— Ты настолько уверен в своей неотразимости и обаянии? — ехидно поинтересовалась Уинни, исподтишка поглядывая на него сквозь рассыпавшиеся по плечам волосы. Но при этом она чувствовала, что ее иронии недостает искренности: несмотря на ее попытку поставить под сомнение неотразимость и обаяние лежащего рядом с ней мужчины, они уже сыграли свою роль в ее жизни. Не было никакого смысла горячиться и спорить, что могло произойти при иных обстоятельствах.

Хэл перестал улыбаться, но по-прежнему не сводил с нее глаз.

— Дело не в обаянии, а в упорстве и настойчивости, — неожиданно серьезно произнес он.

Под его пристальным взглядом, бесстыдно блуждающим по ее обнаженной спине, каждый волосок на теле Уинни затрепетал. Пытаясь унять охватившую ее дрожь, она поспешила укрыться от его жадных глаз и опустилась обратно на постель, натянув покрывало до подбородка.

— Хочешь сказать, что всегда добиваешься своего? — уточнила она, уткнувшись взглядом в потолок, чтобы не глядеть в его сторону. Она и так знала, что Хэл продолжает неотрывно наблюдать за ней.

— Стремлюсь к этому.

Некоторое время Уинни гипнотизировала потолок, не решаясь задать главный вопрос, мучивший ее с тех пор, как Милдред сообщила ей об университетских успехах Хэла. Недвусмысленная лаконичность его ответа придала ей решимости.

— Если ты такой целеустремленный и настойчивый, то почему же тогда ты стал заниматься ремонтом машин? Миссис Санчес рассказала мне, что в колледже ты неплохо успевал по экономике…

— Вижу, ты пришлась Милли по душе, — довольно хмыкнул он. — Она редко когда пичкает гостей семейными историями. Хотя этого следовало ожидать. Я был уверен, что вы поладите.

Раньше Уинни предпочла бы промолчать, сделать вид, что не заметила его провокационной самоуверенности. Из его последнего высказывания следовало, что, когда Хэл вез ее к себе домой, он уже знал, чем все может закончиться. А такого просто не могло быть. Не то чтобы она сомневалась в собственной привлекательности. Сейчас, лежа рядом с ним, она вполне могла бы поверить в любую фантазию. Но как-то с трудом верилось в то, что пары часов знакомства оказалось достаточно для Хэла, чтобы он начал планировать серьезные отношения.

— Да ладно тебе, у тебя и мыслей-то таких не было тогда…

— А вот и были, — продолжал он упорствовать. — Я же говорю, я с первых минут знал, что мы будем вместе. Ну, может, мысли эти были не вполне сформировавшиеся. Скорее предчувствие, что у нас все может получиться. Как видишь, я не ошибся. Так что у меня все под контролем. — Хэл гордо вздернул подбородок и искоса посмотрел на Уинни в ожидании ее реакции.

— Да, а теперь побей себя в грудь и издай победный клич, пещерный мачо, — сдавленно хмыкнула она, едва сдерживая рвущийся наружу смех. Очень уж забавно он выглядел в своем демонстративном самодовольстве.

Некоторое время Хэл продолжал разглядывать ее сквозь прищуренные веки, и Уинни начала опасаться, что он обиделся на ее слишком резкий выпад. В конце концов, они пока еще не так уж хорошо знают друг друга, чтобы бросаться необдуманными фразами.

Она была готова извиниться, как вдруг Хэл резко вскочил, издал что-то среднее между «у-оо-хо-хо» и «гм-ы-аха-ха», имитирующее, по всей видимости, клич первобытного человека, и два раза ударил себя кулаком по грудной клетке. Не прерывая своего дикого вопля, он навалился на Уинни и придавил ее всем своим весом к кровати.

Она попыталась выкрутиться, но не тут-то было: захват был, как и положено захвату человека из каменного века, каменным. Боевой клич Хэла незаметно перерос в пиратское «йо-хо-хо».

Очевидно, он перебрал все возможные звукосочетания и остановился на том, что наиболее соответствовало его представлению о тех способах коммуникации, которые использовали древние люди. Борясь со смехом, Уинни наконец смогла выдавить из себя:

— Все-все, мой пещерный властелин. Твоя прозорливость делает тебе честь. Но как бы другие постояльцы не вызвали стражей порядка, услышав этот могучий призыв.

Хэл демонстративно проигнорировал ее мольбу и продолжил издавать немузыкальные боевые кличи.

— Нет, правда, Хэл, из-за тебя они нас посреди ночи выставят на улицу, — сквозь смех продолжала увещевать его Уинни.

— Моя твоя не понимай. — Он упрямо помотал лохматой головой и набрал в легкие воздуха для очередной звуковой атаки.

Уинни поняла, что, если она действительно хочет остановить представление, разыгрываемое Хэлом, необходимо сменить тактику. Срочно, пока их и правда не выставили из мотеля.

— Не понимай, значит, — вкрадчиво произнесла она, прищуриваясь. — А если так?

Приоткрыв губы, она медленно провела по ним кончиком языка. Очередной пещерный клич навсегда заблудился в широкой груди Хэла. Золотистое пламя, разгоревшееся в его глазах, стало безмолвным ответом на ее откровенный призыв…

Некоторое время спустя прерванный разговор возобновился. Уинни твердо решила выяснить, почему человек со степенью доктора экономики решил посвятить свою жизнь ремонту автомобилей. Ей было жизненно необходимо понять мотивы, которыми руководствовался Хэл, уходя из «Фербенкс ойл кампани». Едва они отдышались после очередной вспышки страсти, как Уинни поспешила снова вернуться к вопросу, почему Хэл оставил компанию отчима.

— Ты ведь мог много достичь в «Фербенксе». Если я все правильно понимаю, у тебя были все данные для успешной карьеры: образование, опыт, упорство. А вместо этого ты вдруг бросил все и занялся ремонтом автомобилей.

Хэл некоторое время молчал. Уинни испугалась, что ее прямолинейная настойчивость могла задеть его самолюбие. Только задав вопрос вслух, она поняла, насколько бестактно он прозвучал. Словно она не считала дело, которому он посвятил жизнь, достойным образованного человека. Ни в коем случае ей не хотелось показаться снобом, но ее последняя фраза явно отдавала снобизмом. Но извиниться она не успела.

— Как бы лучше объяснить… — произнес Хэл и на пару минут задумался.

Уинни напряженно ждала продолжения. Его дальнейшие объяснения больше походили на размышления вслух. Ей пришло в голову, что раньше он никогда не пытался объяснить кому бы то ни было причины своих поступков. Что сейчас он не просто рассказывает, а скорее пытается вслух проанализировать собственные действия. И делает это не только для нее, но и для себя.

— Понимаешь, мне это просто неинтересно. Я ведь начал работать в «Фербенксе» только из уважения к Джошуа. И почти сразу понял: это не мое. Высокоинтеллектуальный труд это, конечно, здорово. Но, когда я работал по специальности, мне казалось, что я занимаюсь чем-то ненастоящим, бесполезным. И в один прекрасный день я решил, что с меня хватит. Мне всегда нравилось копаться в машинах, заниматься мотоциклами, выискивать неисправности, исправлять поломку. Когда что-то делаешь руками, а потом видишь реальный результат… Трудно описать, но чувствуешь, что сделал что-то стоящее. Настоящее.

Несмотря на сбивчивое объяснение, Уинни поняла его. Но кое-что из его рассказа по-прежнему не стыковалось с ее пониманием ситуации, и она поспешила прояснить непонятный момент:

— Зачем же тогда ты продолжаешь читать экономические обзоры? Ностальгия? Или запоздалые сожаления?

Хэл грустно улыбнулся и с явной неохотой, словно он предпочел бы не упоминать об этом, ответил:

— Ни то ни другое. Дело в том, что мне приходится участвовать в управлении компанией.

Уинни приподнялась на локте, недоуменно глядя на него.

— Погоди, может, я что-то не так поняла. Но разве компанию возглавляет не твой сводный брат?

— Только формально. Все основные вопросы он вынужден согласовывать со мной.

— С какой стати? То есть что же это получается — ты все же продолжаешь там работать, вопреки всем своим предпочтениям? Совмещаешь?

— Я там не работаю, — поспешил уточнить Хэл. — Просто слежу за делами компании, помогаю принимать оптимальные решения. Больше похоже на подневольное шефство, нежели на работу. Наверное, следовало сразу сказать, потому что рано или поздно ты и сама узнаешь. Все дело в том, что Джошуа оставил мне контрольный пакет акций, так что я волей-неволей вынужден следить за рынками. Не смотри на меня так изумленно. Если бы отчим не вытянул из меня обещание присматривать за своим непутевым сынком, я бы с радостью забросил все тамошние дела.