— Ну а что мы теряем, даже если я ошибаюсь? Придут белые, посмотрят и уйдут. Оставят нас в покое. Что мы теряем, Дуган?

— Себя, — все так же тихо ответил старец.. Молодой снова покачал головой. Этот спор родился раньше, чем он сам. Одни говорят: «Давайте впустим их, мы ведь ничего не теряем. Наоборот, теперь у нас радио и телевидение». А другие: «Если мы пустим их, то потеряем самих себя».

Вот поэтому молодые и уходят, и многие так и не приходят назад.

Вдруг одним движением — таким стремительным и плавным, словно его и не было — старик поднялся, отряхнул пыль с одежды и проверил по солнцу, который час. Не говоря ни слова, он направился к вершине. Ник, отставая на шаг, последовал за ним. Когда они достигли гребня, Дуган указал на бледный призрак луны:

— Еще одна ночь, и все будет сделано. Ник промолчал, и молчание выдавало его сомнения.

— Еще одна ночь… — Старик взял его под руку: спуск в долину был крутой и скользкий. — Знаешь, чтобы это получилось, надо верить. — По его лицу опять промелькнула тень улыбки. — И, боюсь, куда сильнее, чем прежде. Но ведь вера есть…

Ника волновало совсем другое. Вера у него была: он хранил ее даже тогда, когда жил за Стеной.

Он думал об убийствах.

Вернее, о том, что они повлекут за собой.

Насвистывая под нос, Малдер вошел в кабинет.

День начался с роскошного, фантастического — ну прямо-таки в лучших традициях Голливуда — рассвета, обещая и дальше быть таким же великолепным. Малдер даже засомневался-, уж не сон ли это? Три дня назад в столице спала наконец жара; температура стояла почти весенняя, по ночам, умывая улицы, шли проливные дожди и дул, разгоняя смог, ветер, так что небо над городом сияло безукоризненной голубизной.

Свежая зелень листвы, яркие цветы… все так прекрасно, что даже противно.

Но он уж как-нибудь перетерпит, не полный же идиот.

В его кресле за столом сидела Скалли.

— Доброе утро! — весело приветствовал ее Малдер.

За эти дни ему удалось расколоть два дела, над которыми он корпел уже целый месяц. Причем на этот раз, для разнообразия, агенты, работавшие над ними, были искренне ему благодарны: ничье самолюбие при этом не пострадало, и в скором времени еще два мерзавца увидят небо в клеточку.

Малдера не слишком удивило, что Бет Ньюхаус в отличие от Бурнелла так и не зашла извиниться за свое поведение. Он ее с тех пор вообще не видел — еще один знак, что жизнь прекрасна. А может, он вообще ошибался насчет того, что эта парочка подставила его сознательно?

Для полного счастья ему сейчас не хватало только большого пакета семечек.

— Как дела? — спросил он, швырнув кейс на заваленный папками стол.

Скалли опустила руку под стол и метнула ему пластиковый пакет.

Малдер поймал его одной рукой: не может быть, семечки! Он улыбнулся. Еще один знак, причем добрый. Тут он засомневался:

— Ты же терпеть не можешь, когда я грызу семечки. От них мусор, а ты известная чистюля. — Он взвесил пакет на ладони. — В чем подвох?

Невинно пожав плечами, Скалли раскрыла кейс. Сегодня она была в зеленом костюме и блузке в тон с брошкой у ворота.

— Скалли, в чем подвох? — переспросил Малдер, бросая пакет на стол.

Достав папку, она помахала ею и положила себе на колени.

Малдер молча посмотрел на папку, потом на Скалли, потом на семечки… Нет, это определенно знак. Только у него нет желания выяснять, какой именно.

Заметив выражение его лица, Скалли улыбнулась:

— Да не волнуйся ты так! Может, тебе еще и понравится.

Малдер молчал.

Скалли уселась поудобнее и спросила:

— Итак, что тебе известно о массовом истреблении скота?

— Нет, Скалли, я тебя прошу, только не это!

Он подошел к рабочему креслу, плюхнулся в него и, развернувшись к ней лицом, закинул ногу на ногу, всем своим видом давая понять, что не намерен отвечать на риторический вопрос без особой на то необходимости. Похоже, она подготавливает его, настраивает на «необычный» лад.

— Ну, так и быть. — Малдер переплел пальцы и положил локти на подлокотники. — Все зависит от того, с кем или с чем имеешь дело. Либо с придурками сектантами, которые приносят в жертву животных (скажем, коров); либо с секретными исследованиями в области иммунологии; либо с испытаниями средств химической войны; либо… — он закатил глаза на потолок, — либо с экспериментами, проводимыми внеземными цивилизациями, — и покачал головой. — Вот, пожалуй, и все, что мне приходит в голову.

Скалли открыла папку и начала читать:

— «Животные погибли либо в результате кровопотери — у них удалены части кожного покрова и/или мышечной ткани и/или органы…»

— …либо их покрошили, к чертовой матери, в капусту и оставили лежать посреди поля, и на них поскользнулся и упал бедный фермер. Ну и что дальше? Ты отлично знаешь, меня такие вещи не… — Малдер осекся.

Они переглянулись.

Он чуть было не сказал «интересуют», но неожиданно для самого себя передумал и, глядя на кончик ботинка, спросил:

— Где?

— Нью-Мексико. Малдер рассмеялся:

— Истребление скота? Ну конечно же! Надо думать, неподалеку от Розвелла note 5. Хватит, Скалли! Дай передохнуть. Я не собираюсь влезать в это…

Скалли молча показала ему две фотографии.

Через минуту Малдер взял их в руки, еще через минуту поставил обе ноги на пол и склонился над снимками, всматриваясь то в один, то в другой. Когда до него дошло, что на них изображено, он шумно вдохнул.

На первый взгляд это было похоже на какую-то бесформенную бело-серую груду, лежащую на голой земле. Вернее, на песке -~ видимо, где-нибудь в пустыне. Но если приглядеться, можно было различить тушу животного, с которого содрали шкуру и обглодали в нескольких местах до кости, до голого черепа.

— Ту, что слева, нашли только дня через два после смерти, — пояснила Скалли.

У трупа зияли пустые глазницы. Присмотревшись, можно было увидеть, что по нему кишат муравьи и мухи, которых не удалось отогнать фотографу. Задние ноги вывернуты, пасть раскрыта. Язык на месте, но намного тоньше, чем должен бы быть — явно ободран. Как Малдер ни старался, ему не удалось различить на снимках никаких следов крови.

— А где же кровь? — нахмурившись, спросил он.

— Я тоже обратила на это внимание, — кивнула Скалли. — Если это обескровливание, то выполнено оно безупречно. А если нет; — она приподняла плечо, — мне на ум приходит только прижигание. Если судить по фотографиям. Ну а чтобы знать наверняка, придется поговорить с теми, кто был на месте происшествия.

Малдер перевел взгляд на вторую фотографию.

— А этого нашли через несколько часов, — продолжила Скалли. — У него тоже не было глаз. Непонятно только, каким путем их удалили: хирургическим или…

Она не договорила — в этом не было необходимости.

— И здесь ни одного следа крови, — заметил Малдер, переводя взгляд с одного снимка на другой.

— Верно. И опять ничего не понятно. То есть пока не понятно. Обрати внимание на задние конечности. Тоже вывернуты. Ты только представь, Малдер, сколько для этого нужно сил. Будь здоров сколько!

— Ну и что ты хочешь этим сказать?

— Пока еще рано делать выводы, Малдер. Почти вся шкура содрана, хотя, если приглядеться… — Скалли наклонилась и ткнула пальцем в одну из фотографий. — Похоже, на животе остались кусочки. И между ногами вроде бы тоже. Трудно сказать: слишком много мышечной ткани утрачено или повреждено.

Малдер поднял глаза.

— Знаешь, с них не просто сняли шкуру. Что скажешь? Может, их освежевали?

Скалли осторожно кивнула, как всегда, не желая принимать решения до тех пор, пока не ознакомится с прямыми уликами.

— Может быть. Нужно самой все как следует осмотреть.

Она протянула ему еще две фотографии. Малдер взял их, бросил взгляд и, судорожно сглотнув, откинулся на спинку кресла:

— Господи!