Элейн Каннингем

ВОДНЫЕ ВРАТА

Битва оборачивалась не в пользу ларакена. Монстр знал это, его враги — нет. Они продолжали сражаться с безумием храбрецов, жаждущих умереть славной смертью.

Люди и раньше приходили в болото Ахлаура, но эти были особенными. Их оружие — не чары, но острые мечи, пики и стрелы. С ними подозрительно знакомая эльфийка, та, что не была ни пищей, ни врагом.

Ларакен бросился вперед, визжа, как демон, которого он и напоминал. Стрелы и копья, утыкавшие его словно щетина, мало заботили его. Когтистые задние лапы сминали упавших людей. Небрежным пинком он отбросил тело вемика — могучего льва-кентавра, что погиб, защищая эльфийку. Истерзанный труп прокатился по влажной земле, забрызгав выживших воинов зловонной жижей; катился, пока корни дерева бильбоа не остановили его.

Ларакен атаковал, вгрызаясь в ряды людей — и все более удаляясь от источника живительной магии. Монстр истошно выл не из-за охватившей его ярости, а от заполонившего все мысли голода. Зеленоватая кровь текла из бесчисленных ран, но голод, не оружие людей, мог стать причиной гибели ларакена.

Единственной пищей были заклинания эльфийки и скудные крохи магии, что таились в высоком рыжем воине. Монстр с жадностью осушил их. Рыжеволосый стал полупрозрачным, как капля росы. Но он жил и сражался!

Сражались и его товарищи, но никто не дрался более свирепо, чем воин, черным ястребом вцепившийся в спину ларакена. Он рубил монстра, заставляя его кричать от ярости и боли.

И все же самым грозным противником оказалась невысокая женщина-человек, чьи глаза напоминали темные омуты магии. Ее голосу не возможно было противиться. Ее песня манила ларакена, в то время как инстинкты вопили о том, что надо бежать, спасаться, обратно к ручейку жидкой магии, главному источнику силы.

Зовущая сидела высоко на дереве, не вступая в сражение. Волшебная песнь лилась из уст девушки, порождая у ларакена чувство неполноты, маня и одновременно насмехаясь над его голодом. Досада медленно сменялась страхом: ларакен вспомнил, как много лет назад уже сталкивался с волшебником, чью магию нельзя поглотить.

Серебристый огонь вспыхнул у самой морды ларакена — и тут же жгучей болью разлился по телу. Монстр заорал, зажимая поврежденный глаз верхней парой рук. Беспорядочно размахивая лапами, он зацепил ослепившего его воина. Когти вонзились в мягкую плоть. Сидящий на монстре мужчина, наконец-то выпустил свою жертву и скатился со спины ларакена.

Охваченный отчаянной, безумной жаждой жить монстр вырвался из-под чар певицы — и ринулся к воде. Эльфийка выкрикнула неизвестное слово и бросила что-то в бурлящий источник магии. Не прошло мгновения, как пузыри выросли в радужные, размером с человека, купола — и взорвались брызгами живительных капель. Инстинктивно, словно объятое пламенем животное, ларакен бросился в воду.

В тот же миг монстра подхватил водоворот. Ларакен упал — или, возможно, полетел — в кружащийся белый ужас. Его чувства были притуплены, он отстраненно ощущал ушибы от падения, рев воды, громовые раскаты, грохот закрывающихся магических врат.

И, наконец, тишина…

Оглушенный, сбитый с толку, ларакен позволил течению подхватить себя. Он дрейфовал, ощущая покалывание энергии, проникающей под чешуйчатую кожу и неясным шепотом отдающейся в костях и жилах.

Через некоторое время ларакен начал присматриваться к новому окружению. Вода была везде, но совсем не такая, как в родном болоте. Это был жидкая магия, менее плотная, чем земные воды, более живительная, чем воздух. Монстр мог дышать ею, и каждый вдох делал его сильней.

Ларакен осторожно двинулся вперед, помогая себе четырьмя перепончатыми руками. Он не восхищался красотой коралловых дворцов или волнующихся морских лесов — пышных и красочных, словно джунгли. Монстр не обращал внимания на замысловатую резьбу арки, обрамляющей место, где скрывались магические врата — незримые, недоступные прочим органам чувств. И все же… Похожие на угрей отростки, обрамляющие морду ларакена, всколыхнулись. Рептильи глаза резко распахнулись и не мигая уставились вдаль; монстр широко раскрыл пасть, оскалив острые клыки. Угри-отростки потянулись к стае мелких, разноцветных рыбок.

Гнетущая зловонная магия достигла ларакена. Ее едкий, выворачивающий кишки запах говорил об опасности. Монстр зарычал, рывком оборачиваясь к неизвестной угрозе.

Белое пятно неслось к нему с невероятной скоростью. Это было нечто громадное; на ларакена надвигались огромные распахнутые ворота. Одного мига хватило монстру, чтобы понять: «ворота» на самом деле это челюсти гигантской акулы. Пасть была достаточно велика, чтобы поглотить двенадцатифутовую добычу целиком. Клиновидные зубы выстроились в несколько рядов. Дальше был только скелет, и ничего больше.

Инстинкт подсказывал бежать, но ларакен понял, это бессмысленно. Вместо этого он бросился прямо в ворота из зубов и костей. Мощно гребя всеми лапами, ларакен стремился добраться до чистой воды, той, что виднелась позади пустых белых ребер.

Кости акулы-скелета сомкнулись вокруг добычи. Хрящи скрипели, ребра сжимались, словно переплетенными пальцами обхватывая жертву. Костяная клетка захлопнулась перед самым носом ларакена, пресекая любую попытку вырваться на свободу. Два ребра срезали угревидный отросток с головы монстра. Кусок плоти закружился в мутной воде. Снующая под акулой рыба схватила его и торжествующе уплыла прочь.

Ларакен вонзил когти ног в позвоночник костяной твари и повис вверх тормашками. Схватив пару сомкнувшихся ребер четырьмя руками, монстр изо всех сил пытался разомкнуть кости, но гибкие хрящи акулы гнулись, не ломаясь. Ларакен, обезумев, бился о стены клетки, пока из полученных от ударов ран не потекла зеленоватая жидкость. Акула-скелет спокойно плыла дальше, оставляя за собой кровавый след.

Ларакен запрокинул голову и завыл как демон, только что обреченный на вечные муки. Он выл снова и снова, и от каждого вопля сотни пузырьков взметались вверх и уносились течениями.

Сквозь шум вспенившейся воды и собственный рев ларакен краем сознания ощутил нечто новое — магию, более плотную и более острую, нежели та, что была растворена в воде. Инстинктивно он потянулся к ней, но поглотить не смог. Волшебство имело запах, неуловимо похожий на магию эльфийки, но куда более сильный.

Более сильный и неожиданно знакомый.

Невыносимый ужас охватил ларакена. Потеряв последнюю надежду на спасение, он съежился в углу костяной клетки и отчаянно завыл, словно детеныш обезьяны, вцепившийся в ветку дерева и ждущий, что вот-вот на нем сомкнутся зубы камышовой кошки.

Ларакен увидел волшебника — и его вой захлебнулся, превратившись в полузадушенный всхлип. В наступившей тишине монстр ожидал смерти — и надеялся на нее.

Неспешно, уверенно приближался Ахлаур к акуле-скелету, в пропитанной магией воде перемещался он так же легко, как некогда ходил под небом Халруаа. Волшебство поддерживало в некроманте жизнь, но двести лет, проведенных на Элементальном Плане Воды, сильно изменили Ахлаура. Он все еще был крепким мужчиной, высоким и худощавым, с выразительными черными глазами и правильными чертами лица. Но теперь крошечные чешуйки покрывали его кожу, а сама она приобрела бледно-зеленоватый оттенок. Жабры в форме двойной молнии рассекали шею некроманта. Пальцы, сжимавшие посох, были длинными и перепончатыми.

Маг не только выжил на Элементальном Плане Воды, он процветал. Слуги преподносили ему прекрасные одежды, все из тонкого зеленого морского полотна, с рунами, вышитыми черным жемчугом. Да и могуществу некромантии Ахлаура было множество доказательств. Его посох был сделан не из дерева ‐ это был оскалившийся угорь, негнущийся и обездвиженный при помощи магии. Маленькие молнии с шипением разлетались от тела существа, играя бликами на лысой зеленой голове волшебника.