— Не надо скромничать, — проговорила женщина.
— Вам тоже. Информаторы у вас первосортные.
— Это одна из привилегий королевских фамилий. Восхищение итальянского финансиста было особенно впечатляющим. Вот его-то я и спросила: как с вами связаться. Он снабдил меня номером телефона — в моей прошлой жизни такие люди встречались сплошь и рядом — вашего агента.
— Надеюсь, вам неизвестно его имя.
— Напрямую я с ним не говорила. Только через посредников.
— Хорошо.
— Что подводит нас к моей проблеме.
— Еще одна привычка, мисс Стоун. Не стоит вдаваться в подробности в этой комнате.
— Но нас никто не может услышать. Никаких подслушивающих устройств, микрофонов…
— Почему вы так в этом уверены?
— Телохранители утром проверяли номер.
— Именно поэтому я повторяю…
— Чтобы я не вдавалась в подробности? Мои телохранители не произвели на вас должного впечатления?
— Да нет, почему же, произвели.
— Похоже, совсем не тем местом.
— Я не любитель критиковать.
— Еще одна похвальная привычка. Ну, что же, Сэвэдж, — ее улыбка засверкала наравне с бриллиантовыми серьгами. Она наклонилась вперед и дотронулась до его руки. — Не хотите ли осмотреть кое-какие руины?
4
Черный “роллс-ройс” вырулил из потока машин и остановился на овальной автостоянке. Сэвэдж с двумя телохранителями вышли вперед — третий остался в отеле, чтобы присматривать за номером. После того, как охранники рассекли толпу, чтобы устроить в ней коридор, они кивнули в сторону машины.
Джойс Стоун легко выскользнула из салона, попав в “клещи” между телохранителями.
— Поездите где-нибудь поблизости. Мы вернемся примерно через час, — сказала женщина шоферу, и “роллс” влился в поток уличного движения.
Затем удивленно повернулась к Сэвэджу.
— Вы продолжаете меня удивлять.
— Да?
— В отеле не позволили мне сидеть у окна, но ни словом не обмолвились по поводу выхода на публику.
— Быть знаменитостью вовсе не означает быть отшельником. Пока вы не докладываете всем и всякому о своем дневном расписании, умелый водитель вполне сможет уйти от любого преследования и скрыться. — Сэвэдж кивнул в сторону потока машин. — Особенно в Афинах. К тому же вы умеете одеваться, не привлекая внимания. Возвращаю комплимент, которым вы меня наградили, — вы легко приспосабливаетесь к окружающей обстановке.
— Этому трюку я обучилась, будучи актрисой. Одна из самых тяжких ролей — быть обыкновенной…
Прежде чем выйти на прогулку, она переоделась. На смену коллекционным слаксам и блузке пришли вытертые джинсы и висящий мешком серый свитер с высоким воротом под горло. Бриллианты исчезли. Часы — обыкновенный “Таймекс”. Пыльные “рибоки” на ногах. Замечательные, но сильно бросающиеся в глаза белые волосы оказались заткнутыми под обвислую соломенную шляпу.
И хотя прохожие останавливались, чтобы присмотреться и поглазеть на “роллс”, они почти не обратили внимания на вылезшую из него женщину.
— Роль получается что надо, — похвалил ее Сэвэдж. — В данный момент ни один продюсер не даст вам даже в массовке сыграть.
Она с издевкой сделала реверанс.
— Только вот у меня есть еще одно предложение, — продолжил Сэвэдж.
— Я так и знала, что оно не замедлит появиться.
— Прекратите кататься в “роллсе”.
— Но я получаю от этого удовольствие!
— И получайте себе на здоровье. Просто поберегите его для особых случаев. А так… Купите отлично работающую, но совершенно незаметную машину. Которую, разумеется, придется слегка модифицировать.
— Разумеется.
— Пуленепробиваемые, тонированные стекла заднего обзора. Бронебойная сталь.
— Разумеется.
— Не передразнивайте, мисс Стоун.
— Я и не собиралась. Просто мне нравятся люди, получающие удовольствие от своей работы.
— Удовольствие? Это для меня не забава. Моя работа сохраняет людям жизни.
— И вы ни разу не проиграли?
Сэвэдж колебался. Застигнутый врасплох, он почувствовал, как на него надвигаются стеной мучительные воспоминания. Блеск меча. Фонтан крови.
— Проиграл, — наконец выдавил он. — Однажды.
— Поразительная откровенность.
— И единожды. Вот почему я столь скрупулезен: чтобы не оступиться вновь. Но если моя откровенность заставляет вас сомневаться в моей…
— Наоборот. Моя третья кинокартина оказалась провальной. Конечно, я могла сделать вид, что ничего не произошло, но я призналась в этом самой себе и извлекла необходимые уроки. И завоевала “Оскара” только потому, что очень сильно старалась. Для этого потребовались еще семь фильмов.
— Жизнь — не кино.
— А смерть? Вам бы следовало прочитать рецензии на мой третий фильм. Меня просто похоронили.
— Нас всех когда-нибудь похоронят.
— Вам, что, в могилу захотелось? Прекратите, Сэвэдж.
— А вам никто не рассказывал, что такое жизнь?
— Секс? Этому я научилась довольно рано. Смерть? Для этого существуют такие люди, как вы. Чтобы оттягивать ее приход как можно дольше.
— Да, верно, смерть, — произнес Сэвэдж. — Враг.
5
Они двинулись за туристской группой к западному склону Акрополя — обычный подход к руинам, потому что остальные склоны были чересчур круты для современных дорог. Мимо пихт подошли к древнему каменному входу, известному под названием Прекрасные Врата.
— Бывали здесь раньше?
— И не раз, — ответил Сэвэдж.
— Я тоже. Интересно: вы приходили сюда по тем же самым причинам, что и я, или нет?
Сэвэдж ждал от нее объяснений.
— Руины учат. Учат тому, что ничто — богатство, слава, власть — не вечно.
— “Воззри, о Всемогущий, на все труды мои — и ужаснись”.
Она повернулась к нему. Заинтересованно.
— Шелли. “Озимандиас”.
— Я неплохо учился в средней школе.
— Но не уточняете, в какой именно. Безымянно, как всегда. Пора привыкать. А продолжение стиха помните?
Сэвэдж пожал плечами.
— Шелли хорошо понимал меткость слов. Будь он японцем — писал бы, наверное, отменные хокку.
— Телохранитель, цитирующий стихи?
— На самом деле, мисс Стоун, я не совсем телохранитель. Понимаете, я ведь не просто стараюсь кого-то от чего-то уберечь, защитить своим телом.
— Что же вы делаете? Кто вы такой?
— Исполнительный защитник. Организатор. Знаете, ведь Шелли, кроме столь дивно описанного песка, напоминает мне еще и о…
Сэвэдж указал на ступени, по которым они поднимались. Мрамор был изъеден временем, разрушен бесчисленными посетителями, оккупантами, но больше всего — выхлопными газами автомобилей.
Они проходили через Пропилею, чья драгоценная, но уже разрушенная плоть была заменена деревянным полом. Пять ворот с колоннами становились все выше и просторнее и наконец вывели группу на раскалывающуюся на две — правую и левую — тропинку.
После ядреной жары лета сентябрь принес с собой начало туристского сезона и умеренную температуру. Туристы пробегали мимо Сэвэджа и Джойс с выпученными глазами, задыхаясь от крутого подъема. Другие снимали Браронию и менее впечатляющий дом Арефорроя.
— Прикажите своим людям идти за нами, — сказал Сэвэдж. — Я буду наблюдать за тем, что творится впереди.
Повернув направо, они прошли к широкому прямоугольнику Парфенона. В 1687 году конфликт между оккупантами закончился тем, что венецианская бомба взорвала турецкий склад боеприпасов и пороха, находящийся в Парфеноне, который в древние времена являлся храмом, посвященным богине непорочности Афине. Взрыв уничтожил часть памятника, свалил колонны и большую часть крыши. Восстановительные работы до сих пор были не завершены. Леса закрывали вид на великолепные дорические колонны. Ограждения удерживали посетителей от дальнейшего уничтожения внутренней части храма.