— Я его подобрала около шахты.

— А почему вы, после моего появления здесь, смыли с него отпечатки пальцев?

Она удивленно подняла брови.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Позавчера вечером пистолет был промыт спиртом.

— Клянусь вам, что я об этом не знаю!

Возможно, что на этот раз она не лгала.

— Благодарю вас, Долорес! Пожалуйста, никому не рассказывайте, о чем мы тут с вами беседовали.

— Постараюсь.

Я откланялся и пошел к себе. Итак, новая версия: Долорес взрывает шахту.

Об этом становится известно Майзелю, и она в спешке приканчивает его из своего пистолета. Затем берет его пистолет, а свой оставляет на месте преступления. Однако сколько требуется натяжек, чтобы эта версия выглядела правдоподобно!

24 марта.

Снова спал очень плохо. Ночью кто-то тихо прошел по коридору, постоял у моей двери, а затем тихонько попробовал ее открыть. Я схватил пистолет и распахнул дверь, но в коридоре уже никого не было. Потом я долго не мог уснуть. Я не робкого десятка, но иногда мне тут просто становится страшно.

Есть что-то зловещее во всей здешней обстановке. Утром решил осмотреть шахту. Впрочем, утро — понятие довольно относительное. Живем мы все тут по земному времени. Фактически же ни дня, ни ночи нет. Всегда сумерки, а вечно маячащий на горизонте багровый диск скорее греет, чем светит. Я невольно вспомнил стихи Майзеля. "Мертворожденная заря", — сказано очень точно.

Это была моя первая вылазка за пределы базы. В ущелье дул ветер, и идти против него было нелегко.

С годами у меня выработалось обостренное чувство опасности. Я обычно инстинктивно поворачиваюсь раньше, чем выстрелят в спину. Это не раз спасало мне жизнь. Вот и сейчас, идя согнувшись в сплошной пелене хлеставшего по глазам дождя, я чувствовал, что за мной кто-то крадется. Несколько раз, на ходу, я просматривал пространство за собой при помощи карманного зеркальца.

Однажды мне показалось, что за уступ скалы скользнула какая-то тень. Я сунул руку в карман и перевел предохранитель пистолета в боевое положение. К сожалению, это мало что меняло. Шум дождя заглушал все другие звуки, а для того, кто крался сзади, я был отличной мишенью.

Все же до шахты я добрался без всяких приключений. Здесь, над небольшим пятачком, где располагалась бурильная установка и стояли бездействующие механизмы, скалы нависали со всех сторон, образуя своеобразное перекрытие.

Ветер тут свирепствовал с особой силой.

Я заглянул в глубь ствола и увидел зеркало воды, примерно в десяти метрах от поверхности.

Я попытался представить себе все, что тут произошло, и внезапно меня осенило. Нужно точно выяснить, где был обнаружен труп, а затем попытаться найти гильзу от патрона. В случае самоубийства она должна была находиться где-то рядом. На всякий случай я решил осмотреть почву возле самой шахты, благо со мной был электрический фонарь.

Я был целиком поглощен поисками, и только присущее мне шестое чувство заставило отпрыгнуть в сторону, раньше чем на место, где я стоял, обрушился сверху обломок скалы.

Теперь отпали все сомнения. Меня хотят убрать по той же причине, по которой убили Майзеля. Из охотника я превратился в дичь.

Из дневника Джека Клинча 25 марта.

Вчера я вернулся на базу совершенно разбитый. Повесил сушить одежду и завалился на кровать. Несмотря на усталость, спал плохо. Во сне мерещились то серая тень с пистолетом в руке, то Роу, приказывающий найти убийцу, то окровавленный Майзель, который, стоя на краю шахты, взывал к возмездию.

Проснулся с твердым намерением, не откладывая, довести до конца все, что решил вчера. Оделся и, не завтракая, постучал в дверь к Томасу Милну.

В ответ послышался хриплый голос, приглашавший войти.

Великий боже! Мне показалось, что я попал в клетку со скунсом.

Неприбранная кровать с грязными простынями, стол, заставленный химической посудой, обрывки бумаги и окурки на полу. Запах давно не мытого тела и алкоголя.

Химик сидел полуодетый на кровати и уписывал консервы. В ногах у него стояла уже опорожненная бутылка виски.

— А, комиссар Мегрэ! — приветствовал он меня с а насмешливой улыбкой. Вот не ожидал! Ну что ж, давайте выпьем по этому поводу! — Он подошел к шкафу и достал новую бутылку. — Вот черт! Где-то был стакан. Впрочем, пейте из горлышка первый, я-то не брезгливый, могу после вас.

Я взял бутылку, подошел к шкафу, поставил ее на место, запер дверцу и положил ключ в карман.

Он смотрел на меня вытаращив глаза.

— Эй! Какого дьявола вы распоряжаетесь в моей комнате?!

— По праву старшего.

— Тут нет старших. У нас персимфанс, оркестр без дирижера, так что отдайте ключ и катитесь к чертовой матери!

— Я инспектор отдела полезных ископаемых.

Тут он взорвался окончательно:

— Сукин сын вы, а не инспектор! Будь вы инспектором, вы бы видели, что тут творится! Пора закрывать эту лавочку, не то…

— Что же вы замолчали? Я вас слушаю.

Он устало махнул рукой.

— Отдайте ключ.

— Не отдам. Вы мне нужны в таком состоянии, чтобы дойти до шахты.

Опять это знакомое мне выражение испуга:

— До шахты? Я туда не пойду.

— Почему?

— Мне там нечего делать.

— Вы помните место, где подобрали труп Майзеля?

— А что?

— Покажите мне.

— Не могу.

— Как это — не можете?

— Забыл.

Я подошел к нему, схватил за плечи и тряхнул с такой силой, что у него лязгнули зубы.

— Одевайтесь и пошли!

— Я не могу, — вдруг захныкал он, — я болен!

— Вы не больны, а пьяны.

— Нет, болен. У меня кашель, высокая температура и еще печень болит.

— Хорошо. Сейчас я приглашу сюда сеньору Сальенте. Она определит, больны вы или нет, и, если нужно, даст лекарство.

Внезапно он протрезвел:

— Сальенте? Ну нет! Скорее я суну голову в львиную пасть, чем возьму лекарство из рук этой гадюки!

— Почему?

— Хочу еще пожить.

Я начал терять терпение:

— Послушайте, Милн. Или вы перестанете валять дурака и говорить загадками, иди я вас так трахну головой о стену, что вы забудете, как вас зовут!

— Я не говорю загадками. Просто я боюсь этой женщины.

— Вы считаете, что она могла убить Майзеля?

Он расхохотался.

— Убить Майзеля?! Ох, уморил! Долорес могла убить Майзеля! Да вы знаете, что она нянчилась с этим хлюпиком, как с малым ребенком? После взрыва в шахте он запсиховал, ну что-то вроде нервной горячки. Так она с ним ночи сидела напролет. А вы — убить! Нет, уважаемый Шерлок Холмс, тут ваш метод дал осечку.

— Вы уверены, что Майзель покончил с собой?

— А кто его знает? Может, и покончил. Я при этом не присутствовал. А вообще он был чокнутый, этот Майзель.

— Хватит! Одевайтесь!

Видно, он понял, что я от него все равно не отвяжусь.

— Отдайте ключ, тогда дойду.

— Не отдам. Вернемся, пейте сколько влезет.

— Ну один глоточек!

— Черт с вами! Лакайте!

Я отпер шкаф и налил ему в мензурку на два пальца. Но тут у меня опустилась рука, и содержимое бутылки полилось на ноги. Среди огрызков хлеба и недокуренных сигарет на столе лежала стреляная гильза.

— Перестаньте разливать виски! — крикнул Милн. — У меня его не так много осталось, чтобы поливать пол.

Я поставил бутылку.

— Скажите, Милн, откуда у вас эта гильза?

Он выпил и еще раз налил. На этот раз я ему не препятствовал.

— Откуда гильза? Подобрал около шахты.

— Когда?

— Не помню. Давно.

— Зачем?

— А чего ей там валяться?

Я взял гильзу. Судя по влажным окислам на поверхности, она долго находилась под открытым небом и попала на стол к Милну не далее чем вчера.

— Ладно, — сказал я, — поход отменяется, а теперь сядьте и поговорим по душам.

— А разве до этого мы говорили не по душам?

Он снова начал хмелеть, но я подумал, что, может, это лучше. Больше вероятности, что проболтается спьяну.