Это был уже четвертый тост, который джентльмены, сидевшие за обеденным столом, поднимали за здоровье герцога, и ему показалось, что некоторые из его друзей слегка перебрали.

Обед был превосходный. Повар продемонстрировал все свое мастерство, чтобы произвести должное впечатление на многочисленных родственников и друзей герцога, которые приняли приглашение и приехали в Донкастер-Парк на обед по случаю предстоящей женитьбы хозяина дома.

Герцог сознавал, что очень многие из его гостей испытывали не только большое любопытство, но и чувство облегчения, вызванное тем, что он наконец исполнит долг по отношению к своему древнему роду и теперь уже можно ожидать появления наследника.

Однако их многочисленные советы насчет того, что герцог должен брать жену с собой на приемы, ужины и даже на балы в Лондоне, дабы ввести ее в семейный круг, не находили со стороны Донкастера никакого ответа, и до сих пор ни один из них не встречался с Антонией.

«Им будет о чем поговорить завтра», — подумал герцог, украдкой поглядывая на гостей.

Сделав вид, что приготовления к завтрашней свадебной церемонии требуют его особого внимания и забот, герцог извинился перед кузеном, сидевшим рядом с ним, и покинул столовую в полной уверенности, что большинство гостей не заметили его ухода.

Миновав огромный, облицованный мрамором вестибюль, выдержанный в неподражаемом стиле Роберта Адама, украшенный классическими скульптурами, расположенными в нишах, и не обращая внимания на предупредительных лакеев, герцог спустился во двор по парадной лестнице. Дойдя до дорожки, посыпанной гравием, он свернул не в сторону сада, а к конюшням.

Было поздно — позже, чем он думал. Солнце уже село, наступили сумерки, и в свете гаснущего дня громадный особняк стал похожим на сказочный дворец.

Герцог собирался попасть в конюшни намного раньше. Он давно поручил мистеру Грэхэму известить Ива о том, что хозяин намерен перед обедом прокатиться по аллее древнего парка.

Направляясь к конюшням, герцог думал о том, что охотничий сезон почти закончился и теперь все внимание следует сосредоточить на подготовке к соревнованиям по скачкам с препятствиями.

Ив уже получил соответствующие инструкции по обустройству участка для тренировки лошадей, включающего и новую землю, которую герцог Донкастер только что получил от графа Лемсфорда в качестве приданого его дочери.

Иметь собственный ипподром герцог мечтал давно. Прекрасный наездник, он был многократным призером всевозможных конных соревнований и считал делом чести выставлять на скачках собственных лошадей.

Большие национальные скачки с препятствиями, впервые состоявшиеся в 1839 году, проводились в последнюю неделю марта.

Скачки с препятствиями всегда означали азартную гонку по пересеченной местности.

Неожиданную популярность обрели ливерпульские скачки с препятствиями, как стали называться эти соревнования, из-за ценных призов, которыми награждались победители.

В 1839 году призовой фонд составлял тысячу двести фунтов.

Гонки по пересеченной местности на дистанции четырех миль усложнялись двадцатью девятью препятствиями, пятнадцать из которых следовало преодолеть в первом заезде, остальные четырнадцать — во втором.

В 1868 году, два года назад, скачки выиграла лошадь по кличке Лэрд; несмотря на небольшой рост — всего полтора метра в холке, — в этом году она опять взяла главный приз, выиграв скачки под исступленные крики зрителей.

Герцог надеялся, что в гонках в 1871 году его лошади первыми придут к финишному столбу, и серьезно готовился к скачкам.

Совсем недавно он купил коня по кличке Черный Рыцарь, который, как ему казалось, обладал всеми качествами скаковой лошади. Это было великолепное животное, и герцог много слышал о его выдающихся возможностях. Сегодня хозяин пожелал лично испытать Черного Рыцаря.

К сожалению, эти намерения он не смог осуществить ни утром, ни днем, поскольку маркиза Норто пускалась на любые известные ей хитрости, чтобы удержать герцога около себя;

Она, как, впрочем, любая другая женщина, убедив его жениться против его же воли, теперь горько сожалела о потерянной им свободе.

— Мне невыносимо больно представлять вас в объятиях жены во время вашего медового месяца, Атол, — говорила она, с грустью глядя на любовника. — А вы? Как же вы переживете целых три, а может, даже четыре недели вдали от Англии, вдали от меня?

— Я буду скучать, Кларисса, вы ведь знаете, — ободрил ее герцог, поскольку она ждала от него слов утешения.

— Обещайте, что когда вы будете в Париже, то будете думать обо мне каждую минуту, каждую секунду! — просила маркиза.

Ее руки обвились вокруг его шеи, и она проговорила:

— Меня беспокоит и заставляет волноваться не ваша жена вовсе, а тот экзотический и требующий больших расходов круг людей, в котором вы провели столько времени и потратили огромные средства в прошлом году.

Даже если бы герцог и пожелал успокоить ее, у него бы ничего не получилось, поскольку губы маркизы — горячие, требовательные, страстные — не давали ему заговорить. Впрочем, слов и не требовалось!

Позже герцогу (с превеликим трудом) удалось все же вырваться из объятий маркизы, однако он опоздал в Донкастер-Парк, и ужин пришлось задержать на целый час.

Ему едва хватило времени, чтобы помыться, переодеться и выйти приветствовать своих многочисленных родственников и друзей у входа в огромную столовую, которую Адам, должно быть, и задумал для подобных мероприятий.

«Кастертоны — весьма интересные люди», — думал герцог, оглядывая сидевших за столом родственников.

Его тетушки, кузены и кузины, а также его бабушка по материнской линии — все они выглядели если не величественно, то уж, несомненно, благородно, независимо от возраста.

«Хорошие манеры впитываются с молоком матери, как, впрочем, и аристократизм», — думал он, теша себя мыслью о том, что раз уж ему необходимо жениться, то его жена будет представительницей не менее древнего рода, генеалогическое древо которого почти столь же ветвисто, как его собственное.

Но это соображение показалось ему не столь важным, когда он думал об Антонии как о человеке, а не листочке на семейном генеалогическом древе.

На самом деле он почти не видел ее с тех Пор, как было объявлено об их помолвке.

Предчувствуя, что многочисленные приемы и утомительные званые вечера по случаю предстоящего бракосочетания никогда не кончатся, герцог настоял на том, чтобы свадьба состоялась как можно скорее, гораздо раньше, чем, по-видимому, рассчитывала его будущая теща.

Для этого он даже придумал предлог — будто в июле все стремятся покинуть Лондон, чтобы подышать свежим деревенским воздухом. Вот тогда-то и следует устроить свадьбу.

Граф же, экономя средства, решил, что Антония должна обвенчаться в местной деревенской церкви, куда большинству гостей было удобнее всего добраться из Лондона.

— Неприличная спешка! Только так я могу назвать это! — язвительно заметила графиня, с упреком глядя на Антонию. — Я успею подготовить лишь совсем скромное приданое. Впрочем, твой будущий муж достаточно богат, чтобы обеспечить тебя всем необходимым, так что лучше уж прибережем деньги для Фелисии.

Спустя некоторое время она опять повторила:

— И все же я не в состоянии этого понять! В конце концов графиня нашла ответ на мучивший ее вопрос: она решила, что Антония покорила герцога своим непревзойденным умением держаться в седле. Ибо чем еще она могла привлечь внимание столь завидного жениха?

— Очевидно, он прослышал, как ловко она управляется на охоте, — проговорил граф, поддержав тем самым мнение супруги.

— Фелисия тоже неплохо ездит верхом, — заметила графиня, как всегда защищая свою старшую дочь.

— Но не так, как Антония, — возразил граф, и Антонии показалось, что в голосе отца прозвучали нотки гордости.

Все время, пока в доме графа готовились к свадьбе, Антония чувствовала, что мать избегает открыто высказывать свои мысли: она издали посматривала украдкой на свою младшую дочь, но ни разу не заговорила с ней.