И смотрите, чтобы не было осечки!

Бурнелл нахмурился:

— Ну и что дальше? Не понял.

Малдер сдвинул фотографии поближе и вытянул указательный палец:

— Кажется, нашел. — Потом вдруг засомневался: — Я…

— На. — Ньюхаус подала ему чистый лист бумаги, посмотрела на снимки и уже тише добавила: — Малдер, я целый месяц их рассматриваю. Мне они уже по ночам снятся.

«Ничего удивительного», — подумал Малдер. Рассматривать такие черно-белые фотографии все равно что рассматривать сами трупы. В них нет цвета, зато есть печать смерти. Не хватает только запаха…

— Ну и что мы имеем? — спросил Бурнелл.

— Пока не знаю. Это какое-то безумие. Ньюхаус тихо рассмеялась:

— Место подходящее, верно?

Малдер улыбнулся: Бет не хотела его обидеть. Да он и не обиделся, он знал, какая у него репутация в Бюро, и его это ничуть не задевало. Малдера считали большим оригиналом, «белой вороной», немного «ку-ку». Как и все, он работал, руководствуясь логикой и здравым смыслом, но иногда не считал нужным слепо следовать их законам.

Иногда им повелевала интуиция и уводила далеко вперед.

Так далеко, что это уже казалось волшебством.

Или внушало страх.

Малдер смирился. К тому же иной раз такая репутация может и пригодиться.

— Ну давай выкладывай, великий Гудини! — поторапливал его Бурнелл. — Еще чуть-чуть, и я тут испекусь.

Бет почти игриво шлепнула его по руке:

— Будь любезен, закрой рот и не мешай человеку думать!

— А чего тут думать? Пусть он просто…

— Готово! — Малдер с решительным видом положил лист на стол и достал из нагрудного кармана ручку. — Посмотрите-ка сюда.

Все трое склонились над столом, и Малдер указал на первую в ряду фотографию (по счету это была не первая жертва).

— Порез начинается над правой грудью и идет наклонно вниз под левую грудь. А на второй фотографии — наоборот.

— Ну и что дальше? — не унимался Бур-нелл.

Малдер опять указал на фотографии.

— Может, убийца просто наклонился и резанул бритвой? — Малдер вдруг стремительно выпрямился (от неожиданности агенты вздрогнули и отшатнулись) и левой рукой продемонстрировал, как он себе все это представляет. — Может быть, но я так не думаю. Все было совсем по-другому. — Он указал на фотографию третьей жертвы. — А вот тут порез похож на букву, верно?

— Пожалуй, на «R», если соединить вон с тем, — согласилась Ньюхаус, метнув взгляд в сторону своего напарника. — Хотя это я уже слышала.

— Чертовски небрежно, однако, — заметил Бурнелл.

— Да ты что, Стэн! Он ведь режет бритвой! Тут не до каллиграфии!

Малдер перерисовал порезы на бумагу и, повернувшись к агентам, поднял ее над головой.

Те посмотрели на рисунки, потом на Малдера: Бурнелл недоуменно, а Ньюхаус с таким видом, будто с трудом сдерживает смех.

— Он пишет свое имя, — сказал Малдер и шумно выдохнул. — По штриху на каждой новой жертве…

Ближайшая закусочная была на углу, в двух кварталах от штаб-квартиры ФБР: узкий зал в бледно-голубых тонах, с длинным прилавком из жаростойкого пластика и полудюжиной кабинок вдоль окон. Даже затемненные стекла не спасали от нещадного солнца, и каждый взгляд на улицу отзывался в голове Малдера тупой болью.

Разделавшись с воинствующим дуэтом, он поспешно нацепил галстук, пиджак и помчался перекусить: в животе урчало, голова раскалывалась на части. Малдеру казалось, он до сих пор слышит, как эта сладкая парочка спорит друг с другом, а потом и с ним, доказывая ему (а заодно и друг другу), что он окончательно рехнулся. Убийцы не пишут своих имен на трупах жертв, а если и пишут, то уж, во всяком случае, не на древнегреческом!

Когда же они все-таки неохотно согласились с ним, то сразу возжелали узнать, кто убийца и почему он поступал именно так.

На эти вопросы у Малдера ответов не было, и ему пришлось не единожды им это объяснять.

Когда до них наконец дошло, они удалились с таким же шумом и гамом, с каким явились. После их ухода Малдер целую минуту тупо глядел на дверь, прежде чем решил, что, пожалуй, стоит пойти перекусить прямо сейчас, пока у него в результате их словесной баталии не разыгралась мигрень.

Жаль только, что, несмотря на пение в животе, их вопли в сочетании с жарой убили весь аппетит. И хотя гамбургер и картофель во фритюре выглядели вполне соблазнительно, Малдеру .-кусок не лез в горло. Глупо, конечно, но ничего не поделаешь…

За окном завыла сирена: по запруженной улице промчалась полицейская машина.

В соседней кабинке две парочки обсуждали вчерашний бейсбольный матч и кляли на чем свет стоит затянувшуюся на две недели жару.

Справа от Малдера, на крайнем табурете у прилавка бара, сидел старик в поношенном кардигане и бейсболке и слушал по транзистору ток-шоу с представителем мэрии. Пытливые радиослушатели желали знать, как решается проблема водоснабжения в Вашингтоне, и изливали праведный гнев по поводу экономии электроэнергии за счет неполного уличного освещения. Попадались ископаемые, до сих пор винившие во всем русских.

Малдер вздохнул и потер глаза.

Иной раз приятно сознавать, что твой опыт высоко ценят. Но в таком пекле хочется только одного: чтобы все отвалили и оставили тебя в покое.

Подцепив вилкой ломтик картошки, он мрачно его разглядывал.

По радио объявили о начале ретроспективного показа на одном из каналов кабельного телевидения фильмов сороковых — пятидесятых годов. Шедевров не гарантировали, но удовольствие обещали.

Малдер хмыкнул и отправил картошку в рот. «Ну что ж, посижу дома у ящика, Богарт note 3 подходящая компания…»

Он улыбнулся своим мыслям.

Чем больше он думал, тем привлекательнее казалась эта перспектива. Да это как раз то, что ему сейчас нужно! Малдер принялся за гамбургер и за приятными мыслями быстро покончил с ним, не забывая и про картофель. Хороший знак!

Он вновь улыбнулся — на этот раз женщине, которая уселась напротив и с отвращением уставилась в его тарелку.

— Знаешь, Малдер, — заявила она (это была его напарница Дана Скалли), — твой желудок должен стать объектом научного исследования.

Малдер потянулся за последним ломтиком картофеля, но она шлепнула его по руке:

— Сделай перерыв и послушай. Нас вызывают на ковер.

Скалли была почти одного с ним возраста, чуть пониже ростом, круглолицая, с мягкими золотисто-рыжеватыми волосами до плеч. Очень женственная, агент Скалли поначалу не воспринималась преступниками как серьезный противник, но при более тесном с ней знакомстве им приходилось расставаться со своими иллюзиями.

Малдер вытер рот салфеткой и, ухмыльнувшись, переспросил:

— На ковер?

— К Скиннеру. Завтра утром. Безотлагательно.

Малдер продолжал улыбаться, но выражение глаз изменилось: в них вспыхнул неподдельный интерес и азарт.

Если их срочно вызывает замдиректора, да еще сейчас, когда на них обоих висят незакрытые дела, это может означать только одно: им предложат дело под грифом «Икс».

— Может быть, и так, — словно прочитав его мысли, согласилась Скалли и, выхватив у него из-под носа последний ломтик картошки, откусила половинку и приподняла бровь. — А может, у тебя опять неприятности.

Над пустыней сгущались сумерки. Вечер в городке у подножия гор Сандиа обещал быть приятно-прохладным. Жара понемногу спадала, бродяга ветер поднимал пыльные буруны и гнал их по магистрали Альбукерке — Санта-Фе. Змеи попрятались в норы. По маленькому городскому скверу бежал марафонец. Его бурно приветствовали дети, не спешившие возвращаться домой с урока верховой езды. В небе, широко распахнув крылья, парил ястреб.

На низком берегу Рио-Гранде, заросшем ветвистыми тополями, швырял камешки в воду Пол Дэвен. Река здесь давно обмелела, и каждый раз, когда камень падал в засохшую грязь, Пол зло чертыхался.

Он ненавидел Нью-Мексико.

«Вот вам и широкая полноводная Рио-Гранде, с порогами, утесами, и все такое прочее», — подумал он.