— Я вернусь за большим, — глухо говорит он.

Затем поворачивается и уходит, а я стою рядом с почти собранным куском дурацкого дивана, задаваясь вопросом, перестанут ли мои ноги когда-нибудь дрожать.

НИКОЛА

В тот день Брэма я больше не видела. Когда я просыпаюсь утром, мое тело все еще уставшее от похмелья, а внутри все болит от того, что какая-то часть Брэма, пусть и недолго, была внутри меня. Все это похоже на сон, хороший эротический сон, за исключением того, что у меня не было шанса кончить и теперь мало того, что мне неловко, так еще я чувствую себя сексуально неудовлетворенной.

Боже, те вещи, что он сказал, были такими ужасно сексуальными, не думаю, что, если бы любой другой парень был настолько же откровенен, мы бы так же быстро перешли к делу. Хотела бы я посмотреть, где еще оказался этот грязный рот – в прямом и в переносном смысле. Я хотела, чтоб он вернулся «за большим».

Но жизнь продолжается. Я застряла с одним почти собранным диваном, а другой все так и лежит в коробке. Даже не представлять, как его собирать. Я настолько близка к тому, чтобы взять самый большой тупой предмет, который у меня есть – вероятно вибратор – и выбить все дерьмо из обоих. Чертова IKEA! На самом деле это не вина магазина (не совсем), это моя вина. Я так быстро помешалась на Брэме. Одно маленькое прикосновение, один раз узнав его вкус, я готова дать ему больше. Но я бы не сказала, что его прикосновение или его вкус был маленьким. У него сильный и длинный язык, а его пальцы еще больше.

Несмотря на то, что сегодня вторник, Лиза прийти не может, а мне надо к трем на работу. Но к счастью, приедет мама. Я начинаю чувствовать себя ужасно, вытаскивая ее сюда все чаще и чаще. Посменная работа не так предсказуема, как моя прошлая, но мама молодец, и она любит как можно больше времени проводить с внучкой.

— Привет, дорогая, — входя в квартиру, говорит она мне. Она останавливается и сразу же видит новый дерьмовый диванчик в углу. Потом машет Аве, которая, уткнувшись в подушки, лежит на старом диване, и бездумно смотрит телевизор.

Она едва машет в ответ, будто у нее не хватает сил. Обычно я бы заволновалась что с ней что-то не так, но я только что измерила ее уровень сахара, он идеален. Она просто немного хандрит – видимо подцепила это от мамы.

И тут мама говорит мне.

— Ты хорошо выглядишь, — будто это сюрприз какой-то, и обычно я выгляжу как кусок дерьма. Мда уж. А может это и так.

— О, спасибо, — отвечаю я. Я всего лишь одела свою обычную форму для бара, белая майка с низким вырезом и джинсы, но она вглядывается в меня так, словно я что-то скрываю.

— Нет, правда, — говорит она, ущипнув меня за щеку. Когда я была маленькой, она никогда так не делала. — Что бы ты ни делала, так держать. Не забывай, ты все еще молода, ну ты знаешь, независимо от того, насколько старше заставляет тебя чувствовать этот маленький нарушитель спокойствия. — Она указывает пальцем на Аву, которая не обращает на нас внимания.

— Да, да, — отвечаю я. Хватаю кожаную куртку, она у меня уже лет сто. На этой неделе город решил вести себя как настоящий мудак, и температура сейчас около минус миллиона. Я почти выхожу за дверь, как мама говорит.

— Ждать ли мне визита Брэма?

Несмотря на то, что я уже взялась за ручку двери, я отпускаю ее и шагаю назад, поворачиваясь к маме лицом.

— Мам, послушай, — говорю я ей. — Брэм очень хороший парень.

— Джентльмен, — с таинственной, хитрой улыбкой произносит она.

— Конечно, — отвечаю я. — Имею в виду, он на самом деле хороший парень. А также, не…в общем суть в том, что меня не волнует, принес он тебе чайник или тебе кажется что он проявляет ко мне интерес, он просто мой сосед. Он никогда не станет чем-то большим.

— О, Никола…— начинает она, опустив руки по бокам.

Я хватаю ее за руку.

— Я знаю, что это практически первый парень, с которым ты встретилась с тех пор, как я была с Филом. Если не считать Бена, но он недолго околачивался вокруг. Но на самом деле…Брэм и я? Мы просто друзья. Не знаю, что будет дальше, но сейчас он оказывает мне услугу, и я пытаюсь сделать это для него проще. — Я делаю паузу. — Ты понимаешь, о чем я? И не надо делать что-то из своих мамских вещей и вмешиваться во все это. Это не сработает, хорошо? Это может поставить под угрозу наши отношения, отношения между арендодателем и арендатором.

— Почему ты думаешь, что я стану вмешиваться?

— Я по твоим глазам вижу, — отвечаю я. — Порой я замечаю это и в своих глазах.

Она вскидывает руки вверх и идет к дивану, плюхаясь вниз рядом с Авой.

— Отлично. Я понимаю. Мама не может хоть немного развлечься. Но вот что я тебе скажу, в один прекрасный день, когда твоя дочь достаточно подрастет и станет встречаться с мальчиками, ты станешь переживать по этому поводу и будешь пытаться контролировать процесс. Только она тебе этого не позволит.

— Звучит невероятно.

— Это правда. Это происходит со всеми мамами. Время идет, и ты продолжаешь расти, но любовь никогда не меняется. Ты всегда будешь моим маленьким ангелом, а она всегда будет твоим. И все мамы просто хотят, чтоб их ангелочки нашли достойного мужчину. Даже больше, нашли того, кто будет смотреть на них так, словно они волшебство, словно магия. — Она смотрит на меня, подтягивая ноги на диван. — Если ты найдешь мужчину, который смотрит на тебя, будто ты волшебство, держись за него. У меня было подобное с твоим отцом, и я никогда не должна была позволять ему уйти.

Я с трудом сглатываю.

— Но ты тоже должна считать этого мужчину волшебством. Это работает в обоих направлениях.

Она кивает.

— Да, ты права. Это должно быть обоюдным, и когда ты найдешь это, это будет магия в чистом виде. Не отбрасывай это в сторону ради чего-то еще.

Не знаю что еще сказать. Я говорю маме звонить, если возникнут проблемы и ухожу.

Я не вижу Брэма в коридоре. Не знаю, чтобы сказала, если б увидела. Вероятно попросила бы подвезти меня и в конечном итоге получила бы больше, чем ожидала.

К сожалению, моя смена тянется долго. Около восьми Джеймс говорит, что я могу идти домой. Класс, я получила чаевые и зарплату за несколько часов, даже если на самом деле не особо то и работала – иногда он может быть действительно хорошим боссом. Но общественный транспорт не на моей стороне, а может, я просто очень хочу побыть как можно дольше вне дома. Когда я так далеко, мне легче не думать о Брэме.

На ходу снимая кожаную куртку, я иду по коридору к своей квартире и только хочу вставить ключ в дверь, как слышу смех.

Смех мамы.

Смех Авы.

Смех Брэма.

О, черт возьми, нет. Я молча достаю пудреницу и смотрю на себя. Волосы слегка растрепаны, но выгляжу я хорошо. Делаю глубокий вдох и открываю дверь.

В квартире Брэм, моя мама и Ава. Они все сидят на одном диване.

Только это не мой старый диван, и, очевидно, не тот желтый кусок дерьма. Желтый кусок дерьма и другие коробки сложены у двери, прямо там, где сейчас стою я. А эти трое сидят на элегантном, темно-сером диване, который раньше я никогда не видела.

На самом деле, закрыв дверь и взглянув на него ближе, я понимаю, что он похож на тот диван-футон, на который Брэм положил глаз еще в магазине.

Боже мой, он что, купил мне проклятый новый диван?

Я смотрю ему в глаза и, судя по тому, как он ухмыляется, дьявольски проводя кончиком языка между зубами, я знаю, что именно это и произошло.

— Ты рано, — говорит мама, и она выглядит пристыженной, будто я поймала ее за чем-то, чего она не должна была делать. Она быстро добавляет. — Брэм принес тебе этот диван, разве это не мило с его стороны?

— Это очень мило с его стороны, — говорю я, обходя диван и гладя верх рукой. Он мягкий, но прочный. Мне он очень нравится, но Боже, порой благотворительность Брэма заставляет меня чувствовать себя неловко. Полагаю именно поэтому он так и поступает. К черту Ричарда Брэнсона. Думаю это больше чем проект Никола Прайс она же Элиза Дулитл (прим. пер. героиня пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион») потому что он наслаждается тем, насколько меня это напрягает. Он превращается в сладкого папика, хотя я чертовски уверена, что не просила об этом.