- Ах, так... вспоминаю, - подумав, отозвался он. - Но знаете, тогда, пожалуй, будет лучше, если вы действительно поедете со мной. Не ради меня, а принимая во внимание создавшуюся обстановку. - И лицо его снова стянулось в бесчисленные складочки. Но он сразу же успокоился и выжидательно посмотрел на нее.
Она также взглянула на него и увидела, что у него широкие плечи и узкие бедра. Мотор был заведен. Поколебавшись немного, он сел в автомобиль.
- О, я не думаю, чтобы ко мне еще раз привязались, - с опозданием произнесла Иоганна. - Эти четверо, вероятно, были пьяны. Здешние люди в общем добродушны.
- Это ваше личное мнение, - сказал он. - Во всяком случае, при всем своем добродушии за последние годы они поубивали немало народу. - Он уже сидел в машине, мотор гудел. - Вы знакомы с джиу-джитсу? - спросил он. И так как она, смеясь, покачала головой, добавил: - Тогда вам, пожалуй, все же следовало бы поехать со мной. - Прищурившись, он глядел на нее лукавыми, немного сонными глазами.
- Но в двенадцать мне нужно быть у моего адвоката, - произнесла она, уже стоя на подножке автомобиля.
- Так-то оно вернее будет, - весело сказал Тюверлен, когда она села рядом с ним и машина тронулась.
КНИГА ВТОРАЯ. СУЕТА
1. ВАГОН МЕТРОПОЛИТЕНА
Вагон номер четыреста девятнадцать берлинского метрополитена, покрытый наполовину красным лаком, с мягкой красной кожаной обивкой, наполовину желтым лаком, с деревянными скамьями, был набит до отказа. Наступил час окончания занятий. Люди стояли, держась за ременные петли, прижатые друг к другу, притиснутые к коленям сидящих. Они толкали друг друга локтями, старались занимать как можно меньше места, бранились, извинялись. Кто-то сильно пахнувший дезинфекционными средствами сидел в углу, откинув назад забинтованную голову и полузакрыв глаза. Какая-то дама посасывала конфеты, вытаскивая их из пакетика, другая ежеминутно роняла на пол то сумочку, то один из своих многочисленных свертков. Какой-то человек в очках, несмотря на свою осторожность, все время беспомощно натыкался на соседей; кто-то ловким приемом обшаривал чей-то карман. Какая-то дама увлеченно красила губы. Две молодые девушки беспокоили публику своими теннисными ракетками, а человек в синей блузе - похожим на пилу инструментом, который, по мнению большинства, вовсе не полагалось брать с собою в вагон.
Весь этот человеческий груз, хихикая, споря, совершая сделки, флиртуя, распространяя запах духов, с тупым, потухшим взглядом цеплялся за ременные петли, в одинаковом механическом ритме следовал движениям мчавшегося поезда, шатался, покачивался при крутых поворотах, одинаковым движением век щурил глаза, когда поезд из освещенного электричеством туннеля вылетал наверх, в полосу ярких лучей вечернего июньского солнца.
Многие читали только что вышедшие иллюстрированные вечерние выпуски газет с разжигающими любопытство жирными заголовками. "Покушение на депутата Гейера" - гласил крупный заголовок в одной из газет. Другие газеты, наоборот, приводили это известие мелким шрифтом на второй странице, приберегая на первой странице место для "Злоупотреблений чиновников-социалистов".
Но, независимо от размеров заголовков и шрифта, читатель все же мог узнать, что ранним утром на одной из тихих улиц Мюнхена три каких-то субъекта напали на адвоката Гейера и избили его дубинками так, что он, окровавленный и в обморочном состоянии, остался лежать на земле. Нападавшие успели скрыться. Одна из газет выражала бурное возмущение тем, что в Мюнхене возможно такое нападение среди бела дня, и как на одну из причин одичания нравов указывала на явное потворство со стороны баварского правительства. Другая газета говорила лишь о "легком ранении" доктора Гейера и высказывала предположение, что все дело сводится к чьей-то личной мести. Каждый, утверждала газета, кто знаком с вызывающей манерой адвоката, которая недавно проявилась вновь на процессе Крюгера, если не одобрит, то, во всяком случае, поймет причину избиения.
Известие это было прочитано большинством пассажиров вагона номер четыреста девятнадцать берлинского метрополитена вечером 28 июня.
"Все дело в том, - подумал толстый пассажир, страдавший сильной одышкой, - что он чересчур лез вперед. Я с моим слабым сердцем не мог бы позволить себе подобные авантюры. Правда, эта штука создает рекламу. Но ценой таких треволнений, - нет, это слишком дорогое удовольствие!" Он вытер покрытое потом лицо, успокоил зашевелившуюся у его ног собаку и твердо решил впредь, как и до сих пор, держаться подальше от политических процессов.
"А все оттого это, - подумал высокий видный господин в охотничьем костюме и высоких сапогах, - что эти евреи сами во всем виноваты. Зачем они вмешиваются в наши дела, которые их вовсе не касаются?"
"Мюнхен, - подумал толстяк с массивной тростью, - акции пивоваренных заводов... Не повлияет ли эта история на их курс? Если они не поднимутся еще, мне так и не видать автомобиля!"
Двое молодых людей, которые, склонившись над газетой, вместе прочли напечатанное в ней известие, взглянули друг на друга взволнованно и Мрачно и продолжали сидеть молча, с расстроенными лицами.
- Когда реакционная сволочь нападает на рабочего, - высоким, взволнованным голосом произнес плохо одетый молодой человек в очках, обращаясь к двум другим, - а происходит это чуть ли не ежедневно, - об этом не печатают таким крупным шрифтом!
Какой-то стройный юноша в полувоенной куртке враждебно поглядел на говорившего, спрашивая себя, не вмешаться ли ему в это дело, но, увидя, что в этом вагоне он вряд ли привлечет на свою сторону большинство, удовлетворился угрожающим взглядом.
"Опять эта бесконечная политика!" - подумал человек с застывшим на лице выражением мужественности, и с огромным перстнем на пальце и перевернул страницу газеты в поисках рецензии на вчерашнюю премьеру, где выступал его коллега.
- Я всегда это говорил, - взволнованной скороговоркой заявил господин еврейского типа, обращаясь к своей полной соседке. - Не нужно ездить летом на баварские курорты. Когда они почувствуют, что уменьшается число приезжих, то бросят выкидывать такие штуки!