В 37 лет, когда другие пожинают плоды достигнутого, находясь в самом расцвете карьеры, герцог не мог блеснуть никакими достижениями. Революция отобрала у него родных и друзей (некоторое время в тюрьме провела и Розалия де Ришелье, но чудом спаслась), в России его карьера тоже рухнула и, похоже, безвозвратно, приходилось задуматься о куске хлеба в буквальном смысле. Он пытался служить, но бесполезно. Наконец, добрался до Вены, где отставной генерал русской армии и первый камергер короля Франции (пусть и обезглавленного) питался на полтора франка в день, не позволяя себе навещать знакомых во время обеда.

Однажды, узнав, что на российский престол взошел его давний знакомый, Александр Павлович, герцог, следуя всем правилам вежливости, на свои жалкие крохи отправил ему поздравления. Ответ пришел незамедлительно:

«Мой дорогой герцог!

Пользуюсь свободною минутою, чтобы отвечать Вам и выразить, мой дорогой герцог, насколько я был тронут всем сказанным Вами в Вашем письме. Вам известны мои чувства и мое к Вам уважение, и Вы можете судить по ним о том, как я буду доволен увидеть Вас в Петербурге и знать, что Вы служите России, которой можете принести столько пользы. Примите уверения в искренней моей к Вам привязанности.

Александр».

Это письмо вернуло герцога в Россию. Осенью 1802 года он уже был в Петербурге, откуда с восторгом писал в Париж тем, кто еще мог получить письмо, что русский император ссудил его приличными деньгами и подарил имение в Курляндии. Но главный подарок Александра, как оказалось, был впереди.

Император предложил ему выбор: либо службу в Петербурге в гвардии, либо градоначальство в Одессе.

«Одесса? Что это и где?» – мог бы спросить герцог... 10 с небольшим лет назад адмирал де Рибас занял в Крыму маленькую турецкую крепость Хаджи-бей, а в 1794-м Екатерина высочайше повелела основать там город, который и решили назвать Одессой.

Назначенный «главным по городу Одесса», де Рибас, человек несомненных деловых качеств, но никогда не забывающий о собственном кармане, в 1800 году был смещен с должности за злоупотребления. Публика в городе обосновывалась непростая. Помимо старожилов этих мест: татар, греков, албанцев, евреев, сюда, где не было ни суда, ни права, наплыло столько всякого жулья, что Одесса, еще не выбравшись из «нежного возраста», получила малопочтенное звание «помойная яма Европы».

«Какой ужасный это был город», – восклицает журнал «Русская старина», цитируя автора книги «Одесса в первую эпоху ее существования», утверждающего, что новорожденный русский порт весьма смахивает на пиратскую колонию. Трехлетнее же безначалие окончательно доконало будущую жемчужину.

...Ришелье выбрал Одессу. Так начался его звездный час. Впрочем, наступал и звездный час Одессы. Города, как и люди, имеют свою судьбу. И порой она дело слепого случая. Почему именно Ришелье? Мог ли тогда кто-нибудь думать, что с этой поры Одесса станет не просто географической точкой, а символом некой мифической, особо привлекательной жизни, которой нет больше ни в одном городе на земле.

Итак, в марте 1803 года генерал-майор русской службы Эммануил Осипович Ришелье прибыл к месту назначения. Его никто не ждал. С большим трудом герцог нашел одноэтажный, в пять тесных комнат, дом.

Ему оставалось только упасть на стул и схватиться за голову. Но, как писал Марк Алданов в блистательном очерке о Ришелье: «Градоначальник был. Города не было». То есть даже сесть было не на что. Во всем городе не нашлось ни одного заведения, торгующего мебелью. Бывший обитатель Версаля, на первых порах довольствуясь обычными лавками, выписал из Марселя дюжину стульев. Пожалуй, ни один градоначальник не вступал в должность таким образом...

Ну а Ришелье начал... с городской казны. А там давненько не только ничего не звенело, но даже не шуршало. Сей порт был гол и нищ, как церковная крыса. Его обирала местная мафия. Его душило налогами министерство финансов.

Ришелье не на жизнь, а на смерть сцепился с двумя этими противниками. Портовые сборы были отменены: все равно деньги оседали в карманах таможенников. Открылось ссудное отделение банка, контора морского страхования товаров, был учрежден коммерческий суд для разбора конфликтных сделок. И в Одессу буквально хлынули купцы.

При поддержке императора в 1804 году герцог добился снятия с Одессы налогового бремени хотя бы на время. Он сумел доказать целесообразность свободного транзита для всех товаров, привозимых морем в Одессу и даже направляемых в Европу. А еще почти что с неба свалившийся француз-начальник вызвал к себе оборотистых одесских «братков», усадил на свои лавки и с убийственной вежливостью попросил срочно передать в казну все незаконно захваченные городские земли. Герцог говорил с некоторым акцентом, но поняли его хорошо. И ведь не отравили, не застрелили, не зарезали. Нравы, что ли, были мягче?

Шло время. Город менялся, и менялся неузнаваемо. Стоит сказать, что та Одесса, которую мы знаем сегодня: с прямыми, широкими, четко спроектированными улицами – дело рук Ришелье. Но для того, чтобы разномастные, кое-как слепленные жилища вкупе с проплешинами огромных пустырей, по которым ветер гонял пыль и колючки, сменились на европейски элегантные постройки, нужны были деньги. Конечно, благодаря льготам, которых добился герцог, казна больше не пустовала. Но ведь и инвестиции из Петербурга были весьма незначительными.

Не случайно многие, писавшие о Ришелье, подчеркивали, что город был выстроен «буквально на гроши». Надо учитывать и то, что у герцога не было той силы, которая давала в России рост дворцам и городам, – крепостных. Одесса не знала рабского труда, а за каждый кирпич, положенный вольнонаемным человеком, приходилось платить. Ну и, разумеется, самый большой кусок доставался вовсе не тем, кто его честно заработал. Как справлялся герцог с традиционно недобросовестной массой подрядчиков, поставщиков, маленьких и больших управляющих стройками, которыми буквально вздыбилась Одесса, – уму непостижимо. Но факт остается фактом – ничего не осталось недостроенным, брошенным, во всем была поставлена необходимая точка.

«Перечисляю, – писал М.Алданов, – только главное из того, что было сделано при нем (Ришелье. – Прим. авт.) в Одессе: проложено множество улиц, в 50 футов шириной каждая, разбиты сады, выстроены собор, старообрядческая часовня, католическая церковь, синагога, две больницы, театр, казармы, рынок, водоем, благородный воспитательный институт (впоследствии Ришельевский лицей), коммерческая гимназия, шесть низших учебных заведений, „редут с кофейным заведением“ и „променная контора“. Прибавим к этому красавицу набережную, гостиницы, систему уличного освещения».

Список достоин внимательного прочтения. Это не только свидетельство давно отгрохотавшего строительного бума, который дал России и миру великолепный город-порт. В сухом перечне «объектов» с абсолютной и неоспоримой точностью отразилась сама человеческая сущность Ришелье.

Заметьте: он строил культовые здания для всех конфессий без исключения, утверждая тем самым равенство граждан Одессы, независимо от количества тех, кто верил в Магомета, и тех, кто исповедовал старообрядчество.

Весьма интересен и «редут с кофейным заведением». Это большой танцевальный зал под открытым небом с гостиницей и рестораном. По тому, что такая потребность вообще возникла, видно, как менялась атмосфера в городе. Есть же какая-то нематериальная, но совершенно ощутимая связь между количеством обывателей, выходящих на вечерние улицы повеселиться, и криминогенной обстановкой. «Временная стоянка всевозможного сброда», Одесса теперь освобождалась от скверны, становилась неопасным городом. Это обстоятельство для Ришелье имело очень важное значение, причем не только в моральном, но и в экономическом отношении. Он хотел, чтобы европейская торговая элита пустила здесь корни, отстраивая для себя особняки и открывая отделения своих фирм. А еще он делал все, чтобы просвещенное российское дворянство не брезговало городом-новостройкой, устраиваясь здесь всерьез и надолго, ощутив все прелести цивилизации.