18. Ложа Благотворительности (Zur Mildthatigkeit) в Петербурге. В 1777 г. мастер стула – хирург Дольет.

Народный герой, человек непревзойденной славы, генералиссимус Александр Васильевич Суворов – вот кто должен открыть собой ряд знаменитых русских деятелей-масонов.

Нет нужды останавливаться на изложении внешних событий жизни Суворова: деятельность его – военные походы, блестящие подвиги – изучена и рассказана биографами этого великого человека во всех подробностях. Интереснее другая сторона его жизни: тот внутренний храм, который он себе создал в противовес окружавшей его обстановке и который тщательно оберегал от постороннего взора.

Странности его характера сделались историческим достоянием, многие слова вошли в поговорку. Но тот, кто ближе мог и хотел приглядеться к Суворову, легко убеждался, что странностями он лишь прикрывал свои достоинства. И сам Суворов признавался, что говорил правду шутками и звериным языком.

С детства проявляя необыкновенную склонность к чтению, он не утратил ее в продолжении всей жизни (об этом свидетельствует хотя бы громадная сумма – 300 рублей, – которую он тратил ежегодно на заграничные газеты). Суворов не был обыкновенным военным человеком своего времени. Поскольку это было возможным, он умел примирять служебные обязанности с проявлением терпимости и человечности. Хорошо известны рассказы об его аскетическом образе жизни, о том, что он легко переносил невзгоды, деля все лишения с солдатами и принимая участие наряду с другими во всех работах, и не по чувствительности, а в силу правильно осознанного народного духа он сумел заменить палочную дисциплину дисциплиной, основанной на совести.

Эти своеобразные отношения внутреннего подчинения и сознание долга он поддерживал в своих воинских частях и по воцарении Павла I, поклонника немецкой муштры и железной дисциплины. Независимое поведение Суворова и послужило поводом к его бедствиям.

То, что в сознании Суворова быть военным не означало быть жестоким, он показал во время борьбы с конфедератами в 1769 году. Путь к замирению восставшего края Суворов видел в мягком и заботливом отношении к «мирным» обывателям и в энергичных наступательных действиях против повстанцев. Он принял все меры к тому, чтобы поддержать добрые отношения с местным населением, и не допускал войска до грабежей. К конфедератам, сложившим.оружие, он проявлял большую мягкость, считая, что «благоприятие раскаявшихся возмутителей пользует более нашим интересам, нежели разлитие крови».

В другой раз, в самый разгар Семилетний войны, когда при нападении на Берлин казаки захватали красивого мальчика, Суворов взял его к себе, заботился о нем во время похода и, как только стало возможно, известил мать о том, что сын ее находится в безопасности, предложил оставить его у себя, обещая заботиться как о собственном сыне.

В связи с этими поступками Суворова чрезвычайно любопытно вспомнить слова, сказанные им живописцу Миллеру: «Ваша кисть изобразит черты лица моего: они видимы, но внутренний человек во мне скрыт… Трепещу, но люблю моего ближнего, в жизнь мою никого не сделал я несчастным, не подписал ни одного смертного приговора, не раздавил моею рукой ни одного насекомого, бывал мал, бывал велик!»

Это второе, внутреннее лицо Суворова, скрытое от всех, и может объяснить ряд его поступков и черт его характера, которые не имели прямой связи с обстоятельствами его внешней жизни. Того же порядка и принадлежность Суворова к братству вольных каменщиков. Именно эта важная деталь его биографии освещена в литературе чрезвычайно слабо. Один из его биографов упоминает о существовании известий, будто Суворов посещал прусские масонские ложи. Автор допускает такую возможность ввиду любознательности Суворова, но сомневается в том, что сам он когда-либо был масоном.

Высказанное автором сомнение лишено всякой основательности. Суворов, молодой офицер, не будучи посвященным, конечно, не мог бы посещать собраний ложи масонов. В истории масонства такие исключения известны лишь по отношению к коронованным особам. Но, с другой стороны, существование такого рода известий чрезвычайно важно и только увеличивает значение данных, сравнительно недавно обнаруженных в архиве Великой Национальной Ложи Трех Глобусов в Берлине и не проникших, по-видимому, до сего времени в печать. На основании их принадлежность Суворова к масонству устанавливается с большой достоверностью.

Суворов был посвящен и произведен в третью степень – мастера – в Петербурге. Посвящение его относится, по всей вероятности, к последним годам царствования Елизаветы. Его нельзя назвать случайным – такое предположение не соответствовало бы складу характера этого своеобразного человека, тем более, что Суворов не ограничился вступлением в братство, а прошел ряд масонских степеней.

Оно не было и следствием общего увлечения. В то время масонство не завоевало еще симпатий широких слоев русского общества, и Суворов, приняв посвящение, сделался одним из первых по времени русских вольных каменщиков. Затем, находясь в Пруссии во время Семилетней войны и навещая в Кенигсберге своего отца, он был 27 января 1761 года произведен в шотландские мастера. Известно, что с этого дня до отъезда из Кенигсберга в начале 1762 года, Суворов числился членом ложи. В списке ее членов, представленном 16 марта 1761 года в Ложу Трех Глобусов, за № 6 значится Александр Суворов.

Этим ограничиваются сведения о его участии в работах братства вольных каменщиков. Несомненно, однако, что он всю жизнь следовал той масонской нравственности, которой отличалось современное ему масонское общество. Черты характера общечеловеческого, усвоенные Суворовым, – крайняя религиозность, борьба со своими страстями, из которой он всегда выходил победителем, лояльность, сознание своего долга – были особенно характерны для масонства этого периода. А потому слова завещания Суворова, обращенные к потомству «Всякое дело начинать с благословением Божьим, до издыхания быть верным Государю и Отечеству, убегать роскоши, праздности, корыстолюбия и искать славы чрез истину и добродетель, которые суть моим символом», – могут быть приняты за его масонский катехизис.

Если при сравнительной скудности данных о чисто масонской деятельности Суворова нет оснований утверждать, что его характер сложился под непосредственным влиянием учения вольных каменщиков (скорее всего, это было простым совпадением его душевной склонности с общемасонским миропониманием), то, во всяком случае, эта открывшаяся новая черта в биографии Суворова не состоит ни в каком противоречии с общим обликом замечательного человека.

13 июле 1813 года в залах петербургского музыкального общества под председательством гроссмейстера И.В.Вебера и в присутствии многих сотен масонов состоялось торжественное траурное собрание, посвященное памяти великого брата, фельдмаршала князя Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова-Смоленского.

Не одни заслуги перед Отечеством на поле брани были причиной такого почета. «В различных положениях, которые последовательно выпадали на долю нашего знаменитого брата, – говорилось в посвященной ему речи, – он был религиозным блюстителем наших идей, примерным ревнителем, неизменно готовым на благотворительные жертвы во имя страждущего человека и особенно на пользу своих братьев по совершенствованию: мы обязаны воздачъ славу его постоянству и его принципам».

Первое прикосновение Кутузова к таинствам Ордена свершилось в 1779 году в Регенсбурге, в ложе «К Трем Ключам». Он пришел искать в братстве «сил для борьбы со страстями и ключа от тайн мира». Путешествуя по Европе, он вошел также в ложи Франкфурта и Берлина, а по возвращении в Россию в 1783 году «посвященные на берегах Невы признали его своим… но лишь в Москве, у сияющего лучезарного очага этой замечательной столицы, прославленной в столь многих отношениях, он предстал смиренным ревнителем. Его приняли, учтя его способности к приобретению высоких званий, он был приобщен к высшему Ордену при обстоятельствах, предрекших его высокие судьбы…»