Поиск
Марсель с раскрашенными лодками
цвета одежды цветных людей;
продавцы рыбы
знают песни пяти частей света,
и на столах топорщится африканский ананас
рядом с дыней-космополиткой,
черные маслины
и подводная глубь,
законсервированная в банках.
Поезда — акробаты
на ночных отточенных мостах.
Караван судов пересекает водопад зари.
И вот до самой середины неба
Париж, первейший человеческий порт;
набережные Сены с книжными рыболовами;
Люксембургский сад — рай кормилиц;
Эйфелева башня — жираф среди башен.
Все поет во мне, когда слышу, что самолеты
международной весны
пилят драгоценное дерево неба.
Я на линии западных поездов
занят регистрацией мира:
отмечаю в своем окошечке
рождения и смерти горизонтов,
разжигаю в своей трубке границы
перед библиотекой из черепиц в селеньях
и дрессирую цирк моей крови
биением сердца вселенной.
Завтрак вселенной
Четыре часа голопузых
делят на четыре куска
утро арбуза.
Синий глаз открывается в выси.
Дети земли изучают
сахара катехизис.
Из театра бархатистости ночной
выходят окна:
глаза омыты слезой.
Не умолкает, не перестает
надоедливая песня часов
в одной из извечных пустот.
Тают, превращаясь в воду и воздух,
в арбузном небе
сахарные звезды.
Только что вымытый до боли
мир ест ложкою свет
с ломтями поля.
Крайне левая
Поет товарищ-цикада:
занозила горло и рада.
Подстрекает всю зелень хмуро
против человеческой диктатуры.
Повозка сломалась. Прыжок, паденье.
Шагает цикада без направленья.
На ходу — призыв и команда.
Она — секретарь пропаганды.
На капустном листе она публикует:
«Жизнь тяжела, а солнце психует!»
Ты права, цикада — работник до гроба,
подрывая государство пеньем без лиры.
Образуем, подруга, с тобою мы оба
крайне левую этого мира.
Биография
Окно родилось от страсти к небу,
и на черной стене оно встало, как ангел на звездах.
Оно — друг человека
и привратник воздуха.
Оно беседует с лужами на земле, с мокрыми нишами,
с зеркалами — детьми домов
и с бастующими черепичными крышами.
Окна со своей высоты веско
ориентируют на местности толпы
своими прозрачными вывесками.
Окно-учитель
распространяет в ночи свой свет, свои вести,
извлекает квадратный корень из метеора,
суммирует колонны созвездий.
Окно — это борт корабля земли, —
как тихим прибоем, он опоясан тучами розовыми.
Дух-капитан ищет остров господний,
и глаза его омываются в синих грозах.
Окно распределяет между всеми людьми
по кубу воздуха, по кварте света.
Вспаханное облаками, оно —
маленькая собственность неба.
Эквадорец у подножия Эйфелевой башни
Стальное дерево над плесом века,
под синей кроной размером с небо.
Насквозь прогрызли автомобили
железный комель огромной сейбы[2].
Глаза к лазури спешат взобраться
по переплету железной рамы.
Над черепичной долиной кровель
качает шеей стальная лама.
В прозрачных складках воздушной ткани,
в подвесках бликов белее пены
выходит башня ночной порою
на звездно-черный песок арены.
Пробив локтями созвездий млечность,
стальная мачта таранит вечность.
На ней растянут шатер незримый
на перекрестке ночной вселенной.
Рисуют контур ее галактик
огни и звезды попеременно.
Зачин астрального алфавита,
стальная башня в зенит воздета.
Надежда, вставшая на ходули,
ты — гимн железу, триумф скелета.
Клеймо для тучной коровы-тучи,
а веку — вышка сторожевая.
Ржавеет тихо в прибое ветра,
в прибое неба стальная свая.
вернуться
2
Сейба — гигантское тропическое дерево.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: