали Зверью?

- Этому… возродившемуся к новой жизни.

- А он что?

- Душа Томаса - вот что было предметом его заботы.

- Да уж, Клинт есть Клинт. Не знаете, он прочему Зверью сообщил?

- Полагаю, сообщил.

- Ладно. Вы уж не расстраивайтесь так, ваше величество. Только не говорите больше никому. Мы с Томми уезжаем из города, как и обещали детективам из полиции. Закончим свои делишки - и уберемся.

- А как же третий - старый вампир?

- Он тоже улетучится.

И Джоди быстрым шагом удаляется в направлении квартала красных фонарей. Каблуки ее так и стучат по тротуару.

Император качает головой и почесывает Нищеброда за ухом.

- Надо было сказать ей насчет детективов, - сокрушается он.

Только не слишком ли много вышло бы постыдных признаний для одного раза?

Заночевать Император решает в холодном и сыром месте (вот хоть в парке у Морского музея) в наказание за проявленную слабость духа.

Конечно, куда уж ей вспомнить номер его нового мобильника.

К пяти часам утра Томми перетащил всю мебель, книги и шмотки. Теперь вид у новой мансарды почти такой же, как и у старой, только телефон не работает.

Томми сидит за стойкой бара в старой мансарде, смотрит на три бронзовые статуи и ждет звонка от Джоди.

Из их вещей только скульптуры и остались: Джоди, старый вампир и черепаха. Старикан прямо как настоящий. Само собой, когда делали отливки, вампир был без сознания, но тут уж скульпторы-байкеры с первого этажа постарались. У истукана даже одна нога приподнята, будто на прогулке. У Джоди рука на бедре, голова высоко задрана, словно девушка встряхивает волосами, на лице улыбка.

Томми склоняет голову набок, стараясь, как истинный ценитель, отыскать нужную точку обзора. Вид у Джоди совсем не распутный. Что это Эбби взбрело в голову? Сексуальный - это да, в таких-то джинсах и блузке. Да еще байкеры настояли, чтобы декольте сделать побольше. Ну перестарались, бывает. Чего еще ждать от жлобов, поставляющих потребителю садовых гномов в позах из Камасутры?

Ну хорошо, пусть вид распутный. И что в этом плохого? Томми пришел в телячий восторг, когда из ушей статуи повалил пар и Джоди материализовалась перед ним в чем мать родила - воплощение сексуальной фантазии, которую он лелеял долгие годы.

(Ребенком Томми смотрел по телевизору сериал про прекрасную джиннию, жившую в бутылке, - и уделил потом немало внимания сладкому образу. Из песни слова не выкинешь. Бутылка была отполирована до блеска.)

Статую Джоди оставим. А вот старый вампир - это совсем другой коленкор. В бронзовой скульптуре прячется исчадие зла, по странному стечению обстоятельств сыгравшее в их судьбе исключительную роль. Ведь Джоди и Томми стали вампирами не по своей воле. Жить только ночью, сами подумайте. Но Илия Бен Сапир не оставил им выбора, и настало время для иных решений, важных и страшных. Каково приходится мыслящему и чувствующему существу, заключенному в непроницаемую оболочку, пусть даже это существо - последняя сволочь из тьмы веков? А выпустить его нельзя - в порошок сотрет, на ленточки нарежет. Уничтожит на фиг, кроме шуток.

Внезапно Томми охватывает злость. Ведь у него было будущее. Он мог стать писателем, нобелевским лауреатом, искателем приключений, разведчиком. А теперь он всего лишь мертвяк, и всех амбиций у него - где бы найти следующую жертву Ладно, пусть не совсем так, но все равно - его опустили. Значит, так этому Илии и надо. Страшные решения, говорите? Самое время забацать что-нибудь страшное.

Томми забрасывает на плечо статую Джоди и, несмотря на всю свою вампирскую силу, пятится под ее тяжестью. Скульптура грохается на пол. Что ж, два байкера тащили ее сюда на тележке, благо направляющие на лестнице имеются. Надо все хорошенько просчитать и спланировать.

Оказалось, если закинуть изваяние на спину так, чтобы ноги статуи волочились по земле, то передвигаться можно. Лестница, тротуар, ступеньки, ведущие в новую квартиру. И вот бронзовая Джоди на новом месте. Оно ей явно по душе.

Вскоре компанию Джоди составляет черепаха. С ней дело пошло в два раза быстрее. Черепаха тоже довольна.

Остается разделаться с Илией. Если живешь в приморском городе, должен же быть хоть какой-то прок от воды. И вообще Илия явно обожает океан, он и в Сан-Франциско-то прибыл на яхте. Яхту, правда, Зверье распатронило капитально.

Бронзовый вампир еще тяжелее, чем статуя Джоди, но Томми вдохновляет мысль, что он избавится от кровопийцы раз и навсегда. Каких-то двенадцать кварталов до воды - и готово дело.

- Из моря явился, в море и сойди, - торжественно произносит Томми. Вроде цитата из Колриджа. Впрочем, может быть, из фильма про Годзиллу.

Волоча изваяние по Мишн-стрит, Томми размышляет о будущем. Чем заняться? Времени впереди вагон, его надо чем-то заполнить. Совместная физкультура с Джоди таит в себе еще массу нового, но не целыми же ночами ей предаваться. Деньги у них есть - вампир выделил Джоди немерено бабла, когда обратил, да и от продажи его коллекции еще кое-что осталось, - но когда-то ведь средства закончатся. На работу, что ли, устроиться? Или податься в борцы с преступностью?