Пока Линден готовит макароны с сыром для моей голодной обезьянки, а я уплетаю канапе и ролы с креветками, которые он приготовил для нас, я все время задаюсь вопросом, когда же вернется Брэм. Только потому что я должна знать, когда я получу назад свое автокресло, он ведь не собирается отвезти меня обратно домой. Не уверена, что его новой подруге, или кто там она ему, будет это приятно. Но, предполагаю, это своего рода данность, если ты имеешь дело с кем-то вроде него.

Будто услышав мои мысли, входная дверь открывается и входит улыбающийся Брэм под ручку с тощей цыпочкой, она одета в серебристое платье с блестками, в ушах огромные серьги-кольца, светлые волосы подняты наверх и закреплены серебряной заколкой. Если она встанет под огни в середине комнаты, она будет светиться словно чертов диско-шар.

Я, как обычно, за две секунды делаю свои скоропалительные выводы. Сиськи не настоящие. Губы тоже, и зубы, да. Да она вся ненастоящая. Порой я думаю, и когда я успела стать такой язвой.

Я двигаю плечами, будто пытаясь прогнать негативные эмоции, и пытаюсь быть паинькой, пока Брэм представляет ее всем как Астрид. Астрид говорит привет, мы говорим привет, и они оба исчезают на кухне.

Да, так я здесь единственная без пары. Я даже не могу использовать Аву, потому что она все уплетает и уплетает то, что приготовил Линден. Стеф почти постоянно болтает о сумочках и обуви, хотя я знаю, она тайно умирает, как хочет поговорить о реальных проблемах в моей жизни. Тем не менее, она остается верна своему слову и молчит об этом.

В конце концов, становится поздно. Ава спотыкается об меня в явной голодной коме и тянет меня за джинсы.

— Мамочка, я не могу найти свою кровать, — говорит она.

— Потому что ты не дома, — отвечаю я. И тут Стеф объявляет, что они вечеринка переходит в бар в Лоуэр Хейт. Идеальное время.

— Я вас подброшу, — говорит Брэм, появившись ниоткуда. Он смотрит на Стеф. — Это по пути. Могу захватить еще кого-нибудь.

Я смотрю на Астрид, интересно, что она обо всем этом думает, но она просто стоит и улыбается. Я ей так завидую. Не ее подтянутому телу и гладкой коже, а тому, что она, кажется, совсем неревнивая, не такая, как я.

— Мамочка, кто все эти люди? — спрашивает Ава. Мое сердце пускается вскачь, но тут я вспоминаю, что такие вечеринки могут смутить маленького ребенка.

— Это мамочкины друзья, — объясняю я. — Мы собираемся домой, хорошо? Брэм отвезет нас домой на своей блестящей машине, помнишь? Бэм?

Она не кивает, просто смотрит на меня с тупым выражением лица. Бедная малышка, должно быть она так утомилась. Как и я. Когда вечеринка подходит к концу, вам хочется лишь добраться до своей постели, и дорога от того места, где вы находитесь, до дома, обычно кажется тянется целую вечность.

К счастью, вскоре мы оказываемся в машине Брэма. Астрид сидит спереди, я, Ава и Стеф на заднем сиденье. Заднее сиденье точно не предназначено для троих, а у нас ведь еще и автокресло, поэтому Стеф сидит наполовину на мне и хихикает.

Проходит минут пять, как Брэм ведет свой спортивный автомобиль, когда Ава издает рвотный звук. Воздух наполняет отличительный запах фруктов и я вижу, что Аву стошнило.

— Господи, — говорю я. — Ава ты в порядке?

Я пытаюсь повернуться и кладу ей руку на лоб. Она такая горячая и влажная, ее глаза дикие, она резко дышит.

Все внутри меня застывает, на меня накатывает паника, мне страшно. Но я отталкиваю ее. Надо действовать.

— Что такое? — кричит Стеф мне на ухо, Брэм тут же выключает радио и прижимается к обочине.

— Я не знаю, — мой голос дрожит. Я убираю волосы Авы с лица, и как только мы останавливаемся, Брэм включает в машине свет.

Теперь я все вижу и я в ужасе. Рвота покрывает переднюю часть ее платья, сама она бледная как мел. Она еле держит голову, а когда смотрит на меня, такое чувство, будто она меня не узнает.

Не думаю, что когда-либо мне было так страшно.

— Мамочка? — наконец говорит она, ее дыхание странное.

Я хватаю ее руку и сжимаю.

— Все хорошо, мой ангел, мамочка здесь.

— У тебя есть врач? — спрашивает Брэм. — Или нам надо в больницу?

Я не хочу признаваться прямо сейчас, что у меня нет страховки.

— Сейчас попробую позвонить доктору, — говорю я, пытаясь найти в сумке телефон, но у меня так дрожат руки, что я роняю его.

Стеф поднимает его и говорит.

— Давай отвезем ее в отделение экстренной медицинской помощи.

Я качаю головой.

— Нет. Просто…

Но я знаю, если я попытаюсь позвонить врачу, он не ответит. У меня нет его домашнего, а клиника уже закрыта.

— Никола, все в порядке, — говорит Стеф, сжимая мою ногу. — Давай отвезем ее в больницу. На всякий случай. Это может быть аллергия.

— У нее ни на что нет аллергии.

— Но она ведь может появиться совсем неожиданно, когда ты ребенок, разве нет?

— Верно, — говорит Брэм, и я, наконец, смотрю на него. Он пытается вести себя как обычно, но я вижу беспокойство на его лице. — Когда я был ребенком, у меня ни с того ни с сего появилась аллергия на клубнику. Меня стошнило на глазах у всего класса, и на глазах миссис Хавершман, в которую я тогда был безумно влюблен.

Я даже не могу улыбнуться на это признание. Я просто киваю, зная, что я должна делать то, что будет лучше для Авы, даже если это будет стоить безумных денег.

— Поехали, — говорю я ему. — В любую больницу, все равно куда. Куда там ближе.

Он кивает, и мы несемся вниз по улице, Брэм ведет машину словно маньяк, или он просто пытается повторить сцену из Пули (прим. пер. фильм 1996 г. с Микки Рурком в главной роли)? Мне все равно. Я слушаю дыхание Авы, пытаюсь ее успокоить, даже если сама я себя спокойной не чувствую.

Вскоре мы подъезжаем к отделению экстренной помощи, и я вылетаю из машины, чтобы отстегнуть Аву. Я беру ее на руки и бегу в больницу. Аромат спирта и крови заполняет мой нос. Неожиданно деньги, это последнее, о чем я думаю. Все, чего я хочу, увидеть доктора и как можно скорее. На уме куча разных версий, одна хуже другой.

Что с ней не так? Я сделала что-то не так? Она умрет? С ней все будет хорошо? Что я могла сделать, чтобы этого избежать?

Мне так хочется, чтоб здесь был Фил.

Я не часто об этом думаю. Но он был с нами в первый год ее жизни, и так трудно забыть, что кто-то заботится он ней так же, как я. Опять же, если бы он так заботился о ней, он бы никогда не ушел. Иногда я думаю, что было бы лучше, если бы он уехал сразу же, как узнал, что я беременна, вместо того, что оставаться на год. У него был шанс узнать ее – как он мог не влюбиться в нее, так как я? Я понимаю, почему он оставил меня. Я не обращала на него внимания, стала заботливой, одержимой мамашей, которой клялась никогда не быть. Но как, черт возьми, он мог оставить ее?

Я проглатываю комок в горле, острые, как бритва воспоминания, могут меня погубить. Я должна быть сильной. Всегда такой чертовски сильной.

Поскольку народу много, проходит, кажется, вечность, пока мы ждем врача. Стеф постоянно кричит на регистратора, Брэм с Астрид, видимо, бродят где-то поблизости, хотя, мне нет дела ни до чего, кроме дочурки в моих руках. У Авы по-прежнему проблемы с дыханием, и только когда ее снова тошнит, медсестра уводит нас прочь от стонущих, перевязанных, больных людей в зале ожидания.

Все происходит словно в тумане. Приходит врач, но я слышу лишь стук своего сердца, а не его имя. Его лицо, словно размытое пятно. Стеф держит меня за руку, но я чувствую лишь мою маленькую Аву.

Он кладет Аву на кровать и осматривает ее. Берет кровь. Задает вопросы.

— Что она ела?

Стеф говорит, что макароны с сыром, и я добавляю, что обычно у нее на них нет никакой реакции.

— Что она пила?

Я говорю, что давала ей апельсиновый сок с водой.

Тогда Стеф говорит, что Линден давал ей еще и колу без кофеина.

Для меня это новость, Стеф выглядит сконфуженной. Я изо всех сил стараюсь кормить Аву только полезной пищей. Кола это враг, как и прочие подобные напитки, диетическая или нет, не важно. Но я не понимаю, разве кола могла стать причиной всего этого?