Итак, «Каурка» работала добросовестно, а вот со мной стало твориться что-то неладное. Очевидно, восточный ветер принес какие-то вирусы — у меня разболелась голова. Это недомогание я особенно не люблю. Я могла забыть о больной руке или ноге, но не о голове: ведь для этого нужна именно голова. После того, как я сообщила об этом «Князику», что вызвало на дружественном судне переполох, судовой врач из обширного списка лекарств яхтенной аптеки выбрал одно — сильный антибиотик. Оказывается, дело серьезнее, чем мне показалось.

Через несколько часов голова перестала болеть. И тогда я почувствовала, что в самом деле больна. Вроде бы ничто меня не беспокоило, но я совсем обессилела. Ноги стали словно ватными. По яхте я передвигалась на четвереньках, а при выходе на палубу руками поднимала ногу и ставила на каждую ступеньку. У меня кружилась голова, я чувствовала себя после таблеток все хуже, однако отменить назначение врача не решилась.

«Мазурка» очень старалась помочь мне, однако плавание требовало и моего участия. Ждать выздоровления не желали ни кульминация, ни ветер, ни аккумуляторные батареи. Чтобы не лишиться связи, нужно было запускать зарядный агрегат, т. е. перебрасывать, как всегда, парусные мешки. Нужно было проверять аккумуляторные батареи, т. е. извлекать из-под раковины и стула возле штурманского стола два тяжеленных ящика, а потом запихивать их обратно. Нужно было управлять яхтой — больше некому, если бы мне даже выдали больничный лист. Лишь после очередной врачебной консультации, получив новые назначения, я постепенно стала приходить в себя.

Погода, к счастью, мне благоприятствовала. Ровный и умеренный восточный ветер быстро приближал «Мазурку» к цели. За сутки я одолевала по два градуса долготы. Если так пойдет дальше, то я достигну Маркизских островов не за 60 дней, как планировала, а гораздо раньше — к моему большому удовольствию и облегчению. Тогда мне казалось, что я способна хорошо выдерживать плавание только месячными этапами. Жизнь, как всегда, внесла свои коррективы: позже я вспоминала шестинедельное плавание по Тихому океану как короткую прогулку. Оказывается все зависит от тренировки, как в спорте.

Тихий океан служил не только источником энергии для моего движителя, но и организовывал для меня культурно-массовые развлечения.

В них участвовали, вероятно, все дельфины южной части океана. Как-то возле «Мазурки» появились отдельные особи, потом целые семьи, а вскоре весь океан — до самого горизонта — наполнился дельфинами. Они плыли тем же курсом, что и я — в направлении Маркизов. Крупные и средние мчались вперед, а молодежь начинала игры с «Мазуркой». Дельфиньи дети скакали у бортов и перед носом — парами, тройками, по одному. Те, что посмелее, кружили вокруг яхты или ныряли под нее. Разогнавшись с траверза, они стукались носом о корпус и выплывали довольные с другой стороны, чтобы через минуту повторить маневр. Время от времени появлялся дельфин побольше, вероятно чья-то мама, и загонял все юное общество в строй. Дельфинята делали несколько протестующих прыжков и уносились на запад. На смену им появлялись очередные шаловливые дети и начинали новые игры с яхтой. Случалось, что и большие дельфины задевали «Мазурку»: деликатно стучали носом в обшивку и ныряли под судно. Дельфинье общество плыло быстрее, чем моя яхта, и визиты возле бортов не тормозили темп моего продвижения.

24 августа яхта «вошла» на карту Маркизов. Через несколько часов я узнаю, что стоит моя астронавигация. Маркизы не предоставляли штурманам ничего: ни огней, ни радиомаяка, никакой современной радиолокационной техники. Локатора, правда, у меня и не было. Своим высотным линиям положения я верила, но зловредное беспокойство нашептывало мне, что, бывало, острова терялись и у более крупных яхт, с полупрофессиональными экипажами. Конечно, если я не попаду сразу на остров, то можно обойти молчанием этот неважный факт: кто проверит, что в действительности было на яхте с экипажем-одиночкой, но против этого восставала моя совесть штурмана. Ведь не зря же мне ставили когда-то пятерки за счисление! В течение сорока дней, что я плыла в Тихом океане, все мои расчеты подтверждались. Поэтому перед носом яхты обязан появиться определенный остров архипелага, на который я целилась после Эспаньолы, а именно — Уа-Хука!

На следующий день в шесть утра остров, действительно, появился — точно по курсу 270°. Я сравнила силуэт на горизонте с картинкой на карте (у меня была прелестная карта с картинками островов). Горка на краю океана точь-в-точь совпадала с видом Уа-Хука. Математике нужно верить! Я стала поспешно готовиться к заходу в порт, хотя до конечной цели путешествия — острова Нуку-Хива — было еще много часов плавания. Я знала, что засветло не успею добраться до залива Таиохаэ — для этого моя скорость была слишком мала, а выискивать в кромешной тьме вход в него у меня не было ни малейшего желания. Поэтому я заменила пассатные стаксели обычными — паутина пассатных парусов помешала бы маневрированию, а мне хотелось попасть в залив без дополнительных хлопот, памятуя о Кристобале. Днем я сделала больше, чем обычно, обсерваций, чтобы проверить действие течения и лишний раз убедиться, что передо мной действительно остров Уа-Хука.

Под средним кливером я медленно приближалась к острову и в полночь миновала его. Взяла курс на остров Уа-Пу. По моим расчетам, я должна увидеть его рано утром и, оказавшись на траверзе острова Нуку-Хива, выйти в полветра прямо на вход в залив Таиохаэ.

На рассвете из темноты вылез коричнево-бежевый остров-замок — Уа-Пу. Справа на траверзе виднелся контур гор с вершинами, отсеченными тучами, — Нуку-Хива. Я добавила еще один кливер, грот и круто пошла в сторону мыса Мартин. Утро было прохладное, а может, мне так показалось от волнения, и я надела прямо на купальник штормовку. При любых маневрах, а их в этот день предстояло достаточно, я всегда надевала штормовую одежду и обувь — защита собственной шкуры в прямом и переносном смысле была одним из основных законов на «Мазурке».

Дул свежий ветер, и я подошла вскоре к берегу. Теперь осталось распознать вход в залив. По лоции навигационными знаками должны служить два маленьких островка и белый крест на восточном берегу, прямо у входа. Маленькие островки оказались высоченными холмами — мачта «Мазурки» едва достигала их подошв, а белый крест представлял собой серую полосу со следами белых горизонтальных вкраплений на коричневом откосе. В поисках указанных в лоции знаков я могла бы плавать вокруг острова Нуку-Хива всю жизнь. Очевидно, ее составителям не хватило фантазии или чувства меры. Берег осветило солнце, я перевела язык лоции на реальный и подошла к восточному холму. В глубине виднелся длинный залив — Таиохаэ-Бей.

Ветер немного покрутился и успокоился. Было тихо, шумел только мой двигатель. На якорном месте стояло несколько яхт, в их числе желтый новозеландский шлюп, известный мне по Барбадосу, Кристобалю и Бальбоа. Я бросила якорь рядом с ним и выключила двигатель. Было 26 августа, полдень.