— Чушь — буркнул виновник.

— Не чушь — бескомпромиссно бросил я — Я знаю, о чём говорю. Он вышел на улицу.

Виновник откинулся на спинку стула, сложив руки на внушительном животе. Все, кроме девушки, посмотрели на него, ожидая его реакции. Ожидая, когда он скажет — ладно, хватит, встанет и включит музыкальный центр. Но он молчал и смотрел на меня. И я видел, что он будет слушать, и будет слушать очень внимательно. Ему нестерпимо хочется уличить меня во лжи и от души посмеяться. Он ждёт. Между нами пробегает искра ненависти. Но это его искра, мне абсолютно всё равно. Я просто хочу рассказать.

— На улице никого не было. Он пробродил часа два и не встретил ни одной живой души. Так он полностью уверовал, что этот мир только его. Он подумал, что, наверное, у каждого есть вот такой свой мир. Мир настоящего сна.

— Послушай — перебил меня виновник — Может, он просто был лунатиком? — он рассмеялся, довольный этим предположением. Вслед за ним натянуто и слишком громко засмеялась его жена. Все остальные молчали, девушка испуганно посмотрела на меня.

— Мой друг был не глупым человеком — спокойно парировал я — Он предполагал и это. Поэтому несколько раз клал перед диваном тряпки пропитанные холодной водой, и даже битое стекло, но ни разу его ступни не оказались поранены. Когда он открывал глаза, он видел и тряпки, и стекло, наступал на них, но ничего не ощущал. Когда ты бодрствуешь во сне, ты как бы и остаёшься в своём теле, но в тоже время это другое тело. Его физические свойства изменены. Он никогда не говорил о выходе из тела, он никогда не видел своё тело со стороны. Возможно, и даже, скорее всего, когда он уходил, в этом мире его тело оставалось лежать на диване. Он уходил той своей составляющей, которая и существует в нас для того мира. Для мира настоящего сна.

Я глубоко вздохнул. Когда я спешу рассказывать, мне не хватает кислорода. Голова слегка закружилась, но я продолжил.

— Вернувшись, он задержал дыхание и проснулся. Весь вечер он размышлял о том, что произошло. А ночью снова отправился в сон. На этот раз он решил находиться там до самого утра, и уйти, как можно дальше. И в эту ночь его ожидало ещё одно открытие. Тот мир сна, который он увидел в первую прогулку, был всего лишь иллюзией. Его личным отпечатком мира реальности. Он и сам не заметил, как пустая улица, по которой он шёл, исчезла. Вокруг раскинулись луга, до самого горизонта. Он огляделся. Над горизонтом по всей окружности клубились облака, напоминавшие скалы. Ему стало не по себе. Как теперь вернуться назад? Тогда он закрыл глаза и представил исчезнувшую улицу. И вот он снова стоит на ней. Вокруг ржавые заборы, покошенные дома, район бедных. Знаете, сейчас и у нас есть свои гетто. Поняв принцип, он вернулся на луг. Облака успели разрастись и стать темнее. Теперь они были похожи на скалы, на которых тают ледники, и сквозь них проступает тёмные каменные внутренности. Он зашагал вперёд. Не может ведь, что бы там впереди ничего не было, а только этот луг. Облака росли и темнели. Когда он прошёл пару километров, они уже больше походили на тучи. Предчувствие мягко шевельнулось под его сердцем. Зародыш ужаса. Он остановился и стал вглядываться в надвигающуюся тёмную стену. Что-то было не так. Его мозг спешил понять, а под сердцем, быстрее стены туч, рос ужас. И он разглядел. Тучи не разрастались, как это бывает в яви, они ползли по небу, похожие на чёрных амёб, выставляя то одну, то другую щупальцу вперёд. И он видел, как жадно они тянутся к нему, как подрагивают от голода. Они были уже близко, поднялся ветер, травы на лугу угрожающе зашелестели, одна из щупалец потянулась вниз. Он быстро закрыл глаза, и представил улицу. Вернувшись на неё, он бросился бежать к своему дому. Чёрная стена теперь была только с одной стороны. Она с невероятной скоростью вырастала над горизонтом. Сразу несколько щупалец было выброшено вперёд. Стена тоже бежала. Задыхаясь от бега и от страха, он заскочил в комнату, на ходу задержал дыхание, и повалился на пол. Одно из щупалец ударило в окно, и раздался звон посыпавшегося стекла. Тело охватила дрожь, потом жёсткая агония, и он стремительно возвратился в явь, лёжа на полу и жадно глотая воздух. Пару минут он не мог подняться. Наконец, силы вернулись к нему, и он встал на ноги. Провёл рукой по лицу и посмотрел на ладонь. На ней была кровь. Он вгляделся в пол. Повсюду куски стекла. Тогда он отодвинул занавеску, и уставился в пустую раму. Небеса представляли собой жуткое зрелище. В них словно бы танцевала огромная чёрная амёба. Стена туч не исчезла. Он почувствовал, как возвращается ужас, взрывая каждую клетку организма. Задёрнув занавеску, он упал на колени и стал молиться. От ужаса. И тут его осенило, что он просто не проснулся, и всё ещё находится во сне. Такое бывает с каждым. Иногда, что-то задерживает нас. Когда мы близко подходим к миру настоящего сна, мы бывает, никак не можем пробудиться. А он не просто подошёл к этому миру. Он был в нём.

Я поднял стакан и выпил сока. Слишком быстро, слишком сохнут губы. Я посмотрел на девушку, на её лице был страх.

— Он снова задержал дыхание, но, как определить, что ты наконец-то вырвался в явь? Настоящий сон умеет запутать. Он выдаст видения за реальность, он так досконально скопирует картинки и ощущения яви, что мы будем пробуждаться раз за разом, но всё ещё оставаться там, внутри замкнутого лабиринта нави. И каждый раз будем верить, что мы пробудились по настоящему. Это страшно. Он не дышал, и молился, чтобы агония выбросила его в мир бодрствующих. Он отчётливо слышал вой ветра через пустую раму. Занавеска взлетела к потолку, и он краем глаза вновь увидел танцующую амёбу. Она словно исполняла танец охотника, загнавшего жертву. И тут земля содрогнулась. Потом ещё раз. Сердце яростно застучало в грудную клетку. Кислород кончился, и вновь началась агония. Земля содрогалась раз за разом, в чётком ритме. Кто-то идёт сюда, понял он, и, открыв глаза, с хрипом потянул в себя воздух. Тело дрожало, остановить дрожь было невозможно. Он просто поднялся, доплёлся до дивана, и упал на него ничком. Не было ни воя, ни дрожащей от шагов земли. Он повернул голову. Занавеска не шевелилась, на полу не было ни одного осколка. Он понял, что проснулся по настоящему, и облегчённо вздохнул. И тут же, чтобы убедиться окончательно, он вскочил на ноги и отдёрнул занавеску. И ему показалось, что к горизонту стремительно мелькнуло большоё чёрное облако. Он сел на диван и уткнул лицо в ладони. Ужас утихал, но он ещё полностью не покинул его.

Я бросил быстрый взгляд на девушку. У неё переживающие глаза. Не слишком ли часто я смотрю на неё?

— Само собой после этого он несколько дней даже не пытался повторить опыт. Но его мучили вопросы. Что это было? Или кто? Что за чёрная амёба исполняла танец смерти, закрыв собою всё небо? И от чьих шагов содрогалась земля? Он ходил на работу, как робот, автоматически, пялясь в монитор, но ничего не видя, и почти ни с кем не разговаривая. Хотя и до этого он не был словоохотливым человеком, скрываясь от этого мира внутри, он всегда молча смотрел на кипящую вокруг жизнь. И лишь иногда жалел, что она вот так, крутясь в танце, проносится мимо него, не задевая его даже краем своего платья. Но такая жалость была редкой. Чаще он просто разглядывал её с искренним удивлением, почему им так просто? Просто радоваться, смеяться, и даже ненавидеть. Почему они вообще ненавидят? Это был самый сложный для него вопрос, потому что он не знал этого чувства. Как будто бог забыл его положить ему в душу ещё при рождении. И через неделю он решился. Он просто понял, что ему нечего терять. В отличии от других, у него не было никого в этом мире. Конечно, кроме матери. Когда-то он решил для себя, что он должен пережить смерть матери, а не наоборот. Слишком полной горя была её жизнь, и дополнить её ещё одним, худшее преступление. Но он и не хотел умирать. Нет. Он хотел только посмотреть на долину за скалами и вернуться. Ужас прошлого раза уже потерял чёткие очертания, и ему показалось, что всё не так опасно, что ничего плохого не случится. В тот вечер он выкурил подряд две сигареты и, устроившись на диване, прикрыл глаза. Сон долго не шёл. Он ворочался, стараясь отвлечься от всего здешнего, от всех мыслей. И, наконец, провалился в бездну. Когда он открыл глаза, на часах было уже за полночь. Он медленно поднялся и первым делом заглянул за занавеску. Может быть амёба уже танцует, и стоит ему только выйти… И тут он услышал за спиной лёгкий шорох. Дыхание спёрло, крик подступил к горлу, но он сдержал его, ценою выступивших на глазах слёз, и обернулся. Перед ним стояла девушка. Ни её лицо, ни её тело не были статичны. Она непрерывно менялась, как та амёба на небе. И он вдруг почувствовал знакомое чувство внутри, он почувствовал любовь. Знаете, во сне иногда мы чувствуем. И чувствуем в несколько раз сильнее, чем на яву. Каждый хоть раз рыдал во сне от счастья, от горя, от умиления, и ощущал невероятную любовь. Бескрайнюю, искреннюю. В этом мире слишком много рамок. Нам говорят, так нельзя, и так нельзя. Это плохо, это хорошо. Но в настоящем сне нет никаких рамок, нет ни одного табу. И поэтому если во сне вы чувствуете любовь, она обязательно будет до слёз. И он облегчённо заплакал. А девушка говорила ему про долину за скалами, что он не сможет остаться здесь, с нею, пока не поборет свой страх, свою идикУду. Кто это — идикуда? — спросил он сквозь слёзы. Это твой страх, страх смерти, страх жизни, страх чувств, и он слишком силён. Ты слышал, как содрогают землю его шаги? Да, сказал он. Пока ты не увидишь долину, ты не сможешь остаться со мной. Он закрыл глаза, из которых продолжали течь слёзы, и представил луг, а у самого горизонта высокие скалы. И он шагнул вперёд. Из за скал появилась амёба-туча и рванулась к нему. Ветер усилился, взволнованно зашептались травы, страх стал сковывать его, но он до крови закусил губу и шёл. Амёба дотянулась к нему, когда он уже схватился за первый уступ и пополз вверх по каменной скале. Она окутала его непроницаемой темнотой, сжала его лёгкие, в ушах стоял нестерпимый вой. Но он нащупывал уступ за уступом и лез вверх, чувствуя, как дрожит земля под тяжёлым шагом идикуды. Она шла к нему, чтобы убить, и он всё быстрее и быстрее шарил в тьме руками, выискивая небольшие выемки и трещины. Руки затекли от напряжения, он уже не чувствовал предплечий, казалось пальцы вот-вот не удержат и он полетит вниз. А там она, горящая ненавистью, местью, как это он осмелился бороться с ней? Правая кисть не выдержала, и рука скользнула вниз. Он всем телом прижался к холодной скале. Шаги прекратились, вой стих, всё замерло, выжидая. Он попытался поднять руку и за что-нибудь зацепиться, но тут понял, что пальцы левой руки уже разжимаются.