Гамильтон, Хэнкок, Джефферсон, Адамс, Мэдисон, Генри[99] и все облачённые имущественными интересами, которые стояли плотной фалангой за теми болтливыми патриотами, искали какой-нибудь безопасный метод управления мозгами малообразованных, но очень отважных йоменов, «людей чёрных лесов» и монтаньяров.[100]

После взвешенных размышлений они решили успокоить и снова заманить вооружённых крестьян в состояние блаженной дремоты, постепенно внушая их пробудившимся было душам фальшивые, но привлекательные политические идеализмы, как тонкое дополнение к лживым и таким же иллюзорным (но существовавшим ранее) религионизмам и морализмам. Этот коварный замысел работал как чары, потому что справедливость в правах представлялась пуританским мозгам логическим продолжением другой старой и седой лжи: «Равенство перед Богом». («Что за кучкой мошенников они были!» — вот краткое и грубое, но весьма меткое определение губернатора Морриса Конгрессу наглых коррупционеров, которые приняли и формально провозгласили эти знаменитые и фатальные абстракции).

Затем меч силы, который побеждал на поле битвы, был заботливо спрятан с глаз долой, и на помощь была призвана «конституционность» — для того, чтобы помочь новым хозяевам снова впрячь в узду победителей Корнуоллиса.[101] Старые системы юриспруденции и правления (основанные на открытой силе) были ловко оставлены, даже усилены, и в то же время белая популяция была объявлена «свободной и равной». Никогда не наслаждавшиеся истинной личной свободой (кроме как на индейских просторах), будучи по большей части выходцами из подвергавшихся гонениям европейских нищих и фанатиков (побеждённых воинов), теперь они глупо полагали, что наконец завоевали свободу оригинальным способом — каждые четыре года заново выбирать новую команду сборщиков податей.

Когда мы смотрим на детскую веру в конституционализм, демонстрировавшуюся нашими революционными отцами, вкупе с их инфантильными республиканскими замашками насчёт спасения человечества, мы не можем удержаться от улыбки. Начиная с 1776 года, на каждых всеобщих выборах американцы все как один голосовали за расширение деспотичной власти своих избранных правителей и наставников. Свобода личности здесь неведома (за исключением разве что по газетам), и каждый гражданин, кто осмеливается думать оппозиционно по отношению к догме большинства, рискует своей жизнью — если он думает слишком громко.

Несомненно, люди инициативные и предприимчивые теперь имеют привычку покупать неприкосновенность у общественных вымогателей, давая взятки законодательным органам и чиновникам всех мастей. Государство — это агентство шантажа.

Инициативы требуют государственного позволения и огромных предварительных расходов и не могут быть благополучно начаты, пока избранные сатрапы (олдермены,[102] судьи, губернаторы, конгрессмены, президенты, сенаторы и прочие) не загребут свои заранее оговоренные «комиссионные». Ни жизнь, ни собственность не защищены от пагубности, мести и жадности государственных чиновников и их конфедератов. Тот, кто хочет утвердиться в этой республике при сегодняшних условиях, должен быть человеком беспринципной проницательности и практичности. Он должен знать истинную цену каждого «патриота», с которым его сталкивает бизнес, и быть готовым заплатить без промедления, при этом выказывая сердечный энтузиазм: иначе ему придётся туго. Если он бедный человек, его шансы в жизни бесконечно малы, и они тем меньше, чем более он честен. Ни один гражданин не «сможет назвать свою душу своей», если он осмелится открыто атаковать административную подлость — подлость, прочно основанную на продажных голосах большинства. Все эти бесчестные должностные казнокрады Турции, Китая, Персии и Марокко со своими топорными методами грабежа стыдливо опустили бы головы, если бы хоть раз узрели великолепный механизм и искусность, с которыми американские политики обогащаются посредством хищений сокровищ, кражей общественных земель и сокрытием доходов.

Несомненно, великие визири (да благословит их Господь) грабят не только живущие поколения, но и создают залог на будущее для своей ненасытной жадности.

Их схемы финансового надувательства бесподобны по великолепию и грандиозности. Они занимают тысячи миллионов под национальные кредиты у ростовщиков, а затем принимаются распределять деньги между собой, при этом тщательно продумывают выставление напоказ необходимых общественных расходов, выплат денежного обращения и т. д.

Чтобы еврей был уверен в своих ростовщических «процентах с процентов», на крестьянство налагаются тягостные налоги, с помощью которых и оплачивается годовой процентный налог на облигационные миллионы. Все эти подати собираются (чистым золотом) силой Верховного Суда. Впрочем, военная помощь для поддержки требований сборщиков податей требуется очень редко, потому что большинство американцев исключительно послушны и «добропорядочны». Нет надобности в применении силы к парализованным людям, которые жаждут подчиниться малейшему приказу своих хозяев.

Америка! Америка! Никогда не дойдёшь ты до сути независимости и самодостатка, пока американский Кромвель[103] или американский Цезарь[104] не подпишет смертного приговора американскому королю. Глава исполнительной власти, который продаёт своих людей в рабство — общественный враг, будь он избранным правителем или наследным королём. Такой мерзавец и предатель не имеет никаких прав, за которые его обязан уважать обладающий собственностью свободный человек: ни одного. Принимая золото от общественных грабителей, он делает себя парией.[105] Его рука направлена против души каждого человека, против собственности каждого человека. Следовательно, рука каждого человека должна быть поднята на него.

В недалёком прошлом люди нашего нрава вешали взяточников без особых церемоний, и не только — они закатывали головы королей в корзины палачей.

И если мы не хотим теперь лишиться всего, чем обладаем, и быть доведёнными до абсолютной зависимости от государства, мы не должны бояться поступить так вновь.

Деспотизм, если мы хотим свергнуть его, должен быть бит его же оружием, а подлейший деспотизм из всех когда-либо существовавших основывается на голосах большинства.

Что касается «обычных людей», то они исступлённо верят в призрачный патернализм и позволяют своей индивидуальной сущности быть «подходящей» для гигантской уравнительной шкалы. Они живут в дурацком раю лицемерных фраз о «прогрессе» и «мирной индустриальной революции». Однажды они всё-таки смогут, наверное, проснуться (когда будет уже слишком поздно) и с тревогой и изумлением обнаружить, что все их насмешливые стишки были просто ничем против коварного роста централизованного олигархического гербария, мерзости запустения избирательных урн и индустриального империализма.

Американцы должны уяснить, что каждое поколение должно добиваться своего самоотверженной борьбой, не полагаясь на сохранность своей собственности и независимости ни в поеденных молью пергаментах, ни в речах мошенничающих государственных деятелей. Теперь они все в могилах — чиновники, которые провели свои мелкие болтливые жизни, не совершая героических поступков, но устраивая и коронуя мерзости, подобно параличу поражающие всех нас сегодня. Наше национальное поклонение героям крайне нуждается в реконструкции.

Спустя несколько лет после появления Декларации с гораздо более многословной софистикой и с подражанием борьбе была сконструирована наша конституция.[106] В целом этот документ сформулирован в высшей степени привлекательно, и вместе с тем он является самым ужасным инструментом правительства и владычества, в который когда-либо впрягалась англо-тевтонская раса. Претендуя на «жалование» свободы и самоуправления, она практически уничтожает оба эти понятия. Под прикрытием «гарантий» личной независимости и гражданских прав она организовала избираемую тиранию, в которой монарх черни обладает большим своевольством, нежели любой династический деспот со времён Дария[107] и Валтасара.