И внезапно, без всякой причины, раскосые глаза выронили слезинку, которая скатилась по щеке.

Станда сел.

- Ради бога, не плачьте! - насупившись, воскликнул он.

Госпожа Хансен нервно рассмеялась.

- Не обращайте внимания! У меня это раз десять на день случается. Сама знаю, что это противно.

Она вдруг нагнулась и без всяких церемоний горячо поцеловала Станду в лоб.

- Благодарю вас, - вздохнула она, - вы проявили большое мужество!

Станда сидит на постели и смотрит вслед госпоже Хансен разинув рот.

Она оставила после себя какой-то неуловимый аромат и тяжелое благоухание красных роз. Ошеломленный Станда безгранично счастлив и становится необыкновенно серьезен; вся его постель покрыта газетами и усыпана розами.

Дверь открылась, и медленно вошел молодой ординатор в белом халате.

- У вас были гости, кажется? прикидываясь равнодушным, спросил он, приближаясь к постели. - Это вам принесла... госпожа Хансен? - Он неловко берет в руки красную розу. - Нужно бы... поставить их в вазу! Я пришлю вам что-нибудь.

Станда не знает, что сказать; молодой доктор вертит в пальцах розу и тоже, вероятно, не знает, о чем говорить; только губы у него подергиваются.

- Скажите, пожалуйста... как зовут госпожу Хансен?

- Хельга.

- Хельга, - шепчет доктор, и губы его кривятся; у пето такой вид, будто ему хочется поцеловать эту розу.

Удивленный Станда серьезно глядит на него; это красивый человек с замкнутым лицом и прямым ртом...

- У них будет ребенок, - произносит вдруг Станда.

- Да?

Молодой доктор медленно положил розу на место и отвернулся к окну. Теперь он стоит там и смотрит на улицу-кажется, и дышать перестал, Станда тоже затаил дыхание и тихонько перебирает розы, разбросанные на постели. "Вот какие дела, - думает он почти с грустью. - Вот какие дела!"

- Спасибо, - сухо сказал молодой врач и очень быстро вышел, так что в двери только мелькнул его развевающийся белый халат.

XXV

- Пожалуйте-ка сюда, герой, - шумно балагурит толстый главный врач, посмотрим, что у вас там. Дайте-ка свою драгоценную ручку. Сестра, держите!

Толстяк пыхтит, быстро разматывая бинты; наверное, их тут накручено несколько сот метров.

У Станды не хватает духу глядеть туда, он стоит, судорожно вцепившись в стул. "И пикнуть не смей, - приказывает он себе, - как бы больно ни было..." Теперь доктор срывает какие-то присохшие повязки, рука адски болит, "юный герой" сцепляет зубы, чувствуя, как у него дрожат веки от обморочной слабости. "Я должен, должен вытерпеть", - в отчаянии твердит он себе и все-таки издает протяжный вой.

- Ну, вот и все, - успокоительно бурчит доктор и легко, ловко снимает фанерную дощечку, на которой лежит раздробленная рука. Он сдвинул очки на лоб, мерно сопя, чуть ли не засунул нос прямо в то красное, чем оканчивается кисть Станды. Станда тоскливо уставился на его жирный затылок, поросший белыми волосками; но по затылку ничего нельзя понять, и Станда поднимает глаза на маленькую белую сестричку. Она держит его за локоть и, мигая, внимательно смотрит прозрачными серыми глазами на то ужасное, кровавое; точно так же приветливо смотрела она в рот Станде, когда кормила его.

- М-да, юноша,- говорит толстый доктор,- дела у вас не так плохи. Теперь вы должны на минутку взять себя в руки. Можно бы сделать инъекцию новокаина, но... но... вы ведь и так выдержите?

- Выдержу, - решительно бормочет Станда и как можно крепче зажмуривает глаза.

- Хорошо. Пинцет, сестра.

Станда порывисто дышит. "Выдержу, выдержу... ребята, команда моя, Пепек, Енда... только не кричать, только не это..."

- Ножницы!

У маленькой сестры от усердия полуоткрыты губы, она внимательно смотрит за действиями доктора. "Какие у нее длинные ресницы", - думает Станда, кривя рот от ужасной боли. Сестра бросила на него беглый взгляд и слегка улыбнулась.

- Вату!

Станда морщит лоб, на котором выступает холодный пот...

- Щипчики!

Что-то хрустнуло. Но Станда лишь зашипел сквозь стиснутые зубы - и покачнулся.

- Молодчина,- бурчит доктор, что-то быстро делая. - Сейчас кончу. Иглу!

Судорожно стиснутые зубы слегка разжимаются, Станда быстро переводит дух и чувствует, как кровь снова приливает к лицу. Доктор, оторвавшись от своей кропотливой работы, взглянул на Станду.

- Сестра, вытрите ему лоб!

Она взяла кусок ваты и бережно провела по лбу и под глазами. Станда глубоко вздохнул. Теперь ему лучше.

- Подождите минутку, - сказал доктор и пошел мыть руки. "Что еще будет? - замирает в ужасе "юный герой". - Что он теперь со мной станет делать?"

Он судорожно глотает слюну, чтобы не расплакаться, и отворачивается к окну; но доктор бодро плещется у крана и сопит почти весело.

- Так, теперь мы вам все завяжем и на несколько деньков оставим вас в покое. Гипс, сестра! И вазелин!

Запахло йодоформом, толстый доктор ловко накручивает метры бинтов на левую руку Станды. но на душе уже все-таки легче.

- Зачем эта дощечка? - осмелился спросить Станда.

- Чтобы вы не могли шевелить рукой, - проворчал доктор.-А потом мы постараемся вернуть подвижность вашей конечности. Не так-то просто, юноша, быть героем; это обычно причиняет боль... а врачам - немало хлопот. Вот какие дела.

Толстый врач удовлетворенно смотрит на свою работу; вместо руки у Станды гигантская белая палица, которой можно, пожалуй, убить быка. Но Станда все-таки гордится ею, рассматривает ее, поднимает...

- Ну, как? - довольно спросил толстый доктор. - А теперь пойдемте со мной, да ничего не бойтесь.

У Станды подкашиваются ноги - они словно из студня, и он весьма неохотно следует за главным врачом, который поспешно идет в свой кабинет. Доктор поискал что-то в шкафу с блестящими хирургическими инструментами, и у "юного героя" душа снова ушла в пятки; но искомое - просто бутылка коньяка и две стопочки. Толстый доктор наполнил их с необыкновенным проворством.

- Выпейте, молодой человек, вы совсем зеленый. И садитесь!

Он ловко опрокинул в себя стопку, закашлялся и налил второй раз, после этого обеими руками придержал свой живот и сел, широко расставив ноги, на край вращающегося стула. Станда робко пробует коньяк, поглядывая на старого добряка.

- Ну вот, - начал главный врач и торжественно поправил свои очки. Милый мой, вами очень интересуется господин Хансен и... здесь вы вообще как бы по первому разряду. Можете заказывать себе еду по вкусу и вообще. И не спешите выписаться, так и знайте. Из-за вашей ручки лежать вам не обязательно. Можно и прогуляться, но после шести вечера быть на месте, понятно? Порядка ради.

- Скажите, пожалуйста, господин главный врач,-пролепетал Станда, - а я... не останусь калекой? Смогу я еще что-нибудь делать?

- Что? Калека? - закричал толстый доктор.Милый, да у вас на каждом пальце осталось самое меньшее по фаланге! Отняли только шесть суставов! Глядите, юноша!-взмахнул он толстыми ручками, как пингвин крылышками. - Их до сих пор продолжают называть "золотыми"!

Станда даже заморгал - он впервые набрался духу посмотреть на руки хирурга, вернее не руки, а пухлые бесформенные подушечки с короткими обрубками пальцев... "Как у медведки, - подумал Станда, - и такие короткие - бедняга, вероятно, не может даже сложить свои лапки на животе!"

Доктор помахал толстыми обрубками перед самым носом Станды.

- Это от рентгена, мой милый. Никакого геройства. И смотрите, люди по-прежнему идут к старому доктору, чтоб он резал. Сможете ли вы еще работать? Смешно!-Он извлек откуда-то большой носовой платок и громко высморкался. - Понятное дело - вагонеток вам больше не толкать. И в шахту спускаться, полагаю, тоже не придется. Мне звонили из дирекции... Экий горемыка, ведь, говорят, вы образованный человек!

- Я... у меня только пять классов реального, - еле выговорил Станда.

- Ну вот, видите, - рассердился толстяк. - Надо окончить, молодой человек. Непременно нужно доучиться... и получить аттестат зрелости. Мне сказали по телефону, что, когда вы вылечитесь, вас возьмут хотя бы в контору. Конторскую работу вы делать можете - понятно, золотом вас не осыплют, но все же вы, пожалуй, будете получать побольше откатчика, правда? А главное - вы сможете тогда заниматься самостоятельно, верно?