После выполнения всех юридических формальностей судья, полковник Никитенко, приступил к опросу «потерпевшего» Белякова, и Тад понял, что Белякову здесь ловить нечего. Вопросы судьи были остро поставлены, чувствовалось, что задает их профессионал, хорошо подготовившийся к процессу, Беляков пытался изворачиваться, вызывать жалость к себе, но по лицам собравшихся Тад видел, что вызывает, не знаю как у судьи, но у зала точно отвращение. К концу заседания первого дня Тад увидел, что Беляков сломался, да, в общем-то, он уже до суда был сломлен, приехал в бронезащитном жилете и сидел в нем на заседании суда, а когда первое разбирательство закончилось, прямо из горла вылакал бутылку водки. Раньше, работая на ликероводочном заводе, пил смертным боем, став работать и тренироваться в Школе, пить бросил, но перед судом вновь запил горькую.

Закончился первый день суда и перед тем, как увезти Тада в тюрьму, было несколько минут, когда ученики, облепив охрану, совали Таду и ребятам шоколад, продукты, пожимали руки, подбадривали. Все чувствовали, что Фортуна поворачивается в сторону истины. Беляков пытался в кулуарах заговаривать с ребятами, но чемпион Союза Сергей Соловьев цыкнул на них, а Белякову сказал: «Ты, мразь близко к нам не подходи, получишь в пятак». Беляков совсем загрустил.

Набитый продуктами, усталый, но довольный, Тад возвращался в камеру, распределил продукты на всех поровну и завалился спать, мысленно составляя план действий на следующий день и готовя свое выступление в последнем слове. Последующие дни мало чем отличались от первого, но в перерыве суда Тада и Рамиля охрана уводила пообедать и, дожидаясь обеда, Тад и Рамиль тренировались в маленьком закутке, где можно было поработать ЧИ-САО (прилипающие руки) и выполнить ката, разбив ее на несколько частей. Тад был доволен Рамилем, за полтора года сидения Рамиль сильно подтянул технику и как-то интуитивно стал понимать упражнения из вин-чуна. Радости общения не было границ. Охрана, простые армейские ребята, а не менты, наливая суп в шленки (миски), старались побольше положить спортсменам мяска и не пялиться на них, давая спокойно пообедать и пообщаться.

На столе судьи все больше и больше появлялось документов и доказательств того, что Касьянов не причастен ни к одному обвинению, выдвинутому против него по четырем статьям, суд шаг за шагом понимал, что все претензии Белякова – блеф и выдумки, или откровенная ложь. Ни доказательств, ни документов или каких-либо фактов, которые хоть кто-то мог бы подтвердить, у Белякова не было, и быть не могло. Скрывая свою вероломную суть и боясь ответственности перед администрацией охранного 0бщества Эскорт», украв около 700 тысяч по ценам 1991 года, он не придумал ничего лучшего, как сообщить органам МВД Татарин, что его украли и рэкетируют. Его заявление пало на благодатную почву национализма, раздуваемого в то время в Татарстане. Нужен был громкий процесс, и вот сейчас он терпел практически крах. Суд прерывает на день свою работу для подготовки приговора.

И вот, наконец, 22 декабря 1993 года. Утро. Зал суда. Встает военный обвинитель полковник Бойко и буквально по пунктам каждой из предъявленных Таду статей обвинения отклоняет их. Председатель процесса судья Леонид Александрович Никитенко объективно поддерживает прокурора Бойко и объявляет, что по ст. 126, ст. 218 и ст. 148 УК РФ признать Касьянова невиновным за недоказанностью, а по ст. 171 УК РФ за отсутствием состава преступления. На объявлении приговора Белякова с семьей уже не было.

В зале раздались рукоплескания, когда судья произнес: «Из-под стражи освободить».

В мае 1993 года один из знакомых младшей дочери Тадеуша Анастасии, чеченец по национальности, поехал на родину, куда-то под Грозный, в аул. Там же жил деревенский юродивый, этакий блаженный колдун, предсказатель, и Алик, так звали знакомого, показал фотографию Настиного отца. Колдун сказал, глядя на фото, что этому человеку сейчас плохо, он в клетке и страдает, но в конце года он будет освобожден, его слава и известность будет большой и он будет богат. Все произошло, как предрекал блаженный.

Ученики и друзья бросились к Таду и ребятам, обнимали их, желали здоровья и счастья, сообщили, что ресторан уже заказан и ждет всех. Тал и Рамиль зашли в канцелярию забрать бумаги дела, а затем пожать руку Председателю суда и поблагодарить, просто как человека за объективное судейство. Затем, обнявшись, расстались, чтобы скоро встретиться вновь. Рамиль поехал с мамой на родину помянуть умершую бабушку, а Тада жена и дочь с учениками потащили на вокзал, всем не терпелось скорее добраться до дома. Начинался новый этап жизни, пока неизвестно, какой.

Но… какой афронт, получив по соплям, Главная военная прокуратура не успокоилась, честь мундира дороже судьбы человека, ее не удовлетворило решение суда, и по апелляции прокуратуры было затеяно новое разбирательство, которое опять было проиграно прокуратурой с треском.

Прошло более двух лет. Жизнь Тадеуша Рафаиловича и его учеников вошла в обычную рабочую колею. Приходилось работать по 14-17 часов, как и прежде. Ведь спортивная жизнь во многих филиалах едва теплилась, и Касьянову пришлось эти два года много ездить, организовывать новые филиалы, помогая становиться на ноги старым. Таким образом, были открыты две краевые федерации рукопашного боя – Красноярская и Краснодарская, число занимающихся рукопашным боем приблизилось к цифре 50 тысяч. Всероссийская федерация рукопашного боя и Тадеуш Касьянов заключили договор с Национальным Олимпийским комитетом, разработана классификация вида и правила. Апофеозом этих славных дел было создание международной ассоциации рукопашного боя, и Касьянова вновь избрали еще на пятилетний срок Президентом Всероссийской федерации, а также Президентом Международной ассоциации. Правда, здоровье Президента после четырех советских «санаториев» было уже не то, что раньше. Большой любитель подраться, пропуская через свои руки по 5-10 человек за тренировку, спаррингуя часами, он сейчас хоть и проводил тренировки, но больше же, конечно, переключился на тренерскую работу. Через месяц после освобождения пришлось лечь в больницу и по выходу из нее Тадеуш Рафаилович с грустью узнал, что ему оформили II инвалидную

Кто ответит за сломанное здоровье, за боль и унижение родных, за украденную в большейсвоей части коллекцию холодного оружия, которую Касьянов собирал более 25 лет, ведь основные действующие лица этой драмы живы. Но есть более высокая инстанция Бог, а за все свои мерзости и предательства все равно придется платить по счетам. Пришло известие из Казани, где-то на задании в перестрелке погиб славный опер Ануфриев, бросивший когда-то фразу в статье «Стой, буду стрелять! – одной из казанских газет, – Президент улыбался, но мы были готовы ко всему». Очевидно, хорошо стрелял не он один.

А МИР УВИДИТ
Мы без тебя…
А мир не видел
Тех, кто молчал и ненавидел,
Тех, кто любил и отрицал,
Но все же… дело продолжал.
Мы без тебя…
А мир не видит
Всех позабыл и ненавидят,
Чьи мысли умные, слова
Вселяют в души крик свободы
О разразись ты, Боже! Годы
Проходят мимо, даром, зря…
Мы без тебя…
А мир то видит
Умиротворенье
Ушло… в далекое забвенье.
Покоя нет, душа – в опале.
Тоска, тревога, как устали
Все, кто навечно… за тебя.
И дело в каждом человеке
Кто понял – истину вовеки
Нельзя купить, нельзя продать,
А можно лишь ее… загнать
– Да, за решетку!
Там – ей место!
Ведь ложь, на свете
Мы без тебя…
Но мы – с тобою,
Во тьме – под тихою луною,
И ярким днем,
И в дождь, и в холод,
В сыром тумане,
В слякотъ, в грязь
Идем с тобою – не спросясь!
Мы выбор сделали, иначе…
Уже давно никто не плачет.
Все дело делают – молчат,
У нас у всех тяжелый взгляд.
На жизнь, на вещи, на природу
Но мы не делаем погоду,
Но твердо знаем, если солнце
Закроет лжи тугая грязь,
Мы будем в ней рубить оконце,
Какая б не случилась власть!
Мы без тебя…
А мир увидит
Тех, кто тебя так ненавидит,
Тех, кто продал за гроши честь.
Их покарают –
Бог ведь есть!

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: