Женщина смотрела на собеседника широко раскрытыми глазами. Или действительно ошеломлена услышанным, или обладает недюжинным талантом перевоплощения.

Бабурин неожиданно замолчал. Черт возьми, откуда взялось у него дурацкое желание пооткровенничать? Неужели от извечного стремления сексуально озабоченных мужиков покрасоваться перед понравившейся самочкой?

А вдова ему явно понравилась. Если отбросить обычное для всех без исключения женщин кокетство и некоторые слишком смелые выражения, она красива и умна. Вообще-то, сочетание этих двух качеств встречается чрезвычайно редко: красавицы почти никогда не обладают умом, умницы — красивой внешностью.

— Буду предельно откровенен и того же ожидаю от вас. Дело в том, что при расследовании любого убийства нас, в первую очередь, интересуют причины. Кому выгодно — главный вопрос. В данном случае смерть банкира выгодна его жене, единственной наследнице… Надеюсь, вы имеете алиби на ту ночь?

Вопрос — на дурачка. Банкирша, конечно, сама не убивала — наняла киллера. И все же, вопрос об алиби — первая ступенька, ведущая к раскрытию наемного убийцы.

Вдова гордо подняла голову. Во взгляде — гневные искры, способные сжечь до тла менее устойчивого человека, нежели сидящий напротив следователь прокуратуры.

— Единственное алиби и для меня, и для Михаила — кровать в спальне. Жаль, что она не умеет говорить — в противном случае вы узнали бы много интересного и познавательного.

— Если я вас правильно понял, в ночь убийства Басова Степанов был у вас?

— Правильно и… неправильно. Тогда Михаил ночевал у себя дома. Мы с ним немного повздорили… Но все равно я уверена: убил мужа не он!

Спросить, откуда такая незыблемая уверенность? А что это даст? Вдова станет извиваться в доказательствах невиновности своего любовника, нагромождать ложь на ложь, перекрывать это хрупкое «сооружение» такой же ложью.

Нужны факты. Веские, неопровержимые.

— Надеюсь, дадите мне номер домашнего телефона Степанова? — предельно сухо попросил Бабурин.

Вдова задумчиво оглядела «просителя», поколебалась, вдоволь наигралась выразительными глазками, но все же написала на протянутой ей раскрытой записной книжке номер телефона. В конце концов, следователь может раздобыть его без ее помощи. Зная фамилию, имя, отчество, сделать это не составит особого труда. Тем более, сотруднику прокуратуры или уголовки.

— Еще один традиционный вопрос… Простите, но мне необходимо знать — не было ли в последнее время каких либо необычных событий с вашим супругом. Включая резкую смену настроения, скандалы, излишне грубые разговоры по телефону. Короче, все, что выбивается из обыденности…

Любовь Трофимовна задумалась. Делала она это удивительно артистично, нетрадиционно. Растопыренные наманикюренные пальчики подпирают кудрявую головку, глазки прищуриваются, губки нервно дрожат.

Одно из двух: либо дамочка вспоминает, либо придумывает. Ради Бога, он не против любого вранья, ибо за ним обязательно распознает скрываемую правду. Бабурин про себя усмехался, ехидничал, внешне — доброжелательно ожидал ответа.

— Однажды, дней за пять до убийства, муж возвратился из банка в состоянии, близком к истерии… Проглотил таблеток пять успокоительного, не ужиная, улегся на диван. Но отдохнуть ему так и не дали — поднял телефонный звонок… Как я поняла, звонил Семен Семенович…

— Хвостов? — не выдержал Бабурин и прикусил язык. Чертовы нервы — расходились, не просто мешают работе — вредят.

— А вы и Семена знаете? — удивилась дамочка. — Одного не пойму: зачем я понадобилась такому знающему следователю?

— Для коллекции, — угрюмо пошутил Сергей Петрович. — Вернемся к нашим баранам…

— Ну, уж, Хвостова к баранам не причислить. Он скорей — хищник, обдирающий им шкуры… Знаете, Сергей Петрович, вы — удивительный человек, симпатичный мужчина. Любая женщина выложит вам все, что знает, а если постараетесь — чего не знает…

Комплименты — заслуженные и незаслуженные — всем приятны: и женщинам и мужчинам. Ибо увлажняют почву, на которой растут положительные эмоцмм, способствующие оздоровлению организма. Бабурин — не исключение из общего правила, его тоже будто погладили по головке, предварительно побрызгав на прическу французским одеколоном.

Но эти ощущения у следователя проходят значительно быстрей, нежели у других мужчин его возраста. Сказывается профессиональная закалка.

— Так о чем эе разговаривали ваш муж и Хвостов?

— Откуда мне знать? — округлила глазки женщина. Похоже, глаза — излюбленное ее оружие: то прищуриваются, то закрываются, то, наоборот, напоминают пятирублевые монеты. — Приличная женщина не станет подслушивать, а я, представьте себе, считаю себя архиприличной… Краем уха слышала — речь шла о каких-то деньгах, которые предназначались для Кавказа, а уплыли неизвестно куда… Муж так кричал, что хрусталь звенел, люстра качалась… Ужас!

Бабурин ощутил усиленное сердцебиение. Значит, все же, Кавказ! Решение последовать советам-приказаниям начальства не трогать запретную тему окончательно исчезли.

По дороге в родное здание облпрокуратуры Бабурин лихорадочно перебирал «зернышки» беседы с Басовой, искал пусть крохотные вкрапления драгоценной информации.

Сочетание двух слов — деньги и Кавказ — отодвинули на задний план все остальные версии. Бабурина охватил азарт охотника, напавшего на след крупного зверя. Действительно, какую ценность имеет поиск убийц банкира? Это все равно, что вычислить руку, нанесшую удар, оставляя в тайне голову, спланировавшую убийство.

Сергей Петрович отлично понимал: вступает на скользкую тропинку, которая находится на самом краю пропасти. Вспомнилась недавняя беседу с чиновником, озвучшим повеление руководства Генпрокуратуры, таинственные предупреждения собственного начальства. Искать убийцу или убийц, не отвлекаться на поиски «мифических» организаторов преступления.

И еще одно ясно: одному ему не справиться. Ведь придется действовать по двум направлениям: официального расследования и расследования потаенного, скрытого от всех.

Но вдруг женщина фантазирует, пытается сбить «охотника» со следа? Ведь этого тоже нельзя исключить. На всех этапах любого расследования, при всевозможных допросах и просто беседах с потенциальными преступниками, свидетелями, пострадавшими, как подсказал прокурорский чинуша, нужно идти по двум направлениям: говоришь одно, в голове держишь совсем другое, противоположное.

Одни уводят показания свидетелей и очевидцев в желательную для них сторону, нацеливают следователя на малозначащие факты — умышленно. Вторые делают это бессознательно, машинально, стараясь поскорей укрыться в свою «скорлупу». Третии просто фантазируют, поглаживая имеющееся у каждого человека тщеславие.

К какой из трех этих групп причислить словоохотливую банкиршу? Верить ей либо сомневаться?

Бабурин всегда полагается на присущую ему интуицию, а она сейчас подсказывает — Басова не блефует, говорит правду. Во всяком случае, передавая сумбурный разговор по телефону мужа.

Похоже, расследование убийства банкира совершает акробатический трюк, сворачивает на совершенно новую дорожку. От которой его изо всех сил стараются оттолкнуть, нацелить на примитивную «бытовуху».

Двое суток Сергей Петрович не спал и не ел — думал. Утром третьего дня пришел к однозначному и опасному решению. Продолжить выполнение намеченного плана и, одновременно, в тайне от всех, особенно, от начальства, попытаться проникнуть в тайну финансовой мафии. Если, конечно, она, эта мафия, существует.

Одному действовать по двум направлениям невозможно. Нужно найти верного и достойного помощника. Не болтуна и не труса.

Сергей Петрович неожиданно вспомнил об Оборине.

Бабурин знакомился с Оборином дважды. Первый раз в студенческие годы, когда они учились на одном курсе юридического института. Дружбы не получилось — слишком разными были два парня. Даже по внешности. Сухопарый, подтянутый Сергей и полный Дмитрий. А уж о внутреннем содержании и говорить не приходилось. Сдержанный, серьезный Бабурин и весельчак Оборин будто стояли на разных полюсах.