– А если она есть? Имеем ли мы право вторгаться в их жизнь?

– Мы не переселенцы. Если мы обнаружим разумную жизнь, то по возвращению доложим Совету. Наша задача – полностью изучить планету, её природные ресурсы и недра. Боюсь, что если мы обнаружим разумную жизнь, Совет не посчитается с этим и пришлёт партию переселенцев. Земля задыхается от избытка населения. То, что мы совершили, передав людям дар Элии, несомненно, даст эффект, но как скоро – трудно сказать.

– Двести лет – это восемь поколений.

– Возможно, что к тому времени появятся существенные сдвиги как в количестве населения, так и в его генетическом качестве.

– Ты как-то говорил, что это будет болезненный процесс. В каком смысле?

– В том, что произойдёт селекция. Здоровое население отделится от больного, а больное – от здорового. Здоровые станут ещё более жизнеспособными, а больные ещё более слабыми, пока вторая часть населения не потеряет способность к воспроизводству. Доступность к генетической информации друг о друге приведёт к самоочищению вида Гомо Сапиенса. Иными словами, полная информированность друг о друге. Это основное условие оздоровления общества.

– Полная информированность?

– Да! Учти, что законы самоорганизации универсальны, они одинаково подходят к любому самоорганизующемуся процессу, к любой системе. Если я говорю «полная информированность», то имею в виду, что свобода обмена информацией является обязательным условием для нормального существования и развития систем, безразлично, биологическая это система или социальная, или электронно-вычислительная. Мы слишком долго отделяли себя, людей, от остального мира, за что и понесли наказание. Впрочем, это в прошлом. Я теперь спокоен за будущее Земли.

– Со стороны Урании ей ничего не грозит?

– Абсолютно! Более того, мы теперь вместе. Сделан крупный шаг к объединению разума, уже на уровне Космоса.

– Но тогда можно считать, что развитие закончено?

– Нет! Только начинается! Как-то я слышал, что разум – это искры, а иногда вспышки молний во Вселенной. Мы должны превратить его, Коля, в вечный огонь, и пусть Разум будет вечен, как материя, как её движение, как пространство и время. Ты знаешь, мне пришла сейчас в голову сумасшедшая мысль. Материя ведь тоже развивается! Не может она без толку пульсировать от одного большого взрыва до другого. Должен же быть качественный сдвиг в её развитии, когда разум войдёт в свойства материи так же, как время, пространство и энергия. Когда материя перестанет быть бесчувственной субстанцией, а превратится в мыслящую материю.

– Мыслящая Галактика? – недоверчиво засмеялся Николай.

– А почему бы и нет? Дай мне помечтать!

«Почему ты мне ничего не говорил об этом свойстве человеческого разума?» – услышал он знакомый голос.

«Не успел, прекрасная Урания. Ты со мною слишком быстро рассталась!»

«Мечтать – значит ставить перед собой высокую, трудную, почти неразрешимую задачу и искать пути её решения? Так?»

«Приблизительно так».

«Человек! Ты действительно поставил огромную задачу! Она прекрасна! Я благодарна тебе. Если ты ещё о чем-то мечтаешь – скажи!»

«Увы! Я мечтаю о тебе, прекрасная Урания. Но это мечта несбыточная».

«Да, по-видимому, я тебя рано возвратила на твой катер! – она опять засмеялась. – Но утешься, тебя ждёт столько ещё неожиданностей, столько впечатлений, что ты забудешь эту маленькую неприятность. А идея насчёт мыслящей Галактики действительно хороша! Но даже я не знаю пока, как к ней подступиться».

«Это не моя идея, – честно признался Сергей. – Ещё лет триста назад её высказал один писатель. Он написал книгу о мыслящей звезде. Его имя Лем. Он был поляком».

«Запомню! В его честь я введу новую единицу информации – один лем будет равен триллиону бит. Однако скажу тебе, что… впрочем, не буду ничего говорить, ты сам увидишь».

– Ты что, не слышишь меня? – донёсся до его сознания недовольный голос Николая.

– Прости, задумался. Что случилось?

– Мы вышли на орбиту. Надо выбрать место десанта катеров.

– Да, конечно, иду! – Сергей пошёл следом за Николаем в штурманскую.

Место для посёлка было выбрано удачно. Обширная, километров восемь в поперечнике поляна, поросшая редкими высокими, толщиною в три обхвата деревьями, вдающаяся на востоке почти прямым углом в узкую перемычку, соединяющую два больших озера, которые, не мудрствуя лукаво, назвали Северным и Южным. В Южное озеро впадала широкая полноводная река, а из Северного – выходила, неся свои воды дальше, на север. С запада начинались холмы, покрытые лесом, которые потом переходили в высокие горы. Две снежные вершины виднелись вдали, километрах в ста от намеченного места поселения. Вода в озере, как и в реке, была пресной и приятной на вкус. Поле, на которое опустились десантные катера, поросло густой и высокой травой, среди неё яркими пятнами алели, синели и желтели огромные, до метра в поперечнике, цветы. Такие же большие, под стать цветам, бабочки летали от одного к другому, медленно и лениво взмахивая крыльями, расцвеченные, как павлиний хвост, с той лишь разницей, что цвета рисунка, от изумрудного до пурпурного, были ярче и, казалось, не отражали свет, а светились сами. Рёв двигателей десантных катеров, очевидно, распугал всех животных в округе. Во всяком случае, в течение недели пребывания на Счастливой наши земляне не встретили ни одного из них.

Первое время жили в палатках, выставляя на ночь караулы.

Ночи были светлые из-за двух больших спутников – голубого и жёлтого. Сначала всходил жёлтый спутник, а затем, часа через три, появлялся голубой. Потом, прожив уже порядочное время на Счастливой, люди узнали, что одновременное восхождение двух спутников случается только раз в три месяца. Обычно же эти спутники чередовались, и соответственно чередовались ночи на жёлтые и голубые.

Пока выгрузили механизмы, пока наметили место для установки СС и жилых домиков, прошло немало времени. Дома строили из дерева. Однако было жаль великанов, редко росших на поляне, и поэтому решили брать лес на холмах. По виду они напоминали сибирскую сосну или, как её ещё неправильно называют, кедр. Его древесина совпадала со своим земным собратом даже по запаху.

К концу третьей недели на поляне вдоль берегов озёр выстроилось около двухсот двухэтажных коттеджей. В первую очередь жильё предоставляли семейным, но их было немного, за которыми в изгнание последовали их жены и подруги. Всего в посёлке жили только сто женщин на пять тысяч мужчин.

Вскоре Сергей стал замечать, что его товарищи обращают завистливые взгляды на женатых счастливцев. Это его очень обеспокоило. Он, правда, надеялся на крепкую дружбу, закалённую общей борьбой с бандами НГ, но, кто знает, выдержит ли эта дружба неизбежную атаку инстинктов, повелительный зов извечного стремления человека к своей второй сущности?

Среди участников полёта оказался один психолог по профессии. Но он не был специалистом по космической психологии. Единственно, что он мог рекомендовать, – как можно скорее занять людей делом, не оставляя времени, как он выразился, для дурных мыслей. Легко сказать, но трудно сделать. Женщины, очутившись в таком окружении, вели себя, как показалось Сергею, слишком раскованно, вызывая недовольство мужей, ограничиваемое пока нахмуренными бровями да более резким, чем обычно, тоном в разговоре. Что происходило потом, наедине у них с жёнами, можно было только гадать. Дело осложнялось ещё тем, что все его бывшие бойцы обладали уже даром старого Дука, и мысли жён, да и своих товарищей, ни для кого не были тайной. В обычных условиях люди воздерживались от того, чтобы залезать друг другу в мысли, но здесь, в конкретной обстановке, они не могли удержаться от того, чтобы не проверить «лояльность» своих жён, да и друзей, за компанию. Сейчас, вспомнив об этом свойстве своих людей, Сергей понял, что положение может создаться критическое, и мысленно выругал себя за беспечность в подборе экипажа. Надо было бы как-то привлечь больше женщин к полёту или же вообще их не брать.