Утром, после завершения обычного туалета, Клим Кириллович Коровкин вышел к завтраку в столовую. Тетушка Полина уже хлопотала у самовара. На столе аппетитно благоухала изысканная ширхановская выпечка и нежнейшие пирожные. Посередине возвышалась ваза с тропическими фруктами.

– Егор Тимофеевич прислал несколько коробок своих лакомств и печева да корзину с фруктами, – пояснила после приветствия тетушка. – Слева от твоей чашки конверт – сказано, что гонорар.

Доктор глянул внутрь конверта, но без всякого интереса отложил его в сторону. Отпив из чашки горячего чаю, он развернул свежий выпуск газеты «Санкт-Петербургские ведомости».

– Не пишут ли чего о ночном происшествии? – спросила тетушка.

– Не могли успеть. Да и сообщать пока нечего, кроме того, что по Большой Вельможной в витрине булочной Ширханова обнаружен мертвый младенец... Мертвый... Клим Кириллович задумался, нахмурившись. И, отложив на время газету, приступил к чаю с булочками.

– Тебя что-то волнует, Климушка? Такой случай, да еще в рождественскую ночь – тяжелое потрясение для обитателей дома. Пришла ли в себя бедная женщина? Посыльный сказал, что она еще и не вставала.

– Ей придется побыть некоторое время в постели. Я навещу ее чуть позже.

Переполненная состраданием тетушка продолжала размышлять вслух:

– Переостудили малютку, разве можно новорожденного нести на мороз? Что за бессердечные матери? Даже звери своих детенышей берегут. Возьми кошек, они за своих котят глаза выцарапают. А рожать всегда пойдут в укромный уголок, туда, где их потомству опасность не грозит. У нас в городе, ты тогда маленький был, не помнишь, соседская кошка на крышу сарая забралась, там и окотилась. До этого ее деток дважды топили. Так на третий раз пожалели ее котят, оставили. Сам Семен Семенович, почтмейстер наш, лазил, снимал с крыши. А тут свое дитя, человеческое, родная мать не пожалела. Не из нигилисток ли? Или совсем молоденькая дуреха, сраму боялась. Если и так, то шла бы в приют рожать, никто бы не узнал, а малютка в тепле бы жив остался... А может, ребенка не мать бросила, а кто-то выкрал? Ты пеленочку не рассмотрел, какая она, батистовая, полотняная или фланелевая, метки какой не разглядел? А чепчик был?

– Нет, чепчика не было, а пеленку сразу забрал Карл Иваныч, ничего приметного в ней я не заметил. Тетушка, ну кому могло понадобиться красть младенца?

– Дорогой, а ты не думаешь, что ребенок – богатый наследник, от которого хотели избавиться родственники, чьи шансы на наследство сошли на нет с рождением ребенка? Поэтому так-то и важна метка на пеленке. Ребенка могла выкрасть и соперница, ревнивая подруга отца ребенка. Да и просто могли рассчитывать на выкуп за похищенного.

– Зачем же подкладывать ребенка в витрину ширхановской булочной? Если от младенца хотели избавиться, не лучше ли было бросить его в прорубь на Фонтанке? А если выкрали в целях выкупа, – хотя не представляю, как это возможно, – совсем нет смысла оставлять его в витрине. Взламывать ночью ставни... Какая ревнивая соперница способна среди ночи снять тяжелый увесистый замок, не повредив дужек от него?

Клим Кириллович испытывал некоторое недовольство поворотом беседы, но не хотел показаться грубым и обидеть любимую тетушку.

– Она могла и нанять кого-нибудь, заплатить большие деньги, обиженные женщины изобретательны, – продолжала отстаивать та свое последнее предположение.

– У вас буйная фантазия, тетушка.

Нет, Клим Кириллович совсем не склонен был обсуждать сейчас драматические происшествия минувшей ночи. Он отставил чашку с недопитым чаем. Легкое внутреннее беспокойство не проходило, несмотря на то, что разум убеждал не искать в ночной истории ничего таинственного. Чтобы переключить внимание тетушки, выдвигавшей самые романтические версии банального, в общем, случая, он зачитал ей сообщение об эпидемии дифтерита у кур. Уже заканчивая чтение, он подумал, не исключит ли теперь тетушка курятину из их рациона?

– А прошло ли недомогание у Государя Императора?

Мысли Полины Тихоновны приобрели неожиданный характер. Клим Кириллович с недоверием уставился на тетушку: ее никогда не занимали дела императорской семьи несколько дней назад газетное сообщение о простудном заболевании Государя совсем не взволновало ее. Вряд ли интерес к здоровью Императора связан у тетушки с дифтеритом у кур.

– Простудное заболевание часто имеет дипломатические причины, – пустилась в очередные размышления Полина Тихоновна. – Нет у Государя никакого простудного заболевания. А есть что-то другое. Я думаю, здесь все или очень просто или очень сложно.

– Я бы предпочел более простое объяснение, так сказать, естественное – в силу своего медицинского мышления.

– У меня есть предположение. Самое простое. А что, если у Государя расстроено пищеварение? Такое бывает – как результат долговременного и нездорового питания.

– У Государя-то нездоровое питание? – рассмеялся доктор.

– Почему бы и нет? Не смейся. Наверняка он употребляет много калорийной пищи. К тому же, уверена, он совсем не думает о недостатке фосфора в организме. Несбалансированное и однообразное питание, в конце концов, может привести к затяжной диарее, – я сама читала в брошюрке.

– По словам госпожи Татищевой, Император и Императрица не склонны к чревоугодию, отдают предпочтение незамысловатым кушаньям: говядине, отварной рыбе, дичи, курятине, овощам. А Император вообще мог бы обойтись щами да кашей. Думаю, с поступлением фосфора в организм у них все в порядке. И потом, милая тетушка, неужели у врачей Императора нет средства от диареи?

– Вероятно, оно не действует. Расстройство пищеварения происходит иногда и от более сложных причин, не только от неправильного питания.

– Самые сложные причины дипломатические, – подхватил племянник, и, приходя в доброе расположение духа, добавил, – но о них мы судить не можем.

– Очень сложная причина потому и сложная, что догадаться о ней невозможно, – согласилась тетушка, наливая чай в опустевшую чашку племянника. – А еще мне не нравится, что Император вдали от Петербурга, а если что экстренное, фельдъегерь до Ялты когда доберется.

– Тут вы можете не беспокоиться. Вся необходимая информация поступает Государю по телеграфу, о любом серьезном случае сразу доложат. Да и по слухам, глава Департамента полиции имеет к Государю доступ в любое время. Тетушка, – от закравшегося в душу предположения Клим Кириллович даже опешил, – не думаете ли вы, что и о мертвом младенце, найденном в витрине булочной, надо сообщать Императору?

И, чтобы окончательно отвлечь тетушку от мыслей о младенце, а теперь уже и об Императоре, Клим Кириллович стал зачитывать ей сенсационное сообщение о патентованной машине для производства льда в малом количестве, которая могла работать и в домашних условиях, и в лечебницах.

...Короткий зимний день, скупо освещаемый так и не пробившимися сквозь туманную небесную пелену солнечными лучами, быстро угасал. Визит в ширхановскую булочную никаких новостей не принес. Доктора встретили гам как старого и доброго знакомого. Марфа Порфирьевна чувствовала себя слабой и обессиленной, но состояние ее здоровья не внушало тревоги. Егор Тимофеевич выглядел уже не так мрачно; круглое Митькино лицо излучало благодушие; служанка по-прежнему находилась в прострации, из которой ее выводил только жалобный голос хозяйки. Зеркала в доме завесили полотенцами. Чучела в открытой витрине стояли на своих местах, а корзину развернули так, что проходящим мимо зевакам оставалось только догадываться о предполагаемом младенце, который мог находиться в ней.

Карл Иваныч Вирхов не давал о себе знать. Удовлетворить явный интерес тетушки к событиям минувшей ночи, – а она встретила вернувшегося от Востряковых племянника выразительным вопрошающим взглядом, – доктор не мог, никаких новых подробностей не появилось.

Предстоял еще один визит, посещение семейства Муромцевых обещало полностью развеять впечатления минувшей ночи. Профессор Петербургского университета Николай Николаевич Муромцев читал лекции по химии и в клиническом институте великой княгини Елены Павловны – именно там и познакомился когда-то будущий доктор с маститым ученым. Отношения учителя и ученика постепенно перетекли в самые дружеские. Исследования профессора внушали молодому медику надежду, что всемогущая химия вскоре даст новые средства для лечения больных. А работа профессора над препаратом, который позволит обезопасить больных от инфекционных заболеваний, постепенно становилась их общим делом, профессор ценил мнение своего многообещающего ученика.