Таможенник, действительно, явился в клуб, но спустя несколько дней, Он не стал заполнять никаких бумажек, сел на причал и, размахивая ногами, мило беседовал о плавании. Я пригласила его на яхту.

— Э-э-э, чего я там буду искать? Приду как-нибудь в гости, тогда и посмотрю. Ведь у тебя же нет ничего особенного.

— Особенного нет, зато есть двустволка. Забери ее на хранение.

— Зачем? Твоя двустволка, ты и храни ее.

— Но это же оружие. А вдруг его украдут у меня?

— Разве это оружие? Вот если бы у тебя была пушка, тогда другое дело. Впрочем, в нашем клубе у тебя ничего не украдут. А в город ты ее не потащишь… — он откровенно презирал мое смертоносное оружие.

Поболтав немного, таможенник ушел. Интересно, какой он написал отчет о досмотре «Мазурки», которая уже давно прибыла в порт.

Вообще, «Мазурку» окружала атмосфера всеобщей доброжелательности. Клуб предоставил мне почти пустой склад, где я с помощью Роберта, Яна и яхтсменов с соседних яхт проверила все паруса и остальное снаряжение. Здесь же можно было приступить к ремонтному безумию с двигателями. Сотрудники из агентства, обслуживающего польские суда, заполучили в аэропорту мои посылки и доставили на яхту — тоже не пустяк, так как и тут оформление груза могло длиться до шести недель. Шеф метеорологического бюро подарил мне великолепный атлас, содержащий все доступные морским силам США сведения об ураганах на всем земном шаре. Срок моего пребывания в клубе давно перешагнул уставные десять дней, а мне все его продлевали, с согласия таможни, несмотря на то, что на якорном месте ожидали другие яхты. Аргумент для меня был очень приятным:

— Ты одна, а там есть экипажи. Наверняка им легче. Эльжбета почти отказалась от роли хозяйки собственного дома. Утром приезжала с детишками в клуб и спрашивала, что нужно делать. Вместе мы ездили за покупками, вместе много раз переупаковывали и убирали яхту. Иметь моторизованную приятельницу было очень удобно: в Колоне ясным днем можно было лишиться часов, сумочки или кошелька вместе с карманом. Эльжбета все время предупреждала:

— Идешь в город, одевайся, как панамка. Никаких туристских штучек — шорт или голой спины. Турист — это мишень для вора. Не вздумай гулять вечером одна.

Жертвами разбоя становились, как правило, яхтсмены, моряки иностранных судов. Воры были неуловимы, а панамская полиция — слепа и глуха. Так что за вечерней жизнью Колона и Кристобаля я наблюдала, сидя в машине либо Яна, либо Станешевских. Ян возил меня всюду, ездил смело и уверенно. В семье Станешевских днем машину вел Роберт, а вечером, как правило, Эля, причем осторожно и медленно, словно улитка. Я поинтересовалась, в чем причина.

— У Яна панамские номера, а у нас — американские. Здесь часто занимаются особым видом спорта — нарочно попадают под машину, причем стараются под американскую. Водителя вынуждают компенсировать ущерб, чем «жертва» обеспечивает себе пенсию до конца жизни. Однако машин, где за рулем женщина, избегают: ей труднее предъявить обвинение в алкогольном опьянении, а это невыгодно.

Оказывается, можно прилично зарабатывать на собственных костях!

«Мазурку» посетили сотрудники польского торгпредства в Панаме, куда я получила приглашение. Мы поехали с Эльжбетой на машине. Из Кристобаля дорога в Панаму шла вдоль канала в основном через джунгли. Хотя дорога была отличной, но царили на ней, действительно, законы джунглей. Водители ездили здесь, кому как вздумается. Обгон совершался, как цирковой трюк, вопреки законам физики и здравому смыслу. Мне никогда не приходилось видеть столько мчащихся развалин самой разной «масти». Очевидно, влажная жара усиливала темперамент и без того огненных водителей. Эльжбета доехала вся мокрая, причем не только от тропической температуры. До торгпредства мы добрались на такси — Эля не рискнула совершить автовояж по Панаме.

Нас встретили с восторгом, напоили, накормили и обласкали. Я воспользовалась случаем и попросила помочь решить ряд вопросов. Первый и самый главный касался ремонта вспомогательного двигателя. С секретарем торгпредства паном Грудзинским, взявшим на себя роль гида, мы направились в представительство фирмы «Вольво» в Панаме. Нас принял сам директор — не каждый день случаются клиенты из дипломатического мира. Директор-китаец внимательно выслушал моего опекуна, сияя радостной улыбкой. Не переставая сиять, он отказал нам:

— Фирма гордится оказанной честью, фирма приносит тысячу извинений, но ремонт выполнить не может. Фирма ремонтирует только те двигатели, которые есть в продаже, а этого, к сожалению, нет.

Я остолбенела. Больше нам некуда было обратиться. Местная верфь обещала многомесячные сроки, чудовищные счета и вообще не проявляла излишнего энтузиазма. Двигатель был европейский.

— Но ведь это представительство фирмы «Вольво», и у нас двигатель той же фирмы, — настаивал мой спутник.

Китаец улыбался, извинялся и повторял свое.

— Куда же нам обратиться, если «Вольво» не желает ремонтировать свои изделия? Постараемся найти более солидную фирму.

Пан Грудзинский отлично знал, что это пустая угроза. Но она подействовала.

— Я спрошу шефа ремонтных мастерских, может быть он возьмется за эту работу.

Шеф явился через минуту. Здоровенный детина, выслушав нас, что-то сказал директору, а потом пану Грудзинскому:

— Скажи, что я этот двигатель сделаю. Я швед, а она полька. Швеция расположена очень близко от Польши.

Я уже слышала нечто подобное от финнов в Лас-Пальмасе. С увеличением расстояния Европа, видимо, уплотнялась.

Легко было сказать, да трудно сделать. Ремонтируемый объект находился в 80 км от ремонтной мастерской. Каждые два-три дня на яхту являлась группа механиков. Они демонтировали поочередно все части, отвозили из Кристобаля в Панаму, проверяли и привозили обратно. Двигатель уперся. Швед, его звали Енсен, рвал на себе волосы: за двадцать лет работы ему еще не встречалось такое упрямое животное, да еще с родной фирмы. Недели уплывали, а мы были на исходной позиции.

Енсен говорил по-шведски и по-испански, я не знала ни того, ни другого языка. Снова на выручку поспешила неоценимая Эльжбета, она привела подругу. Франсис одинаково легко объяснялась на французском, английском и испанском. Французский был ее родным языком, английскому научилась у американского мужа, испанскому — у эквадорской свекрови. Будь у нее китайская тетушка, через год, я думаю, она уже щебетала бы по-китайски. Франсис переводила испанские пояснения Енсена на английский, а мои — с английского на испанский. Остальное помогал понять чертеж. Опять пригодилось мое техническое образование. Через три недели такой работы Енсен решил:

— Пора прекратить ремонтные экскурсии — это только пустая трата времени. Нужно демонтировать весь двигатель и забрать его в Панаму.

Я перепугалась до смерти. Яхта и так напоминала машинное отделение в разгар капитального ремонта: двигатель разобран на части, все заляпано маслом и смазками, к полу вообще можно было приклеиться, всюду инструменты, снятые Детали, которые я непрерывно перекладывала с места на место. В кокпите или на палубе ничего нельзя было держать, поскольку они ежедневно омывались проливными дождями, что для «здоровья» дизеля было не очень полезно. Полный демонтаж двигателя вызовет еще больший беспорядок. Мне понадобится уйма времени, чтобы привести яхту в нормальное состояние.

Я не собиралась зимовать в Кристобале. Панамец Макс, помощник Енсена, очевидно, догадался о моем испуге.

— Шеф, возьмем еще головку. Если и здесь ничего не найдем, то демонтируем двигатель.

Макс попал в яблочко. Раскрошившаяся тарелка одного клапана полностью выключала из работы цилиндр. Поэтому бедняга-двигатель не достигал даже половины своей мощности. На следующий день Макс вернулся, но не один — с четырехлетним сыном.

— Я хотел бы поработать до вечера, ты не будешь возражать?

Я подумала, что речь идет о дополнительной плате.

— Дело не в деньгах. Я могу остаться, но только с сыном, если ты согласишься, сегодня некому о нем позаботиться.