Но Брэму это важно, и значит важно и мне. Кровати застелены, свежие и удобные, номера оформлены со вкусом в стиле какого-то грандиозного домика рядом с Йосе́мити (прим . пер. национальный парк, расположенный в округах Марипоса и Туоломни штата Калифорния, США.) или Маммот Лейкс (прим. пер. живописный горный курорт в восточной части Сьерра-Невады, расположившийся в кальдере (гигантском кратере вулкана) Лонг-Велли) и сквозь желтые сосны и гору в форме медведя нам открывается вид на пороги реки Гризли.

Я достаточно сильно измучена, шестичасовая дорога вымотала меня, но Ава поспала во время дороги и теперь прыгает по комнате так, словно сошла с ума.

— Уставшим не найти покоя, — говорю я Брэму, мне жаль его, ведь он все это время был за рулем.

— Не знаю, заметила ли ты, милая, но у меня хватит выносливости на несколько дней.

Это точно. Я иду и собираю пакет для Авы с правильными закусками, водой, набором инсулина, шляпой, запасной парой обуви и, конечно же, солнцезащитным кремом. А потом мы идем наслаждаться парком.

Из-за того, что мы устали, мы планируем провести день в Диснеевском парке калифорнийских приключений. Ава не знает разницы между двумя парками, плюс ко всему она добралась до Страны Жуков и несколько часов сходит там с ума.

Пока она занята, мы с Брэмом держимся за руки и наблюдаем, как она играет в разных зонах, притворяясь жуком, носясь под струями водных фонтанов. Когда приходит время закругляться, она хватает меня за руку и тащит к карусели в виде китайских коробочек с едой на вынос, которые крутятся по кругу. Хоть это и не поездка моей мечты, она получает от этого массу удовольствия. Будь моя воля, мы, конечно же, отправились бы на Кричащую Калифорнию и в Башню Ужаса, но мне доставляет гораздо больше удовольствия видеть все глазами моей маленькой девочки.

Мы с Брэмом заканчиваем день поездкой на грузовичке Мэтр из мультика Тачки, до этого я успеваю перехватить вино и пиво (потом, задним числом, я понимаю, что это не самая лучшая идея после напитка). Мы с Брэмом по очереди катаемся с Авой, которая вопит как резаная, но получает от этого массу удовольствия от катания. Забудьте – она никогда в жизни так не развлекалась.

Первые два дня в Диснейленде и Диснеевском парке калифорнийских приключений в большинстве своем представляют то же самое. Мы рано просыпаемся, идем в парки, вдыхая запах чуррос, попкорна и индейки пока воздух наполняет громкая музыка. Мы катаемся на всех детских аттракционах – по какой-то причине на них самые большие очереди – а затем наедаемся тем, что можем найти. Нам как-то удается убедить Аву покататься с нами по реке Гризли, и мы так промокаем от этой поездки, что в итоге оказывается, что именно Аве она и понравилась больше всех. К счастью, на горячем калифорнийском воздухе мы высыхаем за минуты.

И, конечно же, она встречает всех своих знакомых персонажей, в том числе ослика Иа и Спящую красавицу. Брэм и я позируем с ней на нескольких фото, это была не моя идея. Он сам вызвался фотографироваться, и Ава выглядит так, словно она на седьмом небе от его желания быть частью этого.

Правда заключается в том, что я до сих пор чувствую себя немного неловко по поводу этого, и я рада, что среди всех фотографий есть и те, где она одна. Как бы я не влюблялась в Брэма – а я знаю, что так и есть, имею в виду, как любая знающая себе цену женщина не влюбится в него – я все еще не знаю, что нам принесет будущее. Мне бы не хотелось, чтоб мы расстались, разошлись или как там это называется, а эти фотографии напоминали бы мне о прошлом. Ну, по крайней мере, если такое случится, я вполне могу сжечь их, и сделать вид что его никогда не существовало. И у меня все еще останутся фотографии Авы.

Думаю, Брэм как то понимает ход моих мыслей, потому что он одновременно и очень внимателен и все же сохраняет дистанцию. Я не хочу выяснять у него подробности и затевать этот «Что это? Кто мы друг другу?» разговор потому что, как правило, подобное ведет к гибели атмосферы веселья и беззаботности, которая у нас есть. Так что я молчу.

Но ночью, после того, как мы лежим в постели после медленных, страстных занятий любовью, Брэм говорит.

— Я знаю, почему ты не уверена по поводу меня.

Я напрягаюсь, не уверена, куда приведет этот разговор.

— Что ты имеешь в виду?

— Ой, да ладно тебе, — говорит он. — Думаешь, я не заметил, как ты практически вздрогнула, когда я попросил сфотографироваться с Авой.

Я делаю глубокий вдох, мне так не хочется, чтоб он упоминал об этом.

— Послушай, это ничего не значит, не принимай на свой счет.

— Ну а я собираюсь принять это на свой счет, — говорит он. Он поворачивается, чтобы посмотреть мне в глаза и подпирает голову рукой.

— Ты не хочешь, чтоб я был на этих фото, потому что все еще думаешь, что я собираюсь бросить тебя, что это просто чертова интрижка.

— Нет, не совсем так, — говорю я слабым голосом. — Это просто…ладно, может ты в чем то и прав. Но ты должен понять, уже довольно давно мы с Авой были лишь вдвоем, она и я.

— Стеф говорила, что ты встречалась с кем-то между Филом и…ну, этим.

Говорила? Я задаюсь вопросом, как часто они со Стеф говорили о подобном?

Я вздыхаю.

— Его звали Бен. Он был хорошим парнем и все тут. Ни один из нас в реальности не был в отношениях.

— Но он нравился Аве, да?

Я смотрю на него.

— Что заставляет тебя так думать?

Он пожимает плечом.

— Складывается впечатление, что тебе страшно, что это повторится. Что Ава привяжется ко мне – что даже ты, сама, с твоим проклятым сердцем, запертым в клетке – тоже привяжешься ко мне.

Я чувствую, как пылает моя кожа.

— Мое сердце не в клетке, — защищаюсь я. — И Ава привязалась к тебе с того самого момента, как села к тебе в машину. Ей ущерб уже нанесен

— А что о тебе? — хрипло спрашивает он, еще пристальней вглядываясь в меня. — И почему ты называешь это ущербом?

Он, правда, не понимает?

— Потому что… — я ищу слова. — Потому что когда вы с кем-то, а потом они уходят, с собой они забирают часть тебя. Это разрушает фундамент. Разве ты не знаешь? Это словно вытягивать кирпичик за кирпичиком, в конце концов, все здание рухнет.

Он сердито потирает рукой лицо, выпуская очень громкий вздох.

— Сердце это не гребаное здание, Никола! — Он откидывает одеяло и встает с постели, расхаживая взад-вперед по комнате. Он обнажен, но на этот раз мои глаза тянутся к напряженности, написанной на его лице. Я даже и не думаю о том, чтобы смотреть на его член.

— Прости, — шепчу я, садясь на кровати. — Я знаю, что это не так, но, Боже, я просто хочу, чтоб ты понял, каково мне было. Просто знал каково это, оказаться в дерьмовой ситуации.

Он останавливается и недоверчиво смотрит на меня. Я жалею, что вообще что-то сказала. Брови нахмурены, глаза огромные.

— Думаешь, ты единственная, кто оказывался в дерьмовой ситуации? — он наклоняется вперед, кладет руки на матрас и смотрим мне прямо в глаза. — Пока я рос, моя мама никогда не говорила мне, что любит меня. Мой отец никогда, независимо от того, что я делал, не гордился мной. Я вынужден был жить, зная это, справляться с этим. Я половину времени провел в школах-интернатах, так как никто в семье не знал, что со мной делать. Ты хочешь поговорить о дерьмовых ситуациях? Ну, что ж, давай. Я был чертовски нежеланным. И да, у меня были деньги и прочая ерунда. Но все это такая хрень, когда у тебя нет кого-то, кто скажет тебе, что они тебя любят.

У меня перехватывает дыхание. Я вижу, как пульсирует вена на его шее, отчаяние в его глазах, они хотят, чтоб я увидела его, чтоб я его поняла. Я так и делаю. Не совсем так, но понимаю.

Он сглатывает, и мгновение смотрит в сторону.

— Эй, — говорит он, у него низкий голос. Он ползет по матрасу ко мне, и я вспоминаю первый раз когда мы занимались любовью. Но вместо плотского желания, когда он приближается ко мне, во мне появляется что-то еще. Какой-то другой уровень связи, возможно, он есть только у меня в голове.