Я выдыхаю и закрываю глаза. Он прав. Я не хочу спрашивать, потому что не хочу признаваться в том, что мне нужна помощь. Но мне действительно нужна помощь. И хотя я никогда не планировала работать в Lion, эта работа может изменить мою жизнь. Помочь мне встать на ноги.

— Хорошо, говорю я, когда открываю глаза, Брэм берет мой сотовый и подает мне.

— Позвони ему, — говорит он.

Я так и делаю. Брэм сидит рядом, а я спрашиваю Джеймса, может ли он дать мне работу барменом в Burgundy Lion. Я только начинаю объяснять свою ситуацию, как он говорит мне не беспокоиться, он, так или иначе, сделает это.

Теперь у меня есть работа. Я сижу на своем продавленном диване, попивая дорогое вино, и чувствую себя так, словно у меня гора упала с плеч.

У меня есть работа.

И может быть, просто может быть, у меня есть еще и хороший сосед.

НИКОЛА

Три недели.

Уже три недели я работаю в The Burgundy Lion и у меня наконец-то, наконец-то, начинает получаться.

Но даже при всем при этом, я обсчитала пять человек.

Взяла меньше, чем надо, у двадцати.

В 70% случаях наливаю слишком много.

Недоливаю в 25%.

Кто знает, что там с оставшимися 5%.

Пролила три напитка.

Два на других.

Один на себя.

Один раз упала.

Не знаю, как так получилось.

А ударялась я бесчисленное количество раз.

Заработала $800 чаевых.

Домой я прихожу совершенно без сил, плачу Лизе за то, что она остается с Авой – когда у нее есть возможность, она более чем счастлива вернуться и присмотреть за ней – или оставляю на ночь маму, не хочу, чтоб в такой час она ездила за рулем. Ночь теперь наступает поздно, ноги все в мозолях, но я, наконец, зарабатываю деньги и начинаю разбираться с делами. В кое то веки чувствую, что у меня все под контролем. У меня лишь одна жалоба, я работаю всего три смены в неделю, но Джеймс говорит, что он поработает над тем, чтоб я выходила чаще. Я просто благодарна, что он вообще дал мне этот шанс.

И за это мне надо поблагодарить Брэма. Брэм мужик. Брэм это человек за соседней дверью, который все еще громко занимается сексом со случайными цыпочками и до сих пор время от времени выводит меня из себя своими поддразниваниями или откровенно сексуальными комментариями. Но когда он этого не делает – в те дни, когда я не проношусь мимо него в коридоре или когда он не стучит в мою дверь – я действительно ненавижу признавать, что вроде как скучаю по нему. Серьезно. По шуткам и общению. И да, может и по его приятному виду тоже.

Но я не слишком-то рада этому, у меня нет никакого намерения позволить этому мужчину приблизиться ко мне. Как сосед он великолепен, а как нечто большее, чем…он плох, это плохие новости и это плохо для меня.

Сегодня за Авой присматривает мама. Сандра, девушка, которая обычно работает в баре по пятницам, позвонила на работу и сказала, что у нее дела, она не сможет прийти раньше 23.00. Даже несмотря на то, что время сдвинулось с 20.00 до 23.00, Джеймс спросил, не хотела бы я прийти, и он заплатит мне за четыре часа. Естественно, я ухватилась за этот шанс – я хватаюсь за все, что он предлагает.

— Ты действительно обустроила этот дом, — сидя на диване, комментирует мама. Как только она произносит эти слова, я слышу треск ткани. В потертых подушках еще одна дырка. Мы обе смотрим на дырку, затем друг на друга и смеемся. У нас заняло немало времени научиться смеяться над нашими обстоятельствами.

Когда я была молода, у мамы была идеальная жизнь. У нее был мой отец, который порой вел себя безрассудно, не всегда брал на себя ответственность и не особо стремился к лучшему. Но у него было доброе сердце и душа.

Я бы могла подумать, что и всепрощающая душа, но не уверена, насколько это верно. Моя мать всегда хотела большего, и в один прекрасный день она влюбилась в самого скучного в мире адвоката богатых и знаменитых. Это те, которые годами ведут дела. Можно было подумать, что я знала о том, что происходит, но я тогда была подростком, ненавидела всех и вся и совершенно не обращала внимания ни на что вокруг, если это не касалось меня.

В конце концов, мама во всем созналась. Они с отцом развелись, он воспользовался этой возможностью, чтобы уйти на поиски своего пути в жизни. Так он оказался в Индии и стал заниматься благотворительностью. Порой я чувствовала обиду за то, что он так легко ушел – порой я все еще ее чувствую. Мне больно от такого предательства – почему папа ушел, почему он не подумал, что стоит остаться и жить поближе ко мне.

Но, в то же время, я все понимаю. Он предположил, что я в нем не нуждаюсь, что мне будет лучше с мамой и Ричардом, в большом шикарном доме в одном из самых богатых районов Сан-Франциско. Вероятно, он подумал, что не нужен мне, я ведь никогда не говорила обратного, никогда не вела себя с ним так, чтоб он это знал.

Это было далеко от истины. Иногда я думала, один звонок папе, я скажу ему, как он нужен мне, и он вернется. Но я никогда не пыталась. У меня никогда не хватало смелости.

Интересно, а что если с Филом произошло то же самое. Может я сделала что-то неправильно, может я была слишком одержима Авой, и не заметила, как оттолкнула его? Может быть, Филу тоже надо было услышать, что в нем я нуждаюсь.

Я проглатываю горькие воспоминания, они опускаются ниже, куда-то в район груди, где, надеюсь, и останутся, в том пустом, темном месте за моим сердцем. Думаю, что вижу, как мама делает то же самое. Когда она вышла замуж за Ричарда, возможно из-за того, как они сошлись, он заставил ее подписать положение о возмещении ущерба. Когда она, наконец, ему изменила – давайте смотреть правде в глаза, то, что было между ними, это не любовь – она потеряла все. Теперь у нее нет ничего. Ни образования, ни любви. Она живет в маленьком домике и убирает дома других людей, чтобы заработать на жизнь. У нас обеих было так много, а теперь мы имеем так мало. Знаю, должно быть, люди думают, что это ее карма, она заслужила подобное после того, что сделала.

— Лучше тебе не опаздывать, — предупреждает мама. Эти слова заставляют меня понять, что я так и стою, словно зомби озираясь вокруг.

— Я иду, — говорю ей, входя в спальню, чтобы захватить сумочку. Ава уже спит, так что я быстро выхожу из квартиры, мне надо успеть на автобус.

Интересно, почему я всегда выбираю неправильное время, постоянно натыкаясь на людей в коридоре?

Брэм и его новая подружка только что вышли из его квартиры.

— Привет, — говорю я ему, чувствуя себя сконфуженно от того, что стою в дверях.

— Привет, — лучезарно улыбаясь, говорит Брэм, он вообще не знает что такое неловкость. Не уверена, что когда-то видела его сконфуженным.

Мы молча стоим, брюнетка рядом с ним вежливо улыбается. Она принарядилась, стильное длинное черное платье и золотые украшения, а Брэм надел черный костюм и галстук. Волосы падают ему на лицо, и он выглядит весьма элегантным, таким же, как был на свадьбе своего брата. Он мог бы стать следующим Джеймсом Бондом. Даже его акцент такой же, как у Коннери, может быть с чуть большим упором на «рс».

— Это Брэм? — вдруг спрашивает мама, и я практически подпрыгиваю. Я смотрю назад и вижу, как она просовывает голову в дверь. Ох, я так близка к тому, чтобы закрыть ее.

— Она обо мне слышала? — с ликованием спрашивает Брэм.

— Кто не слышал? — сухо отвечаю я, когда он наклоняется, чтобы лучше видеть маму.

— Должно быть, вы мама Николы, — говорит он, демонстрируя ямочки и предлагая маме руку. — Теперь я вижу, от кого ей досталась такая красота. Яблочко от яблони.

О Господи. Пока моя мама практически тает перед ним, говоря ему, что ее зовут Дорин, и что он слишком добр, я обмениваюсь взглядами с молчаливой брюнеткой. Она выглядит так, словно хочет закатить глаза. Я задумываюсь, интересно, куда они пойдут на свидание.