Люк стоял в зоне отдыха, скрестив руки на груди и с подозрительным выражением лица, рядом с ним был Малик, первый заместитель Этана.

Малик был высоким и стройным, с задумчивыми бледно-зелеными глазами, которые оттеняли темную кожу. Он зеркально отображал позу Люка и был единственным в комнате, кто надел официальную униформу Дома Кадогана — плотно прилегающий черный костюм и белую рубашку на пуговицах. Серебряная капля, медальон Дома Кадогана, висела у основания его горла.

Малик заботился об Этане и о Доме, и его пристальный взгляд сверлил Бальтазара, глаза проходились по его лицу, как будто фиксируя его облик в памяти. Тем лучше для Малика, чтобы дважды проверить его добросовестность позже, — подумала я.

Когда я закрыла дверь, Малик переключил свое внимание на Этана, чтобы оценить его настроение, его магию и эмоции, как мог сделать только друг или товарищ.

Когда был удовлетворен, он посмотрел на меня, в его глазах стоял вопрос — Был ли этот мужчина тем, кем казался?

Я быстро кивнула Малику, переводя взгляд на Этана. Он, казалось, верил, и это было единственным, что в настоящее время имело значение. Но от этого возникало еще больше вопросов: Как Этан мог ошибиться по поводу смерти Бальтазара? Где он был все эти годы? И, самое главное, чего он хочет от Этана?

Бальтазар слегка дотронулся до своего рта, и, когда удостоверился, что рана закрылась — преимущество вампирского исцеления — убрал носовой платок.

— У тебя прекрасный дом, mon ami[15].

Этан проигнорировал похвалу и дружеское отношение, прошел в зону отдыха, сел на кожаный диван и распростер руки на спинке, делая ставку на свое положение, свою власть. Я встала по стойке смирно рядом с ним, готовая прыгнуть вперед, если в этом возникнет необходимость.

— Нам он нравится. Ты можешь начинать.

Бальтазар изогнул бровь от этого приказа — я задумалась, не перенял ли Этан, сам того не осознавая, эту манеру от него.

— Я расскажу тебе свою историю, и ты сможешь сделать собственные выводы.

— Рассказывай свою сказку, — проговорил Этан. — И посмотрим, что будет дальше.

***

Бальтазар сел напротив Этана, сложив пальцы домиком на коленях.

— Я был в Лондоне, — начал он. — Трое мужчин вошли в дом с крестами и колами. Они были родственниками какой-то девушки, убежденные, что я зло, дьявол во плоти.

«Не просто какой-то девушки», — сказал мне Этан, его раздражение было очевидно даже через телепатическую связь. — «Персефоны».

Этан любил ее. Бальтазар знал это, он соблазнил и убил ее, насмехаясь над Этаном. Этот эгоистичный и насильственный акт Бальтазара стал последней каплей, побудившей Этана уйти.

«Те мужчины были членами ее семьи?» — спросила я.

«Да», — только и ответил Этан.

— Я был в доме один, — продолжил Бальтазар. — Ты только-только ушел, и я отправил Николь, как ты теперь называешь ее, с поручением.

— Чтобы нашла меня и привела обратно, — ровным тоном произнес Этан, и Бальтазар снова перевел взгляд на него, в его глазах сверкало веселье.

— Живым, если это было возможным, — согласился Бальтазар. — А если нет… Что ж, времена тогда были другие.

— Она меня не нашла, — ответил Этан. — Но я в любом случае вернулся. — В его глазах промелькнула тень, как будто он пересматривал те воспоминания. Спустя мгновение он вновь посмотрел на Бальтазара.

— Я услышал об этом скопище. Я вернулась и увидел тебя через окно. Окровавленного. Почти обезглавленного.

Это объясняло, почему Этан считал, что Бальтазар умер. Вампир мог исцелить практически любые раны, но если лишить его головы, тогда игра окончена. Это было уж слишком даже для вампирской регенерации. И тот факт, что Бальтазар не связался с Этаном за все это время, только подтверждал то, что увидел Этан. И тем не менее… теперь в голосе Этана не было сомнений, ведь этот вампир сейчас сидел напротив нас.

Я подвинулась ближе к дивану, достаточно, чтобы мое бедро коснулось плеча Этана, всего лишь быстрый контакт, который, как я надеялась, напомнит ему, что я здесь. Бальтазар увидел этот жест, его глаза резко распахнулись, словно капюшон кобры, стоило ему заметить такую интимность. Было что-то древнее и ледяное в его глазах. Полное отсутствие понимания, как если бы я была не более чем несколькими мазками на холсте его очень долгой жизни.

Мне захотелось отступить назад, но я заставила себя расправить плечи, вздернув подбородок. Я была Стражем, и это был мой Дом.

— Почти обезглавленным, — прояснил Бальтазар, снова переводя взгляд на Этана. — Мужчины изначально решили покончить со мной, и эта банда, по крайней мере дюжина человек, поначалу хорошо справлялась. Это, как я подозреваю, ты и видел. Они решили разжечь костер, который бы послужил надлежащим предостережением тем, кто посмел бы осквернить их дочерей, и они ушли разжигать огонь. Но этому не суждено было осуществиться. Один из мужчин, у которого были свои интересы, решил, что он может использовать меня в своих целях. Он был членом культа; они называли себя «Memento Mori»[16].

«Помни, что смертен», — приблизительно перевела я, пытаясь вспомнить латынь.

— Они верили, что у вампиров есть сила раскрыть секреты всемогущества и бессмертия, что мы можем преодолевать промежуток между жизнью и смертью. Этот мужчина увел меня из дома, прежде чем мои мучители вернулись, он связал меня. Позволил мне исцелиться. А затем начал свою работу. — Бальтазар указал на шрамы вдоль своей шеи. — Он верил, что моя плоть, в буквальном смысле, наделит его силой. Они держали меня в живых, если это можно так назвать. Слабым, в оковах, и одурманенным экстрактом осины настолько, чтобы я едва пребывал в сознании.

Я почувствовала резкую вспышку магии Этана. Питер Кадоган умер от того же вещества — из-за медленного отравления, в чем был повинен его соперник за сердце дамы.

Бальтазар, должно быть, почувствовал эту магию, и кивнул.

— Небольшая доза может погрузить в летаргию. Docilité[17]. Она также снижает способность к исцелению.

— Я не знал, — тихо проговорил Этан.

— Как и я, — продолжил Бальтазар. — Но я быстро учился. Они держали меня в Спиталфилдсе[18], в Лондоне. Никто не задавал вопросов о криках, о крови, об их полночной деятельности. Не тогда, когда нужда была такой сильной, а счастье так ограничено.

— Ты сбежал? — спросил Этан.

Бальтазар засмеялся, звук был подобен крепкому виски.

— Ничего такого романтичного. Люди и их предки устали заботиться обо мне, и они выбросили меня в аббатстве в Уолфорде. Они были достаточно милостивы, чтобы не убить меня, или верили, что я был близок к смерти и эта проблема решится сама собой.

— Аббатство было удачным выбором. Настоятель был добрым человеком, и он предоставлял приют сверхъестественным и раньше. Он помог мне исцелиться, вернуться в норму. А когда стало ясно, что я не старею, помог мне найти новое жилье, чтобы избежать очевидных вопросов. Я перебирался из одного безопасного дома к другому. Я был в Северной Европе. В Абердине многие годы. Хранители не знали, кем я был, только лишь то, что нуждался в убежище. И когда кто-то начинал что-то подозревать, они вновь перевозили меня. Я оказался в Шале Руж. В безопасном доме в Женеве.

— Знаю его, — подтвердил Этан с кивком.

— Я медленно поправлялся, — продолжал Бальтазар. — Выздоравливал, пока экстракт медленно — слишком медленно — покидал мой организм. Понадобились десятилетия, прежде чем начали возвращаться мои воспоминания. И однажды они вернулись все разом, как будто открылись все карты. Память о тебе, Париже, Николь. Я наконец-то вспомнил, кем ты был. И узнал, кем ты стал.