С лунной программой мне пришлось еще раз столкнуться при ее закрытии. Как-то утром в один из погожих июльских дней 1974 года в институт позвонили из оборонного отдела ЦК КПСС и сказали, что меня приглашают к 11.00 на совещание к Д.Ф. Устинову с сообщением повестки дня, как любили раньше выражаться, чтобы застать врасплох, “на месте”. Я спросил, кто еще приглашен. Мне ответили, и я понял, что будет обсуждаться вопрос о закрытии лунной программы. Он стал часто возникать в разговорах на различных уровнях. Срочно собрал совещание специалистов института, имеющих отношение к этой программе. Попросил каждого, не полемизируя, изложить свое мнение с краткой аргументацией по вопросу: закрывать или продолжать лунную программу исходя из сложившихся в настоящее время обстоятельств?

Много было сказано по этому поводу. Большинство склонялось ко мнению, что лунную программу следует закрыть, так как научная ценность ее уже исчерпана большим количеством полетов американских астронавтов на Луну, полетами отечественных автоматических космических аппаратов с забором грунта с Луны и доставкой его на Землю, исследованиями Луны с помощью “луноходов” и ее искусственных спутников. А разработку носителя Н1 надо продолжить для его использования при решении других перспективных задач. Я не стал открывать дискуссии, так как это совпадало с моим мнением, поблагодарил всех и уехал в ЦК.

Совещание проходило в довольно узком, но представительном кругу. На нем присутствовали от ЦК КПСС Д.Ф. Устинов, И.Д. Сербин, И.В. Илларионов; от Академии наук СССР М.В. Келдыш; от ВПК Л.В. Смирнов, Б.А. Комиссаров, А.И. Царев; от промышленности П.Д. Дементьев, С. А. Афанасьев, Г. А. Тюлин и я. Во вступительном слове Дмитрий Федорович отметил, что лунная программа, по существу, провалена. Из четырех испытательных пусков РН в автоматическом варианте — все аварийные, и еще на этапе работы первой ступени. Причины неудач лежат в ненадежности двигателя Н.Д. Кузнецова. При использовании многодвигательной установки это приводит к катастрофическим последствиям и делает проблему обеспечения надежности носителя бесперспективной. Поэтому пришла пора честно доложить в Политбюро ЦК КПСС о состоянии дел и выйти с предложением о закрытии программы Н1-Л3.

— А теперь мы послушаем точку зрения головного института на данную проблему, — завершил Устинов вступительное слово.

Начав выступление, я испытывал большую неловкость, так как мнение секретаря ЦК КПСС уже изложено, и оно не совпадает с мнением института и моими личными убеждениями. Поэтому начал издалека. Описал научную значимость отечественных исследований Луны с забором лунного грунта с помощью автоматических космических аппаратов (“Луна-16”, “Луна-20”, “Луна-24”) и “луноходов” (“Луна-17”, “Луна-21”). Отметил, что научная ценность исследований практически равнозначна американским, но мы решили эту задачу значительно более дешевым и безопасным способом. Отечественная пилотируемая экспедиция на Луну мало что добавит к уже проведенным советским и американским исследованиям Луны. Такая экспедиция только подчеркнет наше отставание (тогда считалось, что американцы не знают о ее подготовке). Поэтому основная научная и политическая значимость нашей лунной экспедиции исчезла, и ее пора отменять.

Вместе с тем, продолжал я, отказ от лунной экспедиции не должен сопровождаться прекращением отработки сверхтяжелого носителя Н1. Что касается вопроса о неотработанности двигателя в 150 тс, то такой вопрос практически снят: была проведена серьезная доработка двигателя, продолжительность его работы доведена до трех ресурсов. При этом двигатель после огневых испытаний может без переборки ставиться на РН. Следовательно, он уже не будет являться самым узким звеном. По крайней мере, в настоящих условиях в нем нельзя обоснованно видеть причину возможных будущих неудач.

Я также отметил, что анализ развития отечественной и американской космической техники указывает на существенное ее усложнение и комплексирование решаемых задач, что приводит к резкому росту массы космических объектов, назвал конкретные примеры такого увеличения масс отечественных и американских спутников. Поэтому потребность в сверхтяжелых носителях не исчезнет с закрытием лунной программы: для них найдутся задачи в ближайшем будущем. Прекращая работы над Н1, мы в значительной мере обесцениваем уже созданные объекты на полигоне, полностью теряем оснастку, технологию и производственные мощности. Основной завод в Куйбышеве не станет ждать два года новой “космической” документации и будет загружен другой, не менее важной, продукцией. Мы потеряем очень нужное для космонавтики производство. Это отбросит нас далеко назад при создании в будущем сверхтяжелого носителя: придется все начинать сначала.

Таковы краткие тезисы моего выступления. Мне было задано много вопросов по поводу РН Н1, тенденций развития тяжелых носителей за рубежом, обеспечения их надежности. Вопрос Л.В. Смирнова остался у меня в памяти. Он поинтересовался, почему доработанный Н.Д. Кузнецовым двигатель уже не будет источником наших тревог за надежность первой ступени РН:

— Можете ли Вы гарантировать безаварийность полета пятого носителя Н1? Ведь нам придется докладывать в Политбюро ЦК.

Ответил я так:

— Леонид Васильевич, если бы даже я и дал гарантии, то как мог бы их подтвердить? Вопрос непростой. Мы отрабатываем уникальный носитель, на порядок более мощный и сложный, чем прославленный “Союз”. Мы не прошли еще этап работы первой ступени РН. В принципе, могут возникнуть и другие трудности.

В общей сложности мое выступление заняло полтора часа. Наконец, Устинов подытожил:

— Таким образом, Вы против закрытия работ над носителем Н1?

Получив мое тихое “да”, продолжил:

— Теперь послушаем остальных.

Все выступавшие (а опрос проходил снизу вверх по цепочке) высказались в поддержку закрытия лунной программы и работ над лунным комплексом вместе с носителем Н1, с частыми напоминаниями о необходимости как можно полнее и эффективнее использовать в области создания новой космической техники задел, созданный под комплекс Н1-Л3. Причем каждый кратко объяснял свою позицию. Б. А. Комиссаров всю аргументацию свел к критике и резким нападкам на меня, повторяя как заклинание:

— Разве это директор!? Он не имеет постоянной точки зрения! убежденно полагая, что, если мнения других отличаются от его позиции, то они сами по себе порочны. За что Устинов дважды прерывал его:

— Говори о технике, не переходи на личности.

Меня крайне удивило, что за закрытие программы разработки лунного комплекса без каких-либо объяснений и колебаний выступил П.Д. Дементьев, хотя в качестве основной причины прекращения работ выдвигалась ненадежность двигателя, разработанного главным конструктором МАП Н.Д. Кузнецовым. Аналогичную позицию занял и министр общего машиностроения С.А. Афанасьев. Остается только предположить, что они устали от того напряжения, в котором их “держала” лунная программа, а выполнить ее не надеялись. Отстояв программу, они принимали бы на себя впоследствии всю тяжесть ответственности за вероятный ее провал. А так министры отмежевывались от конструкторов и примыкали к высшему руководству.

В заключение Д.Ф. Устинов сказал, что мнение о закрытии лунной программы практически единодушное, и поручил подготовить проект доклада в Политбюро ЦК КПСС с кратким обоснованием причин.

Я уехал одним из первых с тяжелым чувством, что оказался в единственном числе. Но не был особенно удручен сложившимся положением, поскольку это был в моей жизни, как видно читателю из моих воспоминаний, лежащих перед ним, далеко не первый случай, когда из-за несогласия с технической точкой зрения руководства мое положение могло пошатнуться. Но как-то все обходилось. Это можно объяснить только последовательной и технически аргументированной позицией института, которая находила понимание и поддержку у определенной части главных конструкторов и различных руководителей. Ведь обижались и сердились не все сразу, а поочередно. Наверное, все будет более понятно, если ознакомиться со всеми подобными сложными ситуациями, которые пережил институт за прошедшие 30 лет как головная оппонирующая организация, варясь в котле технических и административных противоречий, сопровождавших бурное и успешное развитие ракетно-космической техники.