С утра дуло все сильнее, прямо во вход яхтенной гавани. В клубе мне посоветовали отойти в закрытый угол — там было безопаснее. Настала пора харматана, а с ним шутки плохи. Хозяйкам он надувает в дома, даже через плотно закрытые окна, толстые слои рыжей пыли. На рейде может стащить с якоря судно. Лучше от него спрятаться. Мы перешли на двигателе в указанное место. Якорь на длинном канате зацепился за грунт. Оставалось ждать, когда ветер успокоится. На палубе работать было невозможно, а чтобы делать что-то внутри яхты, следовало выбросить все ее содержимое на палубу.

Мы коллективно скучали и ждали лучших времен. Каждые два-три часа я проверяла якорь: держал он некрепко, и «Мазурка» медленно перемещалась с ветром. Мои товарищи уговаривали меня не расстраиваться — места за кормой было предостаточно, и мы могли в любое время переставить яхту. Это было верно, но меня охватило смутное беспокойство. Яхта должна стоять на якоре как вкопанная, а она не стояла. Не думала, не гадала я, что в первую половину рейса проблема якоря станет для меня главной, сколько хлопот и забот доставит мне это устройство. За пределами Европы я потом редко где могла пришвартоваться к бую в клубе или к причалу. Бесчисленные якорные места подтвердили старую истину моряков Тасмании: якорное устройство тогда хорошо, когда позволяет спокойно спать.

Харматан по-прежнему неистовствовал, но следовало приступать к работе. Мужчины отправились на сушу на резиновом надувном плоту. Грести против штормового ветра было очень тяжело. Зато на яхту я вернулась с ветром молниеносно и с глубоким убеждением, что связь с сушей у меня обеспечена. О, дамская наивность! По сигналу возвратившихся товарищей я бодро собралась на берег. Отчаянно молотила веслами по воде, но плот не продвигался ни на метр в нужном направлении. Хуже того, он стал менять курс и дрейфовать с ветром в сторону пляжа и груды камней у волнолома. Я-то собиралась в рейс вокруг света, а сама не могла одолеть на веслах двухсот метров, отделявших меня от набережной! Сверчок — Моравский — увидел, что делается, быстро вскочил в тузик с английской яхты и помчался на помощь. Плот с мечущимся капитаном он догнал почти у камней и отбуксировал к «Мазурке». Все-таки две пары рук — не одна. У меня зародилась неясная тревога, что в дальнейшем связь с сушей будет доставлять мне затруднения, и с этим нужно что-то делать. Пока же, во избежание подобных неожиданностей, я решила после отъезда моих помощников стать у набережной.

Осталось привести в порядок еще радиотелефон. Мы полагали, что настроить антенну лучше всего сумеет сервисная служба фирмы-изготовителя. В нашей стране таковой не имелось, поэтому на верфи мне подготовили три антенны разной длины и еще несколько метров антенного провода — на случай, если вдруг выйдет из строя главная антенна. Специалисты фирмы должны были выбрать из них наиболее подходящую. Я разыскала представителя фирмы. На следующее утро в гавань явились два пана. Вроде бы на одного больше, чем нужно, учитывая габариты яхты и объем предстоящей работы, но что поделаешь. Панов перевезли плотом на «Мазурку». Они посидели минутку возле радиотелефона и на этом закончили в тот день работу. Выполнять служебные обязанности им якобы мешала слишком сильная качка.

На следующий день ситуация повторилась — на моем судне опять чересчур качало. Лишь на третий день паны приступили к делу. Поглядели на радиотелефон, открыли чемоданчик с инструментами и попросили инструкцию. Инструкция у меня была, даже две — для передатчика и приемника. Паны посмотрели инструкции и пришли в отчаяние: они на английском языке, а им желательно на испанском. К сожалению, на испанском у меня не было. Паны дали понять, что на время возьмут инструкции с собой. Шеф их фирмы знает английский и все прекрасно переведет. После этого они незамедлительно приступят к работе. У меня волосы встали дыбом. В двух тетрадях было около 250 машинописных страниц плюс несколько десятков схем. Стоянка грозила затянуться до осени.

Тогда я посетила шефа лично. Мне удалось убедить его не делать перевода всего текста. Я показала, что операции настройки в обеих инструкциях посвящена всего одна страничка — так это просто, с нашей точки зрения. Однако шеф выразил сомнение в том, что польские специалисты подошли к этому вопросу с должным вниманием — настолько он сложен и серьезен. Затем он рассказал мне о своих вояжах в Англию и Данию и вручил визитную карточку, из которой я узнала, что ничто электронное и навигационное фирме не чуждо. Расстались мы почти друзьями. Еще один день был потерян.

Назавтра сервисные паны действительно явились. Стояла солнечная, тихая погода и для отказа от работы причин не было. Они распотрошили радиотелефон и приступили к настройке. Антенна № 1 не подошла. Сверчок залез на мачту и сменил ее. Опять безрезультатно. Поочередно он сменил все три антенны, и ни одна из них не подошла по длине. Паны покопались в аппарате и беспомощно развели руками. Казалось, что проблема неразрешима.

Примерную длину антенны мне рассчитали еще на верфи. Сервисная служба должна была только ее проверить и настроить. Следовало отыскать наши расчеты. Я показала на пальцах, что теперь мы берем руководство на себя. Сверчок втянул запасной антенный провод на топ. Паны обрадовались новой идее. Провод оказался слишком длинным. Мах ножницами, и новая попытка. Стало лучше. Так, методом последовательных приближений мы установили нужную длину. Ту же, что мне рассчитали на верфи. Сверчок закрепил провод на топе, довольные паны сложили инструменты и обещали прислать счет. В таком виде запасной антенный провод прошел вокруг света в качестве главной антенны.

Мои товарищи готовились к отъезду. Было начало марта. Благодаря Юреку возрастала моя популярность в Лас-Пальмасе. Канарские и испанские газеты опубликовали интервью и фотографии — одна хуже другой. Я скалила зубы и умничала в телеокошке. Юрек выступал в качестве переводчика, импрессарио, организатора и собкора. Из Польши ежедневно требовали по телефону и телексу безотлагательных разговоров со мной, расспрашивали о физическом и моральном самочувствии, о планах на ближайшее и далекое будущее. Ядвига объяснила мне, что такую лавину интереса вызвал приближающийся Международный женский день — отличный повод раз в году повосхищаться прекрасным полом. Возросшая популярность сильно осложняла жизнь. К телефону меня требовали в самое разное время суток. Он находился в пяти километрах от «Мазурки». Бег от яхты до аппарата, несомненно, улучшал мое общее физическое состояние, однако не ускорял подготовку к рейсу.

После отъезда гарантов верфи я осталась одна. Моравский и Тарнацкий подготовили яхту с большим знанием дела — как инженеры и как опытные яхтсмены. Я это хорошо знала, однако плыть на «Мазурке» предстояло мне, и последнее слово оставалось за мной. На яхте я должна была уметь найти любую вещь, куда бы ни упаковали ее мои товарищи.

Мир тесен, и в этой истине я начала убеждаться уже здесь. Познакомилась с Рысем, стажером Юрека. Он с энтузиазмом подключился к конечной фазе подготовки рейса. Мы вместе откалибровали лаг, пополнили запасы воды и топлива. И выяснили, что давно знаем друг друга и у нас много общих знакомых: мы учились на параллельных курсах в политехническом институте. Как-то я обнаружила на «Мазурке» забавное письмо. Второй помощник капитана «Кузницы», стоявшей тогда в Лас-Пальмасе, приглашал меня на судно, подписавшись «соседом с первого этажа» с изображением бородача. Я воспользовалась приглашением и явилась на судно с хронометром и моими сомнениями насчет сигнала времени. Два симпатичных радиста отрегулировали мой измеритель времени, а я познакомилась с «соседом с первого этажа» — мы жили с ним в одном доме более десяти лет. Гданьск, хотя и далекий, опять был рядом.

Я должна была отплыть 8 марта. Какой прекрасный заголовок для газет! Но начинать рейс в понедельник? Как можно пренебречь морским обычаем! Кроме того, мы с Ядвигой хотели купить свежие фрукты, а привоз намного лучше во вторник. Так что выход из порта я перенесла на среду.