Артем подошел к Мамонтову. За те годы, что приходилось тушить таежные пожары, ему доводилось видеть всяких новичков, и поэтому он по достоинству оценил бывшего солдата.

— Ну-ка покажи руки, — взял он его за кисть, внимательно осмотрел широкую ладонь. Что и говорить, натер ее парень лихо. — Почему без рукавиц работал?

Мамонтов неожиданно покраснел, выдернул кисть из хваткой ладони Шелихова, пробормотал виновато:

— Да… не думал я, командир, что может так выйти. — Может, не надо? — замялся парень. — Обойдется… А то, сам понимаешь, ребята смеяться будут.

— Ну ты даешь! — уставился на него Артем. — Смеяться… Да ты спроси у них, кто попервоначалу руки в кровь не стирал?

Когда пообедали пшенной кашей с заправленной в нее тушенкой и запили горячим, отдающим дымком костра чаем, со стороны распадка послышался нарастающий звук. Поначалу подумали, будто вертолет летит. Спустя какое-то время рокот приблизился, и на взгорке появился заляпанный грязью трактор. С ревом подминая низкорослый кустарник и высвечивая на солнце блестящими гусеницами, он шел прямо к лагерю.

— О! — первым опомнился Колосков. — Курьянов вроде бы подмогу нам прислал.

— Бог ты мой! — подхватил Венька. — А тракторишка-то леспромхозовский.

— С чего это ты взял? — удивился Мамонтов. — Может, из лесхоза?

— Вот что значит салажонок, — укоризненно покачал головой Венька. — Смотри и запоминай. Вишь, машина будто из танкового побоища вышла: стекол нет, капот покорежен, да и вообще ее только в музее вторсырья выставлять — это значит леспромхозовская. Причем сезона три на лесоповале проработала. А теперь ее, видно, на подчистку делянок бросили.

ДТ-74, действительно похожий на только что вышедшую из боя машину, взревел последний раз, чихнул и остановился недалеко от лагеря. С него спрыгнули на землю двое рабочих в одинаковых черных хлопчатобумажных робах. Последним из кабины вылез тракторист и направился к костру.

— Иван? — удивился Колосков, живший по соседству с Бельды. — Откуда?

— От верблюда, — огрызнулся шагавший рядом с бригадиром Семен Рекунов. — Теперь-то уж точно в этом месяце ничего не получим. Вместо того чтобы план гнать, из-за вас заставили деляны чистить. Так мало этого, помогай еще тут вам.

Артем пропустил эти слова мимо ушей, и только Венька взвился:

— Ишь ты… «Помогай тут вам…» Будто ты мои подштанники приехал из огня вытаскивать.

— А что, нет, что ль? — зыркнул на Веньку глазами Семен. — Вам за это деньги платят, а нам — за кубики, которые, между прочим, комлем, а не вершинкой вниз растут.

— Ах ты! Не знаю, как тебя зовут, — скривился, словно от зубной боли, Венька. — Мне, конечно, в отличие от тебя, огромные деньги платят. Семнадцать рублей пятьдесят копеек за прыжок в тайгу и четыре рубля командировочных. Деньги платят… — передразнил он рабочего, зло сплюнул и, подхватив ведро, пошел за водой.

— Кончай, Венька, — скорее для порядка сказал вслед Артем и шагнул к Бельды. — Здорово, Иван. Курьянов прислал?

— Да нет, сами прибыли, — стиснув жесткую ладонь Шелихова, ответил бригадир.

— Спасибо, — благодарно толкнул его в плечо Артем и повернулся к рабочим: — Давай, мужики, перекусите и за работу. Вам придется минполосу по склону вести.

— Кого? — услышав незнакомое слово, в удивлении открыл рот Антоненко.

— Минерализованную полосу, деревня, — ответил Колосков и невольно засмеялся. — Не обижайся, это у меня поговорка такая — деревня. А минполоса — это такая широкая просека со снятым дерном. Понимаешь? Чтобы огонь через нее не смог перепрыгнуть.

— Ага, — понятливо кивнул парень.

С ведром воды в руках появился Венька. Он хмуро покосился на примостившегося у бревна Семена, долил чайник, подправил начавший было затухать костерок. Венька был истинным дальневосточником, у которого первая заповедь — накорми гостя своего.

Шелихов повернулся к Бельды:

— Твои обедали?

— Успели.

— Тогда пускай чайком побалуются, а тебе фронт работы намечу.

Сейчас, когда на лязгающем, изношенном тракторе прикатил Иван Бельды с рабочими, у Артема даже сомнения не осталось, что они не дадут огню слизать вершину сопки.

Иван, с детства привыкший бесшумно ходить по тайге, когда он помогал охотиться старшему брату, легко шел спорым шагом тренированного человека. Артем, хоть и устал, наворочавшись с «Дружбой», однако старался не отстать, попутно объясняя, где надо будет прокладывать опорную полосу для отжига.

Бельды кивал согласно, делал ножом зарубки на деревьях.

— Погодь, Иван, — неожиданно остановил его Артем. — Извини, не хотел тебе говорить, но здесь такое дело…

— Чего ж сразу не сказал? — спросил Бельды, когда Артем рассказал, как он наткнулся на убитого тигра.

— Сам понимаешь, дело непростое. Особо трепать языком нечего. Когда пожар задавим, участковый с охотоведами разберутся, что к чему.

Бельды кивнул угрюмо.

— Тут недалеко зимовье Николая Одзяла Уж, поди, он лет десять охотится в этом урочище. Места богатые: соболь, белка, колонок, на лису капканы ставит. Из года в год план по соболю дает. А этой зимой у него на участке тигр появился. Так, веришь — нет, Одзял ему как брату родному обрадовался. Друг дружку не трогали — уважали.

Пока разговаривали, незаметно поднялись на гребень, и Артем подвел Бельды к вывороченному корневищу, где первым нашел свою смерть изюбр.

Иван удивленно поцокал языком, подошел к медведю, наклонился над ним, сказал как живому:

— Мапа… Глупый.

Артем невольно кивнул головой в согласии: мапа-медведь действительно был глупышом, если сунулся на тигриную добычу. Артем слышал, будто медведь с тигром враждуют, но чтобы вот так…

— А что, часто они дерутся друг с дружкой? — кивнул он на медвежью тушу.

— Не знаю. Я впервые вижу. А вообще-то легенда одна есть. Старая-престарая. Будто давным-давно Север напал на Юг и начал теснить его. И уж совсем было захватил Приамурье. Землю на много метров в глубину проморозил, реки наледями покрыл. А мороза такого напустил, что деревья по ночам лопались, птицы на лету замерзали. С тех самых пор и появились у нас разные северные звери.

Однако пришел Юг, жарким своим дыханием растопил снега и льды, обвил виноградником и лимонником деревья. Много-много дней на землю падали теплые ливни, отогрели промерзшую землю, и от этого зазеленели леса, прилетели теплолюбивые птицы и бабочки. Тепло стало. А тут вдруг снова вернулся Север, принес с собой зиму страшную и говорит Югу: «Уходи с Амура, мои здесь владения». А Юг ему отвечает: «Нет, это моя земля, не уйду я отсюда. А чтобы тебе неповадно ходить было, охранять ее будет тигр. Царь всех зверей. А вдобавок ко всему, чтобы тебе, Север, не на чем ездить было, он съест всех твоих северных оленей».

Вот тут-то и позвал Север себе на помощь большого бурого медведя. Встретились на открытой поляне медведь с тигром, начали драться, да так, что смертью запахло вокруг. Ловок тигр, зато мапа силен да вынослив. Все его удары отбивает лапами и сам корежит его. То один на другого наседает, то наоборот. В общем, как старики рассказывали, долго, очень долго дрались они, однако так никто никого и не смог победить. Вот с тех пор недружно, очень недружно живут тигр с медведем на Амуре.

Бельды замолчал, повернулся к разлапистой, с уходящими в сторону большими сучьями березе, на которой безжизненно висела туша полосатого зверя.

— Однако хватит сказки сказывать. Пойдем посмотрим.

Они остановились у дерева, Иван тронул тигра рукой, нахмурился. Разбиравшийся в таежных следах гораздо лучше Шелихова, он неторопливо обошел истоптанный пятачок, посмотрел на огромный дуб, в кроне которого был сделан скрадок, сказал удовлетворенно:

— Тот, кто стрелял, много следов оставил. Если милиционер не найдет его, охотники помогут.

Артем, все это время внимательно наблюдавший за нанайцем, кивнул:

— Именно на это я и рассчитывал.

Бельды все так же неторопливо вытащил самодельный нож, раздвинул густую, спекшуюся от крови шерсть. Сделав надрез, выковырял застрявшую в позвонке пулю. Аккуратно обтер ее о брюки, хотел было положить в карман, как вдруг лицо его напряглось, он внимательно осмотрел кусочек свинца, перевел взгляд на стоявшего рядом Шелихова.