Ей так хотелось рассказать матери о нелюбви своей к Кариму, о том, какую ошибку она совершила, выйдя за него замуж, и что живет с ним лишь из-за боязни злых языков да пересудов, из-за нежелания вступать в борьбу с судьбою. Но в который уж раз — побоялась она огорчить мать, побоялась расстроить ее и... промолчала.

Любили они с сестренкой свою мать — за самоотверженность и бескорыстие, за страстную любовь, которой одаривала и она их, ненаглядных своих девочек. Смолоду овдовев, не захотела она выйти замуж, не захотела ради дочерей, ни разу в жизни не попрекнула их ничем. Оттого любили ее дочери еще больше, а тех, кого любишь, — всегда слушаешься... Сегодня Мунэвера пришла к матери открыться, поплакаться, посетовать на неудачную жизнь свою — но увидела ее, и желание пропало. Как может она огорчить маму? Когда та радуется счастью своей старшенькой, уверенная, что, слава аллаху, она за хорошим человеком... Радуется, что не приходится ей на старости лет слышать о дочери худое...

— Или зять куражится? — сказала мать, тронув ее за рукав.

— Нет, Карим хороший...

— Может, в школе что приключилось?

— Нет, нет, мама, ну что ты? Все хорошо...

Разговор запнулся, оборвался, угас. Мунэвера, опасаясь, как бы мать не дозналась все же до истины, поторопилась уйти и по улице почти бежала, низко склонив голову. Анвар волочился сзади, ворчал что-то. Миляушу она несла на руках. Дома ходила совсем расстроенной. Уложив детей, ткнулась лицом в подушку, всплакнула, на душе стало легче, но пусто. Перевернув смоченную слезами подушку, стала ждать Карима с работы...

В тот же день с ночного поезда на бугульминский перрон сошел Арслан. Молодой шофер на стареньком грузовике подбросил его до поселка «Комсомольский» и, улыбаясь, отказался от протянутой десятки.

— Денег, дядя, за проезд не берем!

— Брось ты.

— Серьезно, дядя. Да мы еще встретимся, не горюй!

Арслан, стоя на подножке, внимательно оглядел веселого парня. Был он удивительно хорош: крепкая загорелая шея, распирающая стираную тельняшку мощная выпуклая грудь и неожиданно притягательные своей бездонностью большие черные глаза. Бесценные залежи душевного богатства таились в теплой глубине этих глаз, помаргивающих смешливо и добро.

— Кто ты, дружище? — вырвалось невольно у Арслана.

Молодой парень, легко вникнув в смысл вопроса, засмеялся и ответил:

— А просто Атнабай Багитгараев. Я в солнечный день родился — друзья называют меня «солнечным парнем». А разве плохо? Не огорчайся, что я бросил тебя одного на дороге. Вон сколько у тебя маяков! Видишь огни над Калиматом? Возьми их себе в спутники!

Арслан долго смотрел на удаляющиеся красные фонари грузовичка: какие-то хорошие, доселе неведомые чувства всколыхнул в нем этот паренек в тельняшке. «Как, в сущности, легко дарить ближнему счастье или просто доброе настроение, — думал Арслан, — ах, хорош парень, чертяка!»

На первом же перекрестке он, сойдя с шоссе, зашагал по проселочной дороге. До Калимата оставалось совсем немного, и ему захотелось пройти дорогою, немало исхоженной им в далеком детстве. Часто взглядывал он на россыпи огней у подножия гор — там, в мерцающем разливе, угадывались без труда огни буровых, тремя ярусами вписывающихся в черно-синее ночное небо, а факелы пылали, словно утренние зори, и метались от них по далекому небосклону дымные розовые тени, — зрелище это, пожалуй, способно было взволновать даже совсем равнодушного к Прекрасному человека. И Арслан, шагая по хлюпающей под ногами темной дороге, неотрывно любовался сиянием факелов, не зная еще, впрочем, что в каждом из них сгорает за сутки безо всякой нужды и пользы на десятки тысяч рублей природного газа; но чтобы понять это, предстояло ему пролить на буровой сорок, а то и больше потов.

Пройдя километр с небольшим, Арслан наткнулся на застрявшую в грязи «Победу». По всему было видно, что автомобиль буксует уже давненько, — под бешено вращающимися колесами образовались довольно глубокие ямины, и летела коровьими шлепками жидкая глинистая грязь. Из «Победы» вдруг, ругаясь, выскочил небольшого роста человек в старом замасленном пиджаке и, схватив лопату, принялся насыпать под колеса сухую землю и всякий мусор. Чуть поодаль с кривой дымящейся трубкой во рту, в шлеме танкиста стоял другой.

— Засели? — сочувственно спросил Арслан у человечка с лопатой.

Тот, подскочив как ужаленный, злобно оглянулся на Арслана и заорал:

— А ты че суешься?! Давай вали отсюда, любопытный!

Но Арслана, после встречи с Атнабаем Бахитгараевым, мечтателем и «солнечным человеком», не так-то легко было смутить, — засмеявшись, он подошел к машине ближе и спросил:

— Прежде чему повалить отсюда, может, я все-таки помогу вам?

Человек с трубкой во рту приблизился к Арслану, неторопливым приветственным движением поднес руку к потертому шлему, проговорил:

— Что ж, товарищ, если хочешь, то помоги, пожалуйста; может, вместе и осилим эту проклятую яму. Садись, Васька, в кабину, а мы толканем сзади.

Арслан быстро и молча ухватился за машину, качнул ее, прикидывая, хватит ли у него силенок, и, разогнувшись, повел широкими плечами. Примерно с годик тому назад он, поспорив с товарищами, взялся удержать за привязанный сзади трос директорскую «Победу», и легковушка, под хохот собравшихся рабочих, долго и бестолково тужилась тронуться с места, пока не выглянул из нее удивленный шофер. Ребята из цеха часто вспоминали эту веселую и сильную шутку, а директор, вызвав Арслана к себе, часа три пропесочивал его за «подрыв авторитета», хотя и поглядывал с невольным восхищением. И теперь, представив его сердитый и пораженный взгляд, Арслан усмехнулся себе под нос и почувствовал, как в руках шевельнулась тугая силушка неистового деда Кубаша.

— Садитесь и вы! — громко сказал он курильщику трубки, который неловко пытался подталкивать машину сзади. — Быстро!

И когда тот, пожав плечами, забрался в салон, Арслан, пригнувшись и широко расставив руки, взял машину под бампер и, чуть приподняв, двинул вперед, — автомобиль шевельнулся и засел еще глубже. Арслан взялся по-другому: уперся поудобнее каменным плечом и, вздохнув, толкнул что было сил — «Победа» пулей вылетела из грязи, Арслан, пытаясь удержаться на ногах, пробежал за нею шагов пять и шлепнулся-таки на вытянутые руки. Чертыхнувшись, он вскочил и, отряхивая ладони, посмотрел в сторону остановившейся «Победы», откуда, открыв дверцу, таращил глаза маленький шофер Васька, а курильщик, вытряхивая из окошка свою трубку, с невозмутимым видом предложил Арслану доехать с ними куда ему надо. Арслан, молча улыбаясь, мотнул головой. Тогда к курильщику присоединился шофер и, захлебываясь, стал звать Арслана в машину.

— Спасибо, друзья, не теряйте времени, — ответил им Арслан. — Хочется мне пешком пройтись — я в родные края вернулся...

— Вот как! Ну, тогда, конечно, ничего не попишешь... — согласился человек с трубкой.