Макмиллану и Петти было указано на места по обе стороны длинного полированного черного дерева стола, что подобием ножки буквы Т торцом приткнулся к массивному столу хозяина кабинета… Тем самым леди Морвен еще раз подчеркнула официальность дистанции, означенной в ритуале.

– Я слушаю…

Начал Макмиллан.

Он откашлялся и сказал следующее:

– Прошло четыре месяца с момента смерти лорда, и члены Капитула полагают необходимым собрать правление Ордена для обсуждения статуса временного управления…

– По Уставу Ордена власть короля иллюминатов наследует законная супруга, если союз был освящен по ритуалу Ордена.

– Это так, повелительница, – кивнул Макмиллан, – но Капитул должен собираться не реже…

– Раза в год, – перебила его Татьяна, – а последнее собрание в Цистерне дель-Пена состоялось всего восемь месяцев назад, так в чем же вопрос, господа, вы недовольны вашей королевой?

– Все не совсем так, миледи, – нарушил молчание Петти, – вопрос в том, что мы хотели бы договориться с вами…

– Мы – это кто? – резко спросила Татьяна.

– Мы – это представители большинства в Капитуле, – ответил Петти.

– Это вздор, большинство или меньшинство, но я готова выслушать вас, – хмыкнула Татьяна, придав интонациям максимум высокомерной иронии.

– Мы хотим предложить вам союз, – сказал Петти.

– А мы разве в состоянии войны или вражды? – спросила Татьяна вкрадчиво.

– Нет, вы не так нас поняли, просто для того, чтобы принимать эффективно руководящие и определяющие решения, требуется более чем доверие, – сказал Петти.

– Ах. Ну тогда соблазните меня, добейтесь меня, станьте моим фаворитом, Петти, только мне непонятно, зачем вы пришли тогда вдвоем? Неужели вы хотите превратить институт фаворитства в «лямур де труа»? Или вы хотите, чтобы Макмиллан стал моим любовником, а вы при нем кем-то вроде регента? – рассмеялась Татьяна.

– Не надо превращать добрые намерения в комедию, сударыня, – сказал Петти, – дело превыше всего.

– А что? Разве дело Ордена иллюминатов страдает? – спросила Таня, сделав невинное лицо и быстро-быстро заморгав глазами.

– Нет, сударыня, но вопросы решались бы гораздо эффективнее, если бы мы договорились…

– Если бы вы договорились со мной о некой форме регентства, так? – спросила Татьяна.

– Это можно было бы назвать и так, госпожа, – смиренно ответил Петти.

– Речь идет об очень больших деньгах, миледи, – прервал своего товарища Макмиллан.

– Так давайте договариваться, предлагайте ваши схемы, господа, – затараторила Татьяна.

– Два процента с лоббируемых сделок, – сказал Петти.

– Три процента, господа, – ответила Татьяна, и в голосе ее звенела дамасская сталь…

Лоусон был прав.

Петти с Макмилланом согласились.

Но возникал вопрос, как быть с обещанием, данным Гейлу Блитсу?

У нее не было достаточно свободных денег, чтобы дать их Вадиму Барковскому, чтоб, как выразился Гейл Блитс, преподать России азы капитализма. Эти деньги надо было взять у Петти и Макмиллана…

Следующее заседание Капитула они решили провести в Майами. Это был бы реверанс в отношении Петти и шестерки самых старых членов Ордена…

Лоусон собирал свою госпожу в Майами…

А госпоже тем временем было видение…

И случилось это так.

Таня ехала из Сити с шофером лорда Уорреном, который упорно одевался в серую униформу с высокими сапогами и фуражкой, что некогда, может, и было остроумным, но Тане претило, как нечто мертвое… Они медленно двигались в плотном потоке, как вдруг их серебристо-голубой «сильвер-спур» окончательно увяз вместе с остальной массой.

Они простояли в пробке пятнадцать минут, потом еще десять, потом еще пять…

– Я поеду на метро, – сказала Таня и отворила дверцу, – дайте мне десять фунтов, Уоррен, я верну вам сегодня вечером.

На станции «Лестер-Сквер» была толпа, но, в отличие от пробки, где застрял ее «роллс-ройс», толпа все же двигалась, и Татьяна в течение каких-нибудь пяти минут приобрела билет и пройдя турникет, вошла в кабину лифта.

Ухнуло и провалилось под ногами…

И вдруг погас свет…

Но никто из пятидесяти пассажиров лифта не закричал… Потому что Татьяна была в лифте одна. И открылась в стенке лифта маленькая дверца… Фэрфакс и Лео Лопс стояли в тесном коридорчике и протягивали к ней руки, в раскрытых ладошках она увидала окровавленные винтовочные пули…

– Ну что вы все ходите за мной? – воскликнула Татьяна, – ведь мы же договорились!

– А ты погляди с нами кино, Танюша, – сказал появившийся откуда-то Вадим Ахметович.

– Уйди, черт! – крикнула Татьяна.

– А сама ты кто?! – возмутился Вадим Ахметович.

– Я не знаю, кто я, но я не ты, – ответила Татьяна.

– Ой ли? – замигал одним глазом Вадим Ахметович.

– Уйди, уйди, мне отсрочка дана! – закричала Татьяна.

– Как тебе ее дали, так и заберут обратно, – сказал Вадим Ахметович нервно, – гляди вот лучше кино!

И она смотрела…

Смотрела, как брат ее Никита, голый, бьется головой о стены мрачного, освещенного зловещим багровым пламенем подземелья…

Смотрела, как ее Нюточка, прикованная, словно Прометей, к серой скале, извивается в тщетной попытке освободиться…

Смотрела, как человек, очень похожий на Павла, застыл в роковой зачарованности перед зеленой анакондой, а та, опершись на свернутый кольцом хвост, стоит, раскачиваясь, и щелкает выбрасываемым раздвоенным своим язычком…

Смотрела, как дрожит, стоя с завязанными глазами на краю обрыва, ее бесценный Нил-Ро…

– Ты видишь, Татьяна? – спросил ее Вадим Ахметович.

– Вижу, но зачем?

– А это ты себе в мозг, в душу свою смотришь, потому что мир – это ты… Ты поняла?

И кончилось кино.

Дали свет.

Ей казалось, что она кричала, но никто не обратил на это внимания. Никто не услышал.

Она стояла в лифте вместе с пятьюдесятью лондонцами. И они все вместе вышли на нижний перрон станции «Лестер-Сквер».

Каким-то советским средневековьем пахнуло от этого заскорузлого матросика, что вразвалочку, нога за ногу, будто в штаны наложил, отправился в долгое путешествие от будки контрольно-пропускного пункта к ручной лебедке шлагбаума…

«Да это какой-то каменный век», – подумал Леня Рафалович, глядя на матросика, на то, как тот нехотя, будто делая кому-то огромное одолжение, крутил рукоять, поднимая полосатую жердь, перегораживавшую дорогу к управлению тылом Северного флота…

«Ничего не изменилось», – думал Леонид, глядя в окно служебной черной «волги», которую вчера в полное его распоряжение предоставил сам адмирал Рукогривцев.

Ничего не изменилось. Здесь, в Заполярье, откуда Леня вышел в отставку еще пятнадцать лет назад, все как-то заморозилось. Как в холодильнике. На то оно и Заполярье, наверное! Все те же заскорузлые матросики береговой службы в нелепых черных шинельках, из-под которых торчат синие портки рабочей робы… И все так же, как и пятнадцать лет назад, они еле-еле ползают, словно сонные мухи зимой… А и правильно! Куда ему торопиться, этому матросику? Матрос спит – служба идет!

Тем более теперь, после горбачевских и ельцинских перестроек, когда служба во флоте из почетной обязанности превратилась в позорное отбывание срамной повинности, теперь вообще непонятно – кого в матросы берут? Наверное тех, у кого родители настолько бедны, что не в силах дать взятку военкому.

В его-то времена ребята-срочники, все как на подбор, были крепыши, да и с полным средним – через одного с техникумами… А теперь… Поглядите на этого недоделка!

Ну, слава богу, поднял шлагбаум! Может теперь опять ползти в свое теплое КПП мечтать там о дембеле!

Натужно взревев мотором, «волга» рванулась по пустынной бетонке.

Справа вверх по сопке карабкались низкорослые заполярные елочки и березки. Слева, далеко внизу, открывался простор Кольского залива с малюсенькими, игрушечными в этом просторе корабликами. Расстояние обманывало глаз. Но ему, бывшему военно-морскому офицеру, были хорошо известны настоящие размеры этих «игрушечек»…