Дон Вихрь страшно спешил. Впрочем, это не мешало ему срывать по пути шляпы со встречных. Правда, теперь он не задерживался, чтобы вернуть их на место. Не до того было!

И вот трава в поле вдруг пригнулась — по ней словно волна пробежала. Зашумели листья на деревьях.

— Смотри-ка, ветер! Поднимается ветер! — сказал каменщик.

— Да это настоящий ураган! — ужаснулся почтенный господин и бросился догонять свой цилиндр.

— Ай, мой зонтик! — завопила расфуфыренная дама, пытаясь поймать зонт, который вырвался у нее из рук.

— Прощай навеки, матросская шапочка моего малютки! — воскликнула няня, гулявшая с малышом.

Как раз в это мгновение дон Вихрь долетел до змея, и змей стремительно взмыл к голубому небу и стал подниматься все выше, выше, выше, провожаемый ликующими криками школьников, портних, каменщиков и прочей публики.

Ах, как красиво он поднимался и как радостно улыбалось нарисованное на нем солнце!

Маленький хозяин змея крепко сжимал в руках конец веревки, словно удерживал на длинном поводке высоко-высоко залетевшего аиста.

А дон Вихрь понесся обратно к горным вершинам, ласково теребя цветы и травы. Он выполнил свой долг — отблагодарил Ромпетаконеса. Змей был запущен, и честь мальчика спасена.

Домой Ромпетаконес вернулся счастливый и торжествующий. Вот и все, пролетел скворец — сказке конец.

Так вот, друзья мои, в школе-интернате Города Картонных Лошадок, где один год жил и учился Ромпетаконес, все воспитанники, прежде чем войти в спальню, должны были разуться и оставить свои башмаки в коридоре.

Делалось это ради чистоты. Но из-за такого правила коридор, в который выходили двери спален, выглядел по ночам очень забавно. По каждую его сторону тянулся длинный-длинный ряд башмаков разной величины. Они стояли парочками и напоминали братьев-близнецов. На ночь свет в коридоре выключался, и в темноте казалось, будто башмаки хитро притаились и замышляют какие-то проказы.

Но на самом деле вели они себя очень спокойно — ни тишины, ни порядка не нарушали. Правда, иной раз перекинутся между собой словечком-другим, что верно, то верно, но совсем тихонько, шепотом. Директору интерната даже и в голову не приходило, что башмаки по ночам болтают.

Так бы оно и шло дальше, не брось один из мальчиков на пол в коридоре скомканный листок черновика. С этого круглого, как мяч, комка бумаги все и началось.

Упал он прямехонько перед правым башмаком Ромпетаконеса. А Ромпетаконес, надо вам сказать, считался во всем интернате лучшим левым крайним интернатской футбольной команды. И вот когда в коридоре, где стояли двести пар башмаков, наступила глубокая тишина, правый башмак упомянутого чемпиона не удержался от соблазна и легонько наподдал носком по комку.

Его братец-близнец возмутился:

— Ты что? Сдурел, что ли? Где это видано, чтобы башмаки сами, без ног, гоняли мяч?!

— Ничего особенного, — ответил правый башмак Ромпетаконеса. — Если хочешь знать, я давно уже об этом только и мечтаю — играть самостоятельно. Из меня классный футболист выйдет! Даром, что ли, я башмак знаменитого Ромпетаконеса? Послушай, ночью тут в коридоре скукота страшная! Почему бы нам иногда не погонять мячик?

— Я-то лично не возражаю, — сказал левый башмак, — только давай спросим остальные пары. Может, они не захотят.

— Еще как захотят! Чего там спрашивать! Гляди!

Тут правый башмак Ромпетаконеса сделал шаг вперед, к бумажному комку, и снова по нему ударил, на этот раз посильнее — так, что комок перелетел на другую сторону коридора. Башмак, стоявший напротив, получив этот «мяч», ужасно обрадовался и немедленно отправил его носком налево. И комок стал летать по коридору, туда-сюда, тудасюда… зигзагами, точно как идут шнурки в ботинках: с одной стороны на другую, от дырочки к дырочке.

Увидев это, правый башмак Ромпетаконеса закричал:

— Подождите, подождите! Давайте сыграем по всем правилам. Я буду капитаном первой команды. Кто хочет быть капитаном второй — выходи!

Из противоположного ряда выступил вперед один башмак, и каждый из капитанов отобрал себе по десять игроков.

Выбирать им было нетрудно, ведь они столько раз видели, как кто из башмаков играет, когда мальчики бегали по футбольному полю.

Видели? Разве башмаки видят? Конечно, на что же у них тогда верхние дырочки с пистонами? А концы развязанных шнурков заменяют им руки.

Команды вышли на середину коридора, а остальные сто семьдесят восемь башмаков вместе с несколькими тапочками, шлепанцами и парочкой мышей расположились вдоль его стен. Они были зрителями-болельщиками и, когда кто-нибудь из футболистов забивал гол, радостно вопили, стучали подошвами об пол и размахивали шнурками.

С тех пор так и повелось: каждую ночь в коридоре разыгрывался футбольный матч с участием маленького бумажного комка, который на день прятали в темном углу и о котором его бывший хозяин, школьник младшего класса, давно успел забыть.

Скоро команд стало уже шесть: две — башмаков большого размера, две — среднего и две — маленького. И вот что особенно смешно: играли башмаки с таким азартом, что к концу матча все, как один, бегали с высунутыми языками. Поглядели бы вы только на эти языки! Висят, чуть по полу не волочатся, как у пса, который долго-долго гнался за зайцем.

Не думайте, что башмаки только в футбол играли, им так понравилось развлекаться, что они изобрели себе еще много всяких забав.

То спустятся на цыпочках в столовую, усядутся там за длинныйдлинный стол и тихонько поют хором. А то постучатся к кому-нибудь в дверь — к повару или к самому директору, им все равно, — и тут же, давясь от смеха, убегают прочь. Выстроятся на своих местах в коридоре и стоят там как ни в чем не бывало. Пока тот, кого разбудили, вылезет в ночной рубашке из постели, чтобы поглядеть, кто к нему пришел, за дверью уже никого и ничего.

Но самое веселье началось, когда наступило лето и в интернате перестали закрывать на ночь окна. Как только в спальнях все затихало, башмаки бежали к окошку, крепко цеплялись друг за друга шнурками и свешивались на улицу словно веревочная лестница, а четыре башмака, те, чья была на этот раз очередь, спускались вниз и шли разгуливать по садам и огородам. Там они украшали цветами свои дырочки и охотились на жуков. Свою добычу они приносили в интернат. Здесь жуков пускали на пол и до самого утра играли с ними в бега или в бой быков. С первыми лучами солнца башмаки сажали гостей на подоконник, чтобы те могли возвратиться к себе домой. Жуки неторопливо ползли по стене дома вниз на землю и делились впечатлениями:

— А знаете, я совсем недурно провел время, — говорил один. — Эти башмаки очень веселый и живой народ.

— Я тоже получил удовольствие, — отвечал ему второй, — только все время побаивался, как бы они нас подошвой не прихлопнули в завершение веселья.

В таких вот развлечениях проходили у наших башмаков ночи, и все было хорошо до тех пор, пока башмаки Ромпетаконеса — озорники, каких мало, — не вздумали покататься на роликовых коньках. Они привязали к себе ролики одного из мальчиков, спустились по башмачной лестнице в сад, стали бегать там по дорожкам, увлеклись и забыли про все на свете. Когда они хватились, что давно пора домой, лестницы на ее обычном месте не оказалось — ей пришлось спешно втянуться в коридор, потому что уже проснулся школьный сторож, который по утрам будил мальчиков.

Башмаки Ромпетаконеса пришли в ужас.

— Ой-ой-ой! Что же нам делать? — простонал левый башмак, отвязывая конек.

— Не знаю. Совершенно не представляю себе, куда же нам деваться до ночи, — отвечал ему правый.

— Тише! Кто-то едет на велосипеде! — шикнул первый.

Они бросились бежать, но было уже поздно: молочник — это он ехал на велосипеде — заметил беглецов и погнался за ними. В тот самый момент, когда они собирались юркнуть под крыльцо, он схватил их и отвез к своей жене, которой сказал так: