Уинзло увидел, наконец, у меня в руке тряпку.

— Перышки по весне чистишь? — ухмыльнулся он.

Взгляд его говорил о том, что, по его мнению, мне действительно не помешало бы тут почистить.

Я кивнул, как бы соглашаясь: ага, именно этим и занимаюсь. Что толку забивать ему голову кондиционерными историями. Я поспешно отодвинул ведро с глаз долой и сунул в угол швабру.

— Н-да, я как услыхал, что ты к нам подался, все собирался заскочить, да как-то, знаешь… — проговорил Уинзло, сияя удивительно фотогеничной улыбкой. Я припомнил, что в школьные дни Уинзло не имел привычки скалиться. Неудивительно, что я не сразу признал в нем вечного молчуна с последней парты. Уинзло не только в росте прибавил, но ещё и говорить научился. — А я, знаешь ли, теперь английский преподаю, старина! Старшеклассникам.

Я постарался скрыть удивление. И это стеснительный зануда, который, выходя к доске, жутко краснел? Хотя, может, Уинзло до сих пор краснеет, просто из-за бороды это менее заметно.

— Вот это да, — отозвался я.

— А ты, значит, детективом заделался. — Синие глаза Уинзло вдруг потускнели. Так-так, похоже, это не обычный светский визит. — Веришь или нет, но я к тебе по этой самой причине и пожаловал. Ко мне в дом залезли сегодня воры, а шериф, по-моему, отнесся к этому не слишком серьезно.

Странно, но начало показалось мне чертовски знакомым.

— И что украли? — спросил я, догадываясь, каков будет ответ.

Именно так он и ответил.

— В том-то и дело, что ничего. Я весь дом облазил, даже шкатулку супруги с драгоценностями перерыл — такое ощущение, что ничего не пропало.

Оп-ля! Где-то я уже это слышал.

Не знаю, что удивило меня больше: точная копия преступления или то, что Уинзло женат. Уинзло-школьник никак не тянул на покорителя женских сердец. Не припомню, чтобы он хотя бы однажды ходил на свидание. Я же втихомолку радовался, что есть на свете ещё больший отшельник, чем ваш покорный слуга.

— Я пытался рассказать Верджилу о взломе, — говорил тем временем Уинзло, — но стоило мне заикнуться, что ничего не украдено, как у него пропал всякий интерес. Шериф прислал одного из заместителей — взять отпечатки пальцев.

Кажется, они с Рутой разучивали диалоги по одному сценарию. Очень и очень странно. Уинзло сказал, что никаких посторонних отпечатков в доме не обнаружили, а потом без лишних разговоров выписал чек. Ну совсем как Рута. Не удивительно, что после общения с Уинзло у меня сложилось прочное впечатление дежа вю.

Мало того, на номерном знаке серой «тойоты», принадлежащей Уинзло, было выведено Камри (словно напоминание о Жар-птице Руты), да и жил он тоже в Двенадцати Дубах. Правда, дом Уинзло, в отличие от Рутиного, был окружен полноценными деревьями.

Как и жилище Руты Липптон, особняк Уинзло был гигантской копией картинки с почтовой марки. Но выстроен из белого камня в испанском стиле стукко, со сводчатыми окнами и дверями, отделанными черным кованым железом. Дом казался таким же дорогим, как Рутин, но не могу сказать, чтобы мне нравилась архитектура подобного рода. При виде таких особняков у меня возникало неотвязное желание подрулить к боковому окну и заказать горячую маисовую лепешку с мясом.

Уинзло так и сделал — подъехал сбоку, но у окна заказывать лепешку не стал. Вместо этого он подкатил к гаражу с коваными воротами. Я остановил машину и двинулся за Уинзло по дорожке, посыпанной ракушками.

По пути я не мог не заметить, что под каждым из пяти окон второго этажа располагается маленький балкончик, опять же из кованого железа. Судя по наружности балкончиков, они вряд ли выдержали бы вес человеческого тела. Очевидно, предназначались балкончики для птиц. И действительно, прямо над парадным входом отдыхала чета дроздов. Я и ещё кое-что приметил. Эти дрозды — а может, какие другие, может, их тут целая стая обитает, — явно не сию секунду сюда присели. И оставили на парадном крыльце небольшие сувениры в память о своем визите.

Не хочу показаться слишком щепетильным, но, на мой взгляд, это серьезный архитектурный изъян.

А Уинзло будто и не замечал птичьих следов. Он отпер огромную дубовую дверь и отступил, пропуская меня вперед. Чем я не преминул воспользоваться, но, помня о птицах над головой, сделал это с такой поспешностью, что можно было подумать, будто я горю желанием поскорее проверить, имеет ли продолжение испанская тема внутри здания.

Имела. Но восторга по этому поводу я не испытал. Скорее, изумление. Одно могу сказать с уверенностью: в Мексике найдется немало домов, которые выглядят менее испанскими, чем этот. На стенах висели красные, зеленые и желтые соломенные шляпы, почти в каждом углу громоздились красные, зеленые и желтые плетеные корзины, и повсюду росли гигантские кактусы в догадайтесь! — красных, зеленых и желтых горшках. Тахта в гостиной была покрыта чем-то вроде мексиканского одеяла, а на каждом столике керамические тореадоры героически размахивали красными плащами. На мой неискушенный взгляд, драматизм слегка портили красные абажуры на голове каждого смельчака.

В прихожей меня напугал настоящий конквистадор, так, по крайней мере, показалось мне с первого взгляда. Я решил было, что Уинзло специально нанял для этой цели человека — пугать гостей. И назначил ему почасовую оплату. Однако, присмотревшись, я понял, что это всего лишь деревянный истукан, выполненный в натуральную величину. И судя по всему, конквистадор этот сгорал от стыда из-за того, что вынужден торчать посреди столь экзотической обстановке. И я его понимаю.

На моем лице, должно быть, проступило изумление, потому что Уинзло гордо сказал:

— Супруга украшала квартиру. Есть у неё к этому делу способности.

Способности?! Больше смахивает на некую навязчивую идею. Весь этот дом можно демонстрировать в кабинете психотерапевта в качестве симптома.

Я натянуто улыбнулся и выдавил:

— Мило.

Уинзло важно кивнул.

— Мы с супругой провели медовый месяц в Акапулько, и она хотела, чтобы дом постоянно напоминал нам о том чудесном времени.

Я ещё раз огляделся. Дом действительно больше всего походил на огромный сувенир мексиканского производства. Я прошел за Уинзло в маленькую гостиную, тоже усеянную сомбреро, корзинками и накидками. Стеклянная задвижная дверь была изуродована. Похоже, здесь поработали отверткой. Алюминиевая оправа покорежена, а полоз, который скользил по направляющей, сломан.

Глядя на повреждения, Уинзло нахмурился.

— Супруга дико огорчится, когда вернется и обнаружит это зверство. Супруга так гордится своим домом!

Я вздохнул сочувственно, но, честно говоря, меня начинало нервировать, с какой настойчивостью Уинзло именовал женщину, на которой женат, «супругой». Я вспомнил, как возмутилась моя бывшая, Клодзилла, услышав однажды, что мой приятель обзывает свою жену «супругой». Это же не предмет какой-то, сказала она, это как-никак живой человек. А мне Клодзилла пообещала, что если я хоть раз назову её «супругой», она станет обращаться ко мне не иначе как «болван».

Я принялся обследовать дом Уинзло по отработанной схеме. Залезал в шкафы, открывал ящики, и тому подобное. Ощущение дежа вю пропало. Если Рутины апартаменты были скоплением Бермудских Прямоугольников, то дом Уинзло больше напоминал музей. Пусть узкой мексиканской направленности, но, тем не менее, музей. Ни на шляпах, ни на корзинах, ни на тореадорах не было и намека на пыль. Казалось, по дому только что пробежались с пылесосом.

— Супруга строго блюдет чистоту. Каждый Божий день пылесосит после работы, — бубнил Уинзло, таскаясь за мной следом.

Я взглянул на него и на секунду засомневался, чего в его голосе больше: гордости или тоски. Поймав мой взгляд, Уинзло пояснил:

— Супруга — секретарь в Первой баптистской церкви, знаешь?

Честно говоря, не знал. Более того, я вдруг сообразил, что так и не спросил, как зовут его «супругу». А сам Уинзло почему-то упорно молчал на этот счет. Напрашивался вопрос: по оплошности это, или их брак был заключен не на небесах?