Пообщавшись с ребятами и поговорив со своим тренером Виктором Алексеевичем Лукьяновым, Тад пообещал ходить тренироваться. За время вынужденного простоя Тад потяжелел и едва сгонял вес до 75 кг. Ноги словно свинцом налились и, выступая на каких-то незначительных соревнованиях, Тад проиграл в этом весе первые два боя. Он все видел, но сделать ничего не мог, тело было, как не его и не слушалось. Удрученно он задумался о будущем. Но самым нерезультативным весом для Тада оказался вес до 71 кг. Тад провел в этом весе пять боев и все проиграл, он страшно не любил, когда его жалели, но остаться в своей любимой весовой категории до 67 кг ему не позволяла уже сама жизнь. Во время простоя Тад частенько качался штангой, гантелями, подтягивался на турнике, поэтому оброс мышцами.

На работе вроде бы было все нормально, но новые машины давали только старым водителям и знакомым, а Тада это не устраивало. Поругавшись с начальством и треснув кому-то по голове, Тад подал заявление об уходе.

Открывался новый 15-й таксомоторный парк, и Тад двинул туда. На новых машинах работать было куда приятнее, вдобавок Тад познакомился с Витьком Табулиным, жутким пройдохой, бывшим офицером Советской Армии. Тот как-то пробил перевозку почты в Ярославль и Орел и вообще был запросто с директором парка Роденвальдом, пинком ноги открывая дверь в его кабинет. Витьку тоже импонировало, что у него такой сменщик. Тад как- то раз во время ТО-1 сильно зарядил в пятак (ударил в нос) слесарю и полезшему защищать того таксисту за то, что плохо проверили машину перед выпуском на трассу. Это обстоятельство окончательно расположило Витька к Таду. Вообще для Тада в такси опять начался период драк. Лупить приходилось и своих коллег таксистов, которые вечером после работы, приняв стакан водки в ночном буфете, рассказывали небылицы и, когда их уличали, разгоряченные вином, лезли драться и, естественно, получали так, что мало не казалось. Часто в рожу получали и клиенты за несносный характер или еще за что-то. Так что работать в такси было весело и интересно. Поездки в другие города с почтой были трудны и опасны. «Волга» не та машина, на которой можно было ездить быстро и с комфортом, да и дороги тех лет оставляли желать лучшего, но заработок у Витька с Тадом был прекрасный. Они модно одевались, в кармане на всякий случай была пачка купюр, коллеги не знали, где закончат смену: «В Киеве, на Умани или Москве». Они классно водили машины, пришел опыт общения с людьми, ребята многое могли себе позволить, а деньги давали им возможность быть независимыми, в любой среде это вызывало уважение, друзья оглядывались вокруг, какой следующий шаг им предпринять, но пока в душу и голову ничего не лезло. На тренировки Тад ходил, но как- то бокс стал терять для него первозданную прелесть, и Тад потихоньку плыл по течению, пытаясь выступать не больше двух-трех раз в год. Все так же тщательно отрабатывая защиту, стараясь беречь голову от ударов. Зажигался Тад только в уличных потасовках, но несколько раз противники пинали его ногами, и Тад с трудом и ущербом для здоровья смог пробиться через эту преграду, задумался: что-то в тактике боя надо менять. На слух попалось какое-то непонятное слово «каратэ». Сколько Тад ни спрашивал у друзей и знакомых, что это такое, никто по этому поводу ничего не знал и объяснить не мог. Так и пребывал в неведении Тад еще несколько лет, пока, наконец, случай не свел его в 1969 году с его будущим сенсеем по каратэ Алексеем Штурминым. А пока работа в такси продолжалась. Тад все более и более глубоко узнавал людские характеры, Москву, в которую был влюблен без памяти, и продолжал поддерживать форму, занимаясь боксом. Компания друзей тоже сузилась, остались рядом только самые-самые, кто пока не мог существовать друг без друга.

Жизнь постоянно продолжала преподносить сюрпризы. Пару раз Тад выступил на собрании против администрации таксопарка и его тут же пересалили с новой машины на старую, не помог даже Витя Табулин. Что делать, на линии остались клиенты, были дела, и надо было продолжать зарабатывать деньги на жизнь.

18 февраля 1965 года стоял холодный пасмурный день. С красными глазами, в пальто, извалянным в пуху, небритый и злой Тад выехал на линию. Помотавшись по городу, Тад подхватил какую-то старуху и привез по ее просьбе к институту им. Мориса Тореза, высадил и, хотел, было, тронуться, как услышал крик: «Такси, такси!» В зеркало заднего вида увидел: какая-то длинноногая девица, сломя голову, неслась к машине, отчаянно размахивая руками. «Скорее на Преображенку, у меня пожар», – выпалила она, плюхаясь на сиденье рядом. «Как поедем?» – спросил Тад, искоса поглядывая на пассажирку. «Как угодно, но быстрее», – Взмолилась она. Тад лихо вырулил от Института на Садовое кольцо и понесся по адресу. Клиентка затихла, но Тад нет-нет, кося глазом, видел, что она переживает. Когда машина с Потешной улицы повернула на 2-ую Бухвостову улицу, Тад удивился: он думал, что знает Москву, а тут на перекрестке 2-й и 3-й Бухвостовых улиц оказывается и проехать нельзя: проложена узкоколейка и ходит игрушечный паровозик. Дом оказался на месте и не сгорел. Пришла квартирантка и выключила газ. На счетчике было 1 руб. 54 коп., клиентка ушла в дом, а Тад сидел в машине и ждал, он очень устал, сказались три бессонных ночи ремонта, болел желудок, и Тад, расстегнув ремень, закрыл глаза и, откинувшись на спинку сиденья, расслабился. Его потрясли за плечо, пассажирка звала его в дом расплатиться. В комнате, держа в руке 3 рубля, она смущенно смотрела на таксиста, сказав, что они у нее последние. «Дайте мне Ваш телефон, – сказал Тад, – на счетчике немного, я Вам позвоню». А сам упорно не отрывал взгляда от складочки над верхней губой девушки. Что-то ужасно милое, домашнее, женственное было в этом лице. «Вот он – рок, вот оно, наверно, мое», – подумал, уходи Тад. Много лет спустя в том же самом призналась и Лена, у нее тоже екнуло сердце, она тоже подумала, что что-то должно произойти.

Он позвонил ей через неделю, и Лена пригласила Тада в гости. Коротко стриженный под полубокс, с синяком под глазом, в натуральной канадской штормовке на леопардовом меху и с фиалками в кармане, Тад предстал перед Еленой, но сначала он осмотрел все подходы к дому и еще больше удивился: мимо дома, пыхтя паром, прополз паровозик, толкал перед собой вагонетки. Было такое впечатление, что все это происходит не в Москве, настолько патриархальным казалось все вокруг. Ворота дома были закрыты наглухо; спросить, туда ли он попал, было не у кого. На улице безлюдье, мороз и темень. Тад, подпрыгнув, подтянулся и перемахнул ворота, но тут из-за угла дома с яростным лаем выскочила собака, а за собакой выбежала Лена и, схватив Тада за рукав, потащила его в дом. В доме было тепло и уютно, на столе стоял торт с буквой «Т». Ощущение какого-то громадного счастья переполняло Тада весь вечер, и он понял, что будет встречаться с Леной каждый вечер.

Они поженились через четыре месяца, 17 июля 1965 года, но примерно за неделю до свадьбы Тад переехал к Лене уже насовсем. Как уже говорилось выше, дом, в котором проживала Лена, находился в очень старом районе Москвы, еще Петровских времен, о чем свидетельствовали названия улиц: Потешная, Суворовская, 9-я рота, Бужениновская. Когда-то юный царь устраивал здесь военные потехи со своими сверстниками, из которых был создан Потешный полк, а затем Преображенский и Семеновский. Улица же, где стоял дом Лены, носила имя первого русского офицера Сергея Бухвостова, который надел иностранный кафтан взамен стрелецкого. Еще более точно это место называлось «Гучки», так как земли со всеми стоящими домами принадлежали фабриканту-суконшику Гучкову. На доме, где стали жить молодожены, висела табличка: «Застрахован Варшавским обществом в 1872 г>. Надо сказать, что половину дома Лена купила у рассорившейся еврейской семьи. Глава этой семьи, бабка Лия, жила в этом доме с 1924 года и завещала его детям, а они, как это бывает, повздорили, и старшая дочь Галина продала вторую половину этого дома Лене, но с начинкой, те, со своей младшей сестрой Кларой, хотя должна была сначала её выселить. Когда Тад только женихался, он очень нравился Кларе Семеновне и ее мужу Бэру Бенциановичу, но когда эта еврейская семья поняла, что у Лены с Тадом все серьезно, Тад, тут же, стал плохим. Тад видел, что эти Матлины, будучи просто квартирантами, сильно прижимали Лену, а поскольку она жила одна, то мирилась с такими взаимоотношениями. По сучьим законам той коммунистической поры, их можно было выселить, только предоставив жилплошадь. Ишь, какое гуманное государство – решать свои проблемы за счет частника! Одним словом, Тад создал им условия, при которых они съехали из этого дома через семь месяцев, при вящем неудовольствии жильцов второй половины дома, но Таду было глубоко наплевать на все их маланские настроения (маланец, по-одесски, еврей, картофлянец – русский).