– Ладно, ладно, пишите... и не имею никаких оснований помогать им в их работе. Но вам, если вы заплатите мне небольшую сумму, я расскажу все. Абзац!
– Это тоже писать?
– Нет. Начинайте следующую фразу с новой строки...
– А-а!
– Если мое предложение вас заинтересует... Берюрье, следящий за рождением письма, заглядывая через плечо девушки, считает нужным вставить свое слово:
– "Заинтересует" с двумя "р"! – уверенно заявляет он. Киска смотрит на меня.
– Не слушайте этого жирдяя, моя дорогая... Он учил орфографию за рулем трактора! Обиженный Берюрье заявляет:
– Ну, как хотите. Лично я всегда ставлю два. Я улаживаю инцидент красноречивым пожатием плечами.
–...дайте мне об этом знать объявлением в вашей газете. Тогда я назначу встречу вашему человеку, который и принесет мне бабки.
Она заканчивает писать.
– Подпись ставить?
Я останавливаюсь в нерешительности.
– Как вас зовут?
– Маргарита Матье!
– Тогда подпишите просто: Маргарита М.
– Готово.
– Спасибо. Теперь конверт. Главному редактору «Франс суар», Париж... Хозяин тошниловки теряет терпение.
– Закончили вы свой треп или нет? – рычит он. – Вы за кого принимаете мою официантку? За маркизу де Севинье3 , что ли?
– Возвращайтесь к своим обязанностям, дитя мое, – советую я, даю ей щедрые чаевые, но удерживаю за руку. – Скажите, а в котором часу вы заканчиваете свой каторжный труд у этого рабовладельца?
– В четыре часа!
– О'кей... Я буду ждать вас напротив за рулем мой машины. Договорились?
Она в восторге взмахивает ресницами. Подходит кабатчик, выпятив пузо.
– Это меня вы зовете рабовладельцем? – осведомляется он тусклым голосом.
Его пухлая морда бледна, как брюхо дохлой рыбы. Он упирает кулаки в бедра, потому что видел в своей родной провинции, что так делают артисты в пьесах.
– Возможно, – соглашаюсь я. – Здесь ведь нет других рабовладельцев, верно?
– Я не потерплю, чтобы грязный мусор оскорблял меня в моем же доме! – вопит он. – Меня достали эти унижения! Да лучше принимать клошаров, чем легашей!
Я быстрым движением расстегиваю пряжку его ремня, и он едва успевает подхватить брюки.
– Он еще снимает с меня штаны! – завывает продавец горячительных напитков.
Я встаю и сую письмо Маргариты себе в карман.
– Не возникай, а то я натравлю на тебя налоговую службу.
Он решает засмеяться.
– Давайте, только ничего у вас не выйдет!
– Посмотрим! Пинюш хлопает меня по карману:
– И что ты собираешься с этим делать, Сан-А? Я и сам точно не знаю.
– Попытаемся прорвать нарыв... Что получится, то и получится...
– Какие приказы для меня? – спрашивает Берюрье.
– Оплати выпивку и отправляйся на рыбалку до новых распоряжений!
Я их оставляю и иду отдать письмо дежурному полицейскому, попросив отослать его пневмопочтой...
После этого я запираюсь в своем кабинете и звоню на набережную Орфевр моему достойному коллеге комиссару Трануку, ведущему данное дело.
– Это Сан-Антонио, он же Бычья Голова. Он смеется.
– Знаете что, старина, «Франс суар» скоро получит одно письмо, о котором наверняка поставит в известность вас. Не обращайте на него внимания. Это я решил подшутить над писаками. Мне надоело быть мишенью для их острот.
– Хорошо, – обещает Транук.
После нескольких язвительных слов поддержки кладу трубку. Я начал с отчаянного шага, но ведь главное – делать хоть что-нибудь, верно?
Я возвращаюсь домой, напевая ностальгическую мелодию, вызывающую у меня желание оказаться на пляже Лазурного берега!