Но вот появился знакомый пейзаж: сверкающий солнечными бликами Тихий океан, атоллы, поросшие кокосовыми пальмами.

– Что это значит? – пробормотал Волков. – Неужели самуры видят ближайшие к нам атоллы островов Бас?

– Просто они посылали туда разведчика. И теперь он сообщает о виденном. А мы воспринимаем картины, уже прошедшие через мозг нашего «агента».

– Но тогда это катастрофа! – воскликнул Митя. – Самуры намереваются перелететь на другие атоллы. Мы не можем допустить их расселения по Полинезии.

– Что ж, убивать? – гневно спросила Валентина. – Ведь ты сам говорил, что у них есть разум… – Она закрыла руками лицо и отвернулась.

– А что прикажешь делать? Или мы, или они. Предлагаешь оставить в живых? При их-то умопомрачительной плодовитости? Да они заселят всю планету! Куда же нам, людям, деваться? На Марс?

– Перестань, – тихо сказала девушка.

«Не надо было самурам оживать, – подумала она с горечью. – Лучше бы остались там, на айсберге».

…Около полуночи исследователи двинулись к пальмовой роще – обиталищу самуров. Была теплая звездная ночь. На внешнем рифе глухо бормотал прибой. Но не было слышно привычного шелеста пальмовых крон, голосов насекомых. Пришельцы превратили атолл в пустыню. Перекладывая с плеча на плечо коробку с отмеренными порциями аргинина, Митя еще и еще раз критически оценивал свой замысел.

В ходе многовековой адаптации самуры выработали удивительный нервный рефлекс – способность свертываться в куколки и оживать. Они съедят метаболит – аргинин – и под его действием «вспомнят» борьбу с оледенением, потому что их ферменты, управляющие влажностью и температурой организма, будут подавлены метаболитом. Ergo – нарушится адаптация. Внутренне, в «самих себе», самуры окажутся как бы в условиях палеозойского оледенения. И тогда сработает защитный алгоритм нервной системы: пришельцы свернутся в куколки. Все должно произойти именно так.

Увязая в песке, Валентина и Волков шли вдоль берега лагуны, потом свернули к редколесью обглоданных пальм. То и дело попадались сваленные пришельцами деревья – без коры, ветвей и листьев.

– Смотри, что это? – прошептала Валентина. Из мрака выступили куполовидные постройки – такие же, что они видели на экране биоприемника. К куполам вело хорошо утоптанное «шоссе», от которого исходил легкий пряный аромат.

– Такой же запах бывает на тропах наших муравьев и термитов, – сказал Митя, поводя носом, точно охотничий пес.

– А самуры разве не наши? Тоже с планеты Земля.

Около часу бродили они в темноте, обследуя «город» самуров, Митя насчитал не менее десятка куполов. Волков приблизился к одному из них – высотой чуть не с двухэтажный дом. Сквозь оболочку купола проросли толстые, жесткие на ощупь стрелы, увенчанные коническими чехлами. Этот странный «лес» на фоне обглоданных пальм выглядел как неведомый пейзаж иной планеты.

– Попробуем забраться внутрь. Но где выход? – спросил Волков.

Он обошел купол кругом, изучая его серую поверхность. Даже ногтем постучал. «Как бетон, если не крепче, – подумал Митя. – Тут и электробуром не сразу возьмешь». Он споткнулся о невидимый в темноте выступ, тихо выругался и включил фонарик.

– Ага, вот он.

Действительно, за выступом сооружения скрывалась довольно широкая щель. Она была закрыта плотной, твердой на ощупь пленкой. Митя надавил кулаком. Пленка чуть прогнулась. Надавил сильнее. Изнутри раздался сердитый звук «рожка», пленка внезапно разошлась, в лицо Мити пахнуло тяжелым запахом. Затем из щели выбежали два самура, угрожающе поводя усами. Глаза у них светились странным фосфорическим блеском. Митя бросился в сторону, за ним Валентина. Они бежали, и им чудилось, что вся стая самуров гонится за ними.

Наконец они остановились, перевели дыхание, прислушались. Все было спокойно. Усачи и не думали преследовать их.

– Ну и напугали, – с облегчением рассмеялась Валентина.

– Н-нда, – разочарованно согласился Митя. – Внутрь купола лучше не ходить. Остается одно: разбросать дозы аргинина у входов. Утром самуры подберут. Голод ведь не тетка.

Исследователи вернулись в домик. Включив биоприемник, Митя тотчас увидел внутренность «муравейника», где скрывался их информатор. Микропередатчик, вмонтированный в его мозг, непрерывно посылал сигналы – «мысли» и «ощущения» самура. Под куполом оказался целый подземный лабиринт. Ближе к вершине купола своды приобретали двоякую кривизну. Чуть ниже располагались большие чистые камеры с грибными садами. Вероятно, «грибы» самуров росли на компосте – измельченной растительной массе.

– Теперь ясно, куда пошли пальмы, кусты и прочая зелень, – невесело усмехнулся Митя.

Приборы показывали, что в жилище господствует неизменно ровная, одинаковая температура и влажность, несмотря на то что самуров там было как сельдей в бочке. Поражали чистота и порядок в камерах, переходах и кладовых. Чувствовалось, что древние существа необычайно чистоплотны. И тут Валентина обратила внимание на странное явление: на экране было видно и небо со звездами, и океан, и почти весь атолл. Все это довольно явственно проступало на фоне внутренних помещений.

– Что бы это значило? – подумала она вслух. – Кто-то из самуров летает сейчас над островом?

– Не думаю, – ответил Волков. – Здесь иное. Просто они видят не только в темноте, но и сквозь листья растений, стены купола, деревья. Для них, полагаю, все прозрачно. Удивительные существа!

…Прошли еще день и еще ночь. Томительно текло время. Митя высчитывал в уме, когда аргинин проникнет в кровь самуров и начнет подавление ферментов. На экране дрожало изображение камеры того «муравейника», где скрывался их информатор.

– Четыре двадцать по Гринвичу, – взглянув на часы, произнес наконец Волков. – Сейчас начнется.

– Как бы я не хотела, чтобы это начиналось! – ответила со вздохом девушка.

– Ведь мы поступаем жестоко!

Митя отвернулся к окну, облокотился на подоконник и стал глядеть на быстро светлеющую рощу. Там звенел, разрастался унылый напев рожков. Волкову тоже было очень жаль самуров. «Но что тут придумаешь иное? Какой толк в подобной жалости?», – зло думал он.

Самуры в камере вдруг забеспокоились, потекли по коридорам и переходам. Сплошной массой ринулись они к выходу. Древний инстинкт, разбуженный действием метаболита – аргинина, гнал их в леса палеозоя… которых уже давным-давно не было. Мрачный напев рожков пронзил сердце Валентины. Она зажала уши, чтобы не слышать мелодию. О, этот жуткий напев!

С гулом лопались пленочные входы в купола. Самуры расползались по атоллу, точно слепые, натыкаясь на кусты и обглоданные пальмы. «Да, аргинин сработал без промаха, – размышлял Митя. – Больше не видеть им звездного неба. Не видеть! Прощайте, самуры. Вы уходите, а мы остаемся».

– Валя, – тихо позвал он.

Девушка не отозвалась. Подперев кулаком щеку, она сидела у окна, беззвучно созерцая розовеющий в лучах восходящего солнца океан. Валентина понимала, что все это не могло окончиться иначе. Но ее нервы были до предела натянуты, а сердце сжималось от боли. «Самуры далеко бы пошли, далеко! – размышляла она. – Это бесспорно. Какая у них стройная организация. Все у них существуют для каждого и каждый – для всех. Вот идеал, к которому должны стремиться мы, люди».

«Ошибаешься, – сухо возразил ей внутренний голос. – Не в общежитии, подобном муравейнику, и не в их укладе жизни должны искать люди образец». «Если бы не оледенение, на Земле победил бы их разум», – твердила Валентина. «Победа человека случайна». «Закономерна, – поправил голос. – В нашем обществе коллективный разум сочетается с высоким интеллектом и гибкой адаптацией индивидуума к любым внешним условиям». «Причем здесь адаптация?». «И это говоришь ты, биолог? – негодующе воскликнул двойник.

«Да как только на Земле появились первые живые существа, ВЫЖИВАНИЕ стало центральной проблемой эволюции. И оно тесно связано с адаптацией, приспособлением». «Разве римский солдат, убивший Архимеда в Сиракузах, обнаружил большую адаптивность поведения, чем Архимед?», – заметила Валентина. «Чепуха. Сущность проблемы выживания – чисто биокибернетическая. Да, да. Почему самуры не вынесли оледенения? Они были просто живыми автоматами с линейной тактикой поведения. А человек – более высокая ступень… Природа наделила самуров сложным и тонким алгоритмом, системой рефлексов адаптации. И этот алгоритм действовал у них хорошо до поры до времени. Пока климат Гондваны изменялся плавно, очень медленно. Когда же наступило резкое похолодание, алгоритм нарушился. Самуры похоронили самих себя, свернувшись в безжизненные куколки. И умерли для эволюции».