Вопросы задавал Михаил КОВАЛЕНКО

Использованы цитаты из “Дневника писателя”, 1876–1877 гг.

9 апреля мэр Москвы объявил в Доме актера о намерениях своего липового “Отечества” проводить-таки государственную политику в области культуры. И что же? Набор прибауток типа “государство без культуры — это даже не сообщество живых людей” плюс лицемерно-демагогические заклинания о том, что культурная политика должна быть публичной. Так давайте, ребята — опубликуйте расходную часть бюджета московского Комитета по культуре! Сразу станет многое ясно — как на деле осуществляется “ответственность и государственная поддержка высокой профессиональной культуры”, московских эротических театров, например. В цифрах покажите, как “отнюдь не по остаточному принципу” финансируются бесконечные зарубежные командировки председателя Комитета по культуре Бугаева. Сколько денег угрохано на бездарные фестивали типа “Золотой маски”.

Кто станет судьями, определяющими высоту и профессионализм наших номенклатурных творцов — это второй вопрос. Первый: по каким критериям это будет определяться, если 99 % деятелей прикормленной до этого Березовским и Лужковым “культуры” — отрицают критерии хорошего и плохого в искусстве и проповедуют принцип китайского маоизма “пусть расцветают все цветы”? За государственный счет, разумеется.

Скупка перед выборами известных фамилий, раздача персональных музеев, театров, квартир и даже гостиниц (!) популярным деятелям культуры — вот и вся так называемая культурная политика новоиспеченного кандидата в президенты.

Римма Казакова на встрече с Лужковым, упрашивая его взять на содержание аппарат своего союза писателей, продекламировала: “Словно наркотическую ломку, время перемен переживу!”

Но гибель от наркотиков молодых актеров МХАТ им. Чехова, беспринципность его руководителей и коррупция чиновников от культуры — звенья одной цепи.

И лавинообразный рост наркомании в Москве за последнее время связан не столько с социально-экономическими причинами, сколько с общей культурной ситуацией и системой организации досуга людей. По данным опроса, проведенного учеными НИИКСИ СПГУ, на вопрос: “Где вы впервые попробовали наркотические средства?” — 57 % опрошенных ответили: “во время отдыха”. Субкультура создает круг общения, моду, стиль жизни и мировоззрение, сводящие на нет все медицинские усилия остановить разложение личности. Родители современных подростков обречены на отчаянное одиночество в борьбе за жизнь своих детей, сопротивляясь в этой борьбе современным масс-медиа — телевидению, музыке, литературе, театру и даже монументальной скульптуре. Родители — кто во что горазд. А Лужков и прикормленные творцы “проводят политику”.

Валерий СТОРЧАК

Назначенный на 20 апреля в Хамовническом суде процесс над осквернителем икон Тер-Оганьяном не состоялся по причине отсутствия последнего якобы из-за его болезни. Представитель суда объявил, что ответчик заболел и находится на больничном с каким-то странным диагнозом — К-200 (медвежья болезнь?). Дело отложено на середину мая. Негодяй, без сомнения, струсил. В Манеже ему дали по морде, вероятно, подумал, что в зале суда его могут выпороть.

Уже за 20 минут до открытия зал был битком набит народом, возмущенными людьми, видимо, никак не организованными, прихожанами разных храмов. Пришли с иконами, пели молитвенные пасхальные песнопения. К одиннадцати часам в зале появилось несколько программ телевидения. Одна съемочная группа заняла самое лучшее обзорное место, в центре. Когда эти трое молодых людей расчехлили свое “информационное оружие”, на нем зловеще замелькала эмблема НТВ. Народ зароптал. Раздались возгласы: “НТВ — подонки”, “Холуи НАТО”. Энтэвэшники начали съемку, старательно наводя камеру на самых старых, увечных и больных, явно не от милосердия. Энтэвэшники чувствовали себя явно не в своей тарелке. Они все более внутренне напрягались, это было видно по вымученному, деланному смеху и резким движениями. Вдруг один пенсионер окатил всю тройку святой водой из большой бутыли. А оператору — рослому малому, попал в лицо целый сноп брызг. Тот побагровел и замахнулся на старика. Внезапно к НТВ протиснулся интеллигентного вида молодой человек в очках. “Катитесь отсюда”, — спокойно сказал он. И тут режиссер группы НТВ затравленным зверем кинулся на подошедшего, нечленораздельно, истерически что-то выкрикивая. Он был похож на бесноватого. Произошла короткая схватка, через мгновение энтэвэшный менеджер лежал на полу. Это сразу отрезвило всех остальных телевизионщиков, они подхватили манатки и под громовое скандирование: “Фа-ши-сты. Фа-ши-сты”, мокрые от святой воды, униженные покинули зал. Лица на них не было.

Очевидно, что скоро без охраны НТВ не сможет появляться нигде, кроме неких элитных заведений.

Андрей АЙГИ

Наконец-то Юрий Григорович, объездив многие города России и разные страны, снова ставит в Москве. С труппой театра “Кремлевский балет” он показал свою новую постановку “Ромео и Джульетты” на музыку Сергея Прокофьева. Спектакль, премьера которого состоялась в день Радоницы, когда православная церковь поминает всех от века почивших, посвящен светлой памяти великого театрального художника Симона Багратовича Вирсаладзе. Нынешний год — год его 90-летия.

Григоровичу был 21 год, когда Вирсаладзе, уже маститый художник, пришел за кулисы ДК им. Горького в Ленинграде и поздравил юного хореографа с замечательным успехом его первого балета “Аистенок”. Позже, начиная с 1957 года, с первой постановки Григоровича на большой сцене — Ленинградского театра им. Кирова, Вирсаладзе до конца дней своих был художником его балетов. Первой их совместной работой стал прокофьевский балет “Каменный цветок”, потом они на прокофьевскую же музыку выпустили балет “Иван Грозный” в Большом театре. Тогда же появился замысел постановки еще одного балета Прокофьева — “Ромео и Джульетта”.

Но зависть, интриги, злоба всегда подстерегают гениев. Не миновали этого и Григорович, и Вирсаладзе с самого начала творческой работы. Однако в дни замыслов “Ромео” завистники всколыхнулись с особой силой. Люди, до того не очень-то дружественно друг к другу расположенные, тут составили единую группировку — Майя Плисецкая, Владимир Васильев, Марис Лиепа — и стали добиваться в высших инстанциях, чтобы Григоровичу не разрешили постановку “Ромео”. И, видимо, любезны они были сердцам власть предержащих, ибо цели своей достигли. А ведь аргументы были смехотворны: мол, есть постановка Леонида Лавровского (1940 года) и незачем делать другую. Между тем эта постановка, ставшая большим достижением для своего времени, эталоном на все времена отнюдь не стала. Есть свидетельства Прокофьева, что он далеко не всем в спектакле удовлетворен. К тому же давным-давно наступила эра иной балетной эстетики, первооткрывателем которой (не забудем!) был Григорович со своим “Каменным цветком”. К тому моменту, когда затеялась вся эта интрига (середина 70-х), постановка Лавровского ни в одном театре СССР уже не шла, а Большой оказался в затруднительном положении: от старого “Ромео” отказывались зарубежные импресарио, спектакль там не проходил. Большой же, в эпоху руководства Григоровича, приглашался на гастроли очень часто. И еще. “Ромео”, помимо Лавровского, и у нас в стране, и в мире ставили многие балетмейстеры, но почему-то только Григоровичу было в этом отказано.