Кто бы их ни вырыл и открыл, а подземные ходы, начинающиеся в скалах и уходящие под город, впечатляли. Путаница переходов, залов, зальчиков, потаенных комнаток и тупиков походили на сыр. Как будто в огромную головку запустили не только голодную, но и весьма деятельную мышь. Это был целый подземный город, побольше, пожалуй, самой Наррои.
Надо сказать, что пещера на берегу была не единственным входом в катакомбы. Да что там! Точное число таких входов не знал никто. И по сей день жители этого славного города открывают все новые и новые лазы. Чем и пользуются без стеснения. А в те времена в ходах обустраивали погреба, склады и винные хранилища. Тем более что сухой, с постоянной температурой, воздух подземелий, как нельзя лучше подходил для хранения благородного напитка.
В катакомбах обитали существа и посерьезнее рачительных хозяек или опытных виноделов. Ходами охотно пользовались контрабандисты. Потому что укромных пещерок, выходящих в не менее укромные бухточки, тут было множество. Любили здесь переночевать бродяги и неприкаянные голодранцы. И те самые бравые, но нелюбимые законом ребята, тоже обитали тут.
Но основное предназначение катакомб заключалось совсем в ином. В ходах располагалось главное и единственное в Наррои кладбище. Опять-таки, неизвестно, кто и когда обнаружил такую особенность ходов, но тела здесь не гнили, а иссыхали. И родные трупы оставались навек практически свеженькими, только несколько пожелтевшими. Это ли не повод считать место благословенным?
Надо сказать, что жители Наррои отличались не только крайней романтичностью, но и большой набожностью. А также редкой по нашим временам привязанностью к родным усопшим. Это мы, дикие северяне, спешим закопать умерших или спалить их на кострах, словно стесняясь покойных. Нарроийцы же подобной грубостью нравов не отличались никогда. Они любили своих покойников. И те отвечали им полной взаимностью. В смысле, не спешили покидать этот мир.
И то правда! С кем же посоветоваться, как не с родной прабабушкой? Ведь умная была стерва! Да и сама старушка потомков своих любит и в совете не откажет… Думаете, что рассказчик сошел с ума? Ничуть не бывало! И я, и жители Наррои находились и находятся в добром здравии! Только не раз и не два я собственными ушами слышал, как какой-нибудь купец заявлял, что особо удачный способ обойти конкурента ему подсказал двоюродный дядя по линии матери. Именно там и подсказал - в катакомбах.
А сколько тут разыгрывалось любовных трагедий? Ах, как сладко щемит сердце, когда рыдаешь над телом возлюбленного, который так и не дожил до вашей свадьбы. И пусть с тех пор прошел не один десяток лет. Не будем мы вспоминать и о том, что возлюбленный, глядя на постаревшую деву, может, тихо радуется, что Отец его раньше прибрал. Тут ведь романтика и нежный флер любви имеет значение, а не грубая реальность.
А удовольствие иметь возможность раз за разом приходить и плевать на хладный труп своего врага? Кто бы из нас отказался от подобного шанса? Нет, все же стоит нам поучиться кое-чему у наших южных братьев.
Но я опять излишне увлекся собственными размышлениями. А тем временем наши венценосные путники, иногда останавливаясь на перекрестках запутанных коридоров и сверяясь с табличками, которыми заботливо были снабжены все ответвления, двигались вперед. Кстати, таблички тут служили не только дорожными указателями. Ими были снабжены и ниши, в которых, собственно, и покоились жители Наррои. Такие пояснения содержали не только имена и даты жизни покойников, но и - конспективно - основные жизненные вехи. А подобное чтиво бывает порой весьма поучительным.
- Так, мы, кажется, пришли, - щурясь в полумраке, оповестил герцог, - секция 54, третий коридор слева, Латиция Нурес.
Судя по именной табличке, скончалась несчастная Латиция от неразделенной любви к некоему господину Таруку, будучи замужем за фактором Нуресом. Видимо, не выдержало страдающее сердце такого удара судьбы. Впрочем, с равным правом можно было утверждать, что страдающую женщину от мучений избавил собственный любящий супруг. Или, например, жена того самого Тарука. А мог и он помочь расстаться красавице с земной скорбью, если уж она ему слишком надоела.
Его Высочество, с сомнением разглядывая сморщенную, желтую, как вяленый апельсин, покойницу, склонен был думать, что красавица банально скончалась от старости. Но, с другой стороны, ведь сказал великий, что любви все возрасты покорны?
Больше всего принца поразил тот факт, что покойница обряжена была в новое и совсем недешевое платье. Остатки ее волос кто-то тщательно расчесал, а выпавшие пряди аккуратно уложил на подушку рядом с головой. В костистых же ручках госпожа Латиция сжимала серебряные, украшенные кристалликами хрусталя, четки.
Дарин, конечно, слышал о нежной привязанности жителей Наррои к умершим, но даже предположить не мог, что они покойников переодевают в соответствие с требованиями моды. Но странно было и то, что никто не удосужился спереть ни дорогого платья, ни четок, которые тоже не три медяка стоили. Может быть, преступлению помешала глубокая набожность нарроийцев, может, их же прославленный романтизм. А, может, покойники с ними не только говорили, но и имущество свое защищать умели?
Так или иначе, а Его Высочеству стало неуютно. Хотя он не только мертвых - живых никогда не боялся. А тут - поди ж ты! - приобняла за плечи потусторонняя жуть.
- Где твой осведомитель? - раздраженно поинтересовался принц, на всякий случай кладя руку, затянутую в перчатку, на рукоять шпаги.
- Да сейчас явится, - беззаботно отозвался юный герцог, - у них с пунктуальностью не очень. Расслабься, нам спешить особо некуда. Вина хочешь?
Видимо, белокурого Далана мысли, смущавшие брата, нисколько не заботили. Как, впрочем, и почтение к этому месту. Он без всяких колебаний уселся на край ниши, потеснив ноги несчастной Латиции, и протянул принцу маленький бурдючок с вином.
Дарин в ответ только отрицательно головой покачал, нервно покосившись на покойницу. Ему померещилось, что лицо у мумии стало недовольным. Все-таки, это место на нежную душу Его Высочества действовало угнетающе.
***
В глубине коридоров, отдаваясь от стен эхом так, что сходу было трудновато определить источник звука, послышались шаги.
- Ты говорил, что он один появиться должен? - настороженно прислушиваясь и повернувшись лицом к ближайшему перекрестку, прошипел сквозь зубы Его Высочество.
- Должен, - не стал спорить герцог, спрыгивая с края ниши и берясь за собственную шпагу.
- Так вот, он там явно не один, - процедил Дарин и тут же резко развернулся на каблуках, прищурившись, вглядываясь в полумрак. - И идет твой осведомитель с двух сторон. Если, конечно, тут покойники к прогулкам не склонны.
- С трех, - обнадежил брата блондин, с тихим шорохом металла о кожу доставая клинок из ножен.
Его высочество обнажать собственное оружие не спешил. Помня о том, что второго шанса создать первое впечатление люди обычно не дают, и о том, что хорошая мина дороже денег, он гордо выпрямил спину. Принц откинул полуплащ назад, демонстрируя собственную ладонь, небрежно лежащую на эфесе. Выставил левую ногу вперед и глянул вдоль коридора так, как ему удавалось лучше всего. То есть, с неподражаемым призрением и пренебрежением ко всем, кого считал ниже себя. В смысле, ко всем людям в целом. Ну, кроме короля. Только его-то тут не было.
Злоумышленники действительно появились с трех сторон. Догадки о том, чем посетители зарабатывают себе на жизнь, пропали сразу. Уступив место твердой и непоколебимой уверенности. Перед братьями стояли те самые бравые ребята, по которым давно и зачастую совсем не безнадежно рыдали все виселицы славной Наррои.
Только «лесные братья», как предпочитали называть себя весельчаки, хотя вокруг города никаких лесов отродясь не было, носили красные косынки, повязанные на голову. Это тоже служило своеобразным, но обязательным отличительным знаком. И требовался он, наверное, для того, чтобы даже в темноте молодцев никто не принял за мирных торговцев. Хотя и беззвездной ночью любой слепой калека, страдающий крайней степенью опьянения, не перепутал бы эти откровенно бандитские хари с благообразными физиономиями мирных жителей.