В столице Миолии, на перекрестке улиц Аустерлица и Ватерлоо, регулировщик Журини задержал на левой стороне гражданина Сканку Канклера.

— Вы переходили улицу на красный свет и тем самым нарушили правила! — И вынул свой блокнот.

Сканка Канклер повернулся и указал на светофор.

— Ничего подобного! Свет зеленый! Граждане, будьте свидетелями.

— Но вы перешли улицу на красный! — настаивал полицейский.

— Я перешел сейчас, а не прежде!

— Если сейчас, то посмотрите, свет-то красный! — торжествующе воскликнул полицейский, тоже указывая на светофор. — Граждане, засвидетельствуйте.

— По правде говоря, — заявил господин с окладистой бородой, — сейчас свет желтый.

— Видите?! — обрадовался Сканка. — Свидетель утверждает, что свет желтый.

— Но, когда вы переходили, он был красный!

— А по-моему, зеленый.

— Ваше мнение меня не интересует, — теряя терпение, отрезал Журини. — Я при исполнении.

— Ну и что? Полицейский при исполнении вполне может быть дальтоником.

— Не забывайтесь!

— А что я такого сказал?

— Вы употребляете недопустимые выражения. Граждане, будьте свидетелями.

— Но это же термин.

— А что он означает?

— Недостаток зрения.

— Значит, по-вашему, у меня больные глаза?! Гнусная клевета! — с угрозой воскликнул Журини.

— Почему клевета? Я же только сказал, что такое возможно. Разве это преступление — быть дальтоником?

— К вашему сведению, я абсолютно здоров — с тысячи метров в муху попаду. Вы хотите подмочить мою репутацию!

Вокруг уже собралась толпа. Народ от души веселился, а на проезжей части тем временем образовалась пробка. Светофор работал нормально, но никто уже не обращал на него внимания. Регулировщик Журини был поглощен спором со Сканкой Канклером.

— До свиданья, — сказал Сканка. — Я тороплюсь.

— Сначала сообщите свои данные.

— А вы прежде наденьте белые перчатки.

— Зачем?

— Так предписано правилами.

Толпа прибывала. Многие водители, остановив машины на обочине, подходили узнать, что происходит. Движение на главном перекрестке города, там, где улица Аустерлица пересекает улицу Ватерлоо, совершенно застопорилось.

— Следуйте за мной в участок, — сказал полицейский Журини.

— Я буду жаловаться.

— Тогда пойдемте сразу в суд!

— Нет, к Великому герцогу.

Стоявший с краю человек спросил соседа:

— Это что, политический спор?

— Похоже.

— Он из Новых?

— Да нет, из Старых.

— Тогда смерть им!

— Кому, Старым или Новым?

— По мне, так все равно.

— Но ведь свое-то мнение надо иметь.

— А вы сами за кого?

— Я благонамеренный гражданин.

— Я тоже!

Теперь уже полгорода скопилось на перекрестке, и ни туда, ни сюда. Подходившие сзади напирали на стоявших у перекрестка, а передние стремились выбраться из толпы, и в результате никто не двигался. С большим трудом вперед протиснулся барон Орбайс, Главный церемониймейстер — его машина тоже попала в затор.

— Прикажите очистить перекресток, — взмолился кто-то из горожан. — Мы тут задохнемся.

— Спокойно, спокойно! — ответил Орбайс. — Я не уполномочен. Надо сделать запрос в Парламенте!

— А может, лучше запросить народ, он весь тут собрался!

— Это не предусмотрено законом.

К Орбайсу из людского месива пробился граф Цурлино, Главный камергер. Он еле держался на ногах.

— Барон, барон, — прошептал он, — это бунт.

— Скорее, просто митинг.

— А в чем причина волнений?

— Думаю, высокие цены на хлеб.

— Давайте сообщим, что цены будут понижены, только бы они разошлись. Ведь дышать невозможно.

— Я и сам буквально задыхаюсь. Но нельзя. Решение принимает Парламент.

— Мы здесь долго не протянем.

— Отпустите нас, — крикнул кто-то из толпы.

— Да кто вас держит? — пробурчал барон Орбайс. — Но подайте сначала письменное прошение.

Людское море уже подступило к стенам домов и черной громадой закрывало обе длиннющие улицы. Журини и Сканка, очутившиеся в самом центре этого чудовищного людского сборища, от ужаса затаили дыхание.

— Простите, барон, — обратился к Орбайсу Цурлино. — Не будете ли вы столь любезны почесать мне нос? Я даже рукой пошевелить не могу.

— Я хотел просить вас о том же одолжении, — вздохнув, ответил Орбайс. — Мы тут все как сельди в бочке!

— Но не может же это продолжаться вечно?!

— Ну, как сказать. У нас с вами в запасе уйма времени.

— Да, но они нас раздавят.

— Никогда, граф!

— Почему вы так уверены, дорогой барон?

— Слишком уж они боятся.

— Чего?

— Всего. И потом, разве вы не видите, дорогой граф, у них ни руки, ни мозги не работают. Собственно, они даже рады оставаться огромной безмолвной толпой. Смотрите! Многие уже спят стоя, как лошади. Что ж, тем лучше.

И в самом деле, благонамеренные граждане постепенно начали привыкать к столь необычной ситуации. И никто не отважился спросить, почему все сбились в кучу. Лишь светофор продолжал ритмично ронять слезу за слезой: красную, зеленую, желтую.