Георгий Николаевич Владимов

Не обращайте вниманья, маэстро

Рассказ для Генриха Белля

Они пришли в понедельник утром, сразу после восьми. То есть сначала шагнул в квартиру мордастый - лет сорока пяти, невысоконький такой, упитанный, с волнистым коком над лбом и космочками волос за ушами; круглые щечки румянились, а рот лоснился, как будто он только что поел торта, глазки поблескивали весело.

- А мы к вам, - сказал он. Хотя какое же было сомнение, что именно к нам.

И сразу их стало трое. Появился еще долговязый - помоложе, с утомленным лицом и рыбьими неподвижными глазами, - и совсем молодая дама в джинсовом платье с погончиками, которая вошла плечом вперед и скромно стала у притолоки. Она сразу меня поразила - странной бледностью щек, потупленным взором, длинными белыми прядями, стекавшими из-под синего беретика, надетого набекрень, как у десантников. А когда мы смотрели в глазок и потом через цепочку, то был всего один - мордастый.

- Вы тут глава семьи? - спросил он папу. - Пройдемте все в ту комнату.

- В какую "в ту"? - спросил мой папа, начиная пугаться и от этого ужасно раздражаясь. - И кто вы такие, позвольте узнать?

- А вот это, - сказал мордастый, - раньше надо было спрашивать. А то вы открываете так беспечно. Знаете, сколько сейчас всяких разных по квартирам шныряют?

И действительно, всегда спрашиваем: "Кто?", а тут - не могу даже объяснить почему, - не спросили.

Долговязый прикрыл спокойно дверь и проверил два раза, как действует замок. Молодая дама в беретике, ни слова не говоря, двинулась плечом вперед по коридору, прямо к моей комнате, неся за собою на отлете серый чемоданчик с патефонными застежками. Мордастый взял папу за локоть и весело подтолкнул.

- Ну где у вас та комната? Может, мне вам ее показать?

Долговязый надвинулся на меня, спрашивая своим замораживающим взглядом, долго ли я еще буду не понимать, в чем дело. И я повернулся и пошел вслед за папой, чуть не отдавливая ему пятки, а долговязый - вплотную за мной. Одну руку ему, как я успел заметить, оттягивала толстая, черной кожи, сумка, в другой как будто ничего не было, но мне вспомнились увлекательные фильмы, где бьют ребром ладони пониже уха, и в этом месте у меня сильно заныло.

В дверях нашей большой комнаты, где живут папа и мама, мордастый призадержался.

- Анна Рувимовна, вас тоже попрошу с нами. Звонить собираетесь? Положите трубочку. Положите.

Мама вышла в халате, прямая и несколько бледная, со сжатым ртом. Долговязый сперва замыкал шествие, а потом почему-то отстал.

В моей комнате молодая дама стояла уже у окна, в скульптурной позе красиво подбоченясь, опираясь на одну ногу, а другую обольстительно отставив в сторону и слегка пошевеливая туфелькой. Она куда-то смотрела пристально сквозь тюлевую занавеску и сказала, не оборачиваясь:

-- Хозяин - дома. В том же положении.

Мордастый подошел к ней, заложив за спину короткие ручки, и тоже посмотрел в окно.

- А куда ж он мог деться? Сегодня у него никаких свиданий не назначено.

Вошел долговязый - со своей сумкой и с нашим телефоном, расправляя шнур ногою, уселся на мой диван-кровать, еще расстеленный, и поставил аппарат себе на колени. В ту же секунду он зазвонил.

- Валера? - сказал долговязый в трубку. - Ага, все в порядке. Переходи к метро.

Он положил трубку и уставился на мордастого вопросительно.

- Матвей, - сказала мама печальным голосом, - ты мне можешь сказать, чего хотят от нас эти люди? Может быть, им нужны деньги? Так пусть скажут.

- Аня, тут что-то другое, - сказал папа, досадливо морщась. Успокойся, пожалуйста. Они нам сейчас все-все скажут.

Мордастый, усмехаясь, отошел от окна и стал в центре комнаты, под плафоном.

- Значит, так. С вашего разрешения мы тут у вас поселимся. Вам уж придется уплотниться, ничего не попишешь. В эту комнату не входить, тут у нас будет... неважно что, вам до этого нет дела. Если будут спрашивать во дворе, можете отвечать - приехали родственники. - Он поглядел на папино лицо, потом на лицо долговязого. - Дальние, конечно. Про которых вы даже и забыли, что они есть.

-- И надолго приехали родственники? - спросила мама.

Мордастый в улыбке показал два золотых зуба, сделанных в очень хорошей поликлинике.

- Об этом, сами понимаете, гостей не спрашивают. Но, конечно, по полгода тоже не гостят... К окнам старайтесь подходить не часто, занавески лучше не отодвигать. Телефоном можете пользоваться, как всегда. Если будут спрашивать Колю - трубочку сразу ему.

- А как будут спрашивать родственницу? - спросил я, уже почувствовав облегчение. Мне захотелось узнать имя пленившей меня дамы.

- Ее? - Мордастый перевел улыбчивый взгляд с меня на даму и обратно. А ее не будут спрашивать.

- Позвольте все-таки выяснить, - спросил папа, еще не остыв от раздражения, - а книжечка у вас имеется?

- Матвей Григорьевич, - сказал мордастый с легким укором, - мы вам почему-то больше доверяем. Смотрите, если не верите.

Книжечка у него висела на шейном шнурке, точно крестик. Он развернул ее на секунду и снова спрятал куда-то за галстук. Мы ничего не успели прочесть, но папа тоже почувствовал облегчение.

- Значит, вам нужны не мы, а кто-то другой, как я догадываюсь?

- Правильно догадываетесь. Интересует нас один человек - в доме напротив.

- Он что, скрывается от правосудия?

- Папа, - сказал я, - ты все еще не понял? Им нужен этот писатель, - я постарался сказать небрежно, - у которого отключили телефон.

- Отключили? - спросил мордастый. - Откуда вам такое известно, что отключили?

- У которого испортился телефон, - сказал папа с нажимом в голосе, не поворачиваясь ко мне.

Я увидел, как шея у него вытянулась и порозовела, и согласился:

- Пусть будет "испортился".

Тем более что и сам наказанный так отвечал. Знали истину оба наших кооперативных дома, знали бабушки, сидевшие в беседках и на лавочках у подъездов, знали даже дети, игравшие в песочницах, что телефон у нашей несчастной знаменитости отключили пожизненно, и этот номер, 144-47-21, передан каким-то другим людям, которые вам ответят, что прежний абонент выехал навсегда за границу, а могут и ответить, что умер. Но кому-нибудь непременно хотелось выяснить "из первых рук", что за нарушение было устава связи - куда-нибудь он не туда звонил или ему звонили откуда не следует? - и он, почему-то смущенно отводя глаза, что-то бормотал, что все некогда вызвать монтера со станции, и вообще ему без телефона даже лучше, спокойнее.

- Вы с ним общаетесь как будто, - сказал мордастый. Они с долговязым внимательно, выжидающе смотрели на папу.

- Ну, если можно назвать общением, что мы с ним перекинемся двумя словами... о погоде, или он задаст вопрос... технического порядка, - у папы от смущения одно плечо поднялось к уху, - да, общаемся. Как-никак соседи. Но если есть такая необходимость, чтобы я воздержался на какое-то время...

- Зачем же, - сказал мордастый. - Такой необходимости нет. Даже было бы желательно, чтоб вы продолжали общение как ни в чем не бывало. Я бы вам дал тогда соответствующие инструкции.

Папа оглянулся на маму. Она опустила голову и разглядывала паркет.

-- Ну, как желаете, - подождав, сказал мордастый. - Главное, чтоб нигде ни слова. Понимаете, что вам доверено?

Папа глубоко, поспешно кивнул.

- Да, конечно, конечно.

Я подошел к молодой даме, все также пристально наблюдавшей за теми тремя окнами - прямехонько против наших, на верхнем, пятом этаже, - и слегка отвел занавеску.

- Я же только что предупреждал, - сказал мордастый. Но у меня уже не ныло за ухом, и я пока еще находился в моей комнате, поэтому к нему и не повернулся.

- Что-нибудь он опять натворил? - спросил я даму. - Выступил с чем-нибудь легкомысленным?